Фредерик Перлз

Эго, голод и агрессия

 

 

Под редакцией Д.Н. Хломова

ИЗДАТЕЛЬСТВО   «СМЫСЛ» МОСКВА 2000

УДК   615.851 ББК  53.5 П 274

Московский  Гештальт Институт

Perls F. Ego, Hunger and Aggression: A Revision of Freud's Theory and Method. N.Y.: Random House, 1969.

Перевод с английского Н.Б.Кедровой, А.Н.Кострикова

Научное редактирование и вступительная статья Д.Н.Хломова

Редактор Н.В.Крылова

Корректор Т.П.Толстова

Дизайн серии Ф.С.Сафуанов,Э.А.Марков

Верстка О.В.Кокоревой

ПерлзФ.С.

Эго, голод и агрессия / Пер. с англ. М.: Смысл, 2000. —358 с

Впервые переведенная на русский язык главная теоре­тическая книга Ф.Перлза — выдающегося психолога и психо­терапевта, создателя гештальттерапии.

Психологам, психотерапевтам, всем, интересующимся глубинными механизмами человеческого поведения.

ISBN5-89357-073-1

© Перевод на русский язык,

вступительная статья— Московский Гештальт Институт, 2000

© Издательство «Смысл», 2000

ОГЛАВЛЕНИЕ

Д.Н.Хломов. Вступительное слово......................................5

Предисловие автора к изданию 1945 г.............................. 15

Зам ысел............................................................................ 17

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ХОЛИЗМ   И   ПСИХОАНАЛИЗ

Предписание......................................................................19

Глава 1. Дифференциальное мышление............................20

Глава 2. Психологический подход.....................................34

Глава 3. Организм и его равновесие.................................42

Глава 4. Реальность.......................................................... 50

Глава 5. Ответ организма..................................................57

Глава 6. Защита.................................................................63

Глава 7. Хорошее и плохое............................................... 68

Глава 8. Невроз..................................................................79

Глава 9. Организмическая реорганизация.........................95

Глава 10. Классический психоанализ..............................106

Глава 11. Время...............................................................119

Глава 12. Прошлое и будущее.........................................126

Глава 13. Прошлое и настоящее......................................132

часть вторая ментальный метаболизм

Глава 1. Пищевой инстинкт...............................................141

Глава 2. Сопротивление....................................................147

Глава 3. Ретрофлексия и цивилизация .............................156

Глава 4. Ментальная пища................................................160

Глава 5. Интроекция..........................................................168

Глава 6.  Комплекс пустышки............................................176

Глава 7. Эго как функция организма ................................181

Глава 8. Раскол личности .................................................192

Глава 9. Сенсомоторные сопротивления ..........................201

Глава 10. Проекция...........................................................207

Глава 11. Псевдометаболизм паранойяльной личности ...215

Глава  12.  Комплекс мегаломании-изгойства...................223

Глава 13. Эмоциональные сопротивления ........................229

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ТЕРАПИЯ СОСРЕДОТОЧЕНИЕМ

Глава  1.  Метод.................................................................240

Глава 2. Сосредоточение и неврастения.........................243

Глава 3. Сосредоточение на еде .....................................250

Глава 4. Визуализация....................................................  262

Глава 5. Чувство действительности.................................271

Глава 6. Внутреннее молчание.........................................279

Глава 7. Первое лицо единственного числа....................284

Глава 8. Обращение ретрофлексии.................................289

Глава 9. Телесное сосредоточение ................................. 300

Глава 10. Ассимиляция проекции.....................................313

Глава 11. Обращение отрицания (запор).........................325

Глава 12. О том, как быть застенчивым............................332

Глава 13. Значение бессонницы......................................339

Глава 14. Заикание..........................................................344

Глава 15. Состояние тревожности ...................................349

Глава 16. Доктор Джекил и мистер Хайд.........................352

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Дорогие читатели! Вы держите в руках книгу, с издания которой начинается отсчет великолепного направления пси­хотерапии — гештальттерапии. Этой книгой Фредерик Соло­мон Перлз обозначил раздел между традиционным психо­анализом и новым направлением в психотерапии, опираю­щимся на новые философские и методологические основы. Классический психоанализ создавался в начале века и ба­зировался на классической философии, психологии и мето­дологии. К моменту рождения гештальттерапии великая на­учная революция начала века была уже завершена, и в геш­тальттерапии были заменены теоретические «столпы» пси­хоанализа. Вместо ассоциативной психологии XIX века в основу была положена гештальт-психология и теория поля. Место детерминизма занял релятивизм, детерминистской математической логики — диалектическая логика. Вместо мертвой и негибкой классической философии появилась экзистенциальная философия и философские практики Во­стока. Вместо примитивного и узкого медицинского подхода, возводящего «здоровье» в статус единственной жизненной ценности — современный широкий взгляд, в котором при­сутствуют и окружающая среда, и ценность жизни человека, такой как она есть, и ценность проживания, осознавания и развития, и многое другое.

Эта книга называется «Эго, голод и агрессия», и она была издана впервые в 1942 году. В это время Фредерику С. Перл-зу было уже 49 лет, и он был преуспевающим психоаналити­ком в Южной Африке. По сути, эта книга была построена на

6                    Ф. Перлз. Эго, голод и агрессия

богатом практическом опыте более чем 20-летней работы психиатра-психоаналитика, прожившего к этому моменту боль­шую и насыщенную событиями жизнь. Книга очень интен­сивная и интересная, и в то же время очень неровная и «не­причесанная». Поэтому прочесть и понять ее достаточно слож­но. Кроме того, она была адресована практикующим психо­аналитикам, причем имеющим медицинское образование или, по крайней мере, очень хорошо ориентирующимся в медици­не. Не так-то просто написать первую книгу в 49 лет — свои мысли представляются настолько очевидными и всем понят­ными, что нет смысла описывать что-то подробно. Поэтому «Эго, голод и агрессия» не была принята и понята сразу — только некоторые, наиболее живые и открытые новому психо­аналитики приняли эту книгу и поддержали автора. Даже и сейчас я могу рекомендовать вам прочесть эту книгу лишь после достаточно подробного знакомства с другими работа­ми по гештальттерапии и психоанализу. А может быть наобо­рот — знакомство с этой книгой пробудит в вас интерес и вы по-новому посмотрите на прочитанную психоаналитичес­кую и гештальтистскую литературу.

Тут я должен сказать более подробно об авторе этой книги. Фредерик Перлз родился в небогатой еврейской се­мье в Германии, хотя писать о них как о бедной еврейской семье — это уж чересчур. Это была вполне нормальная, средняя семья. Хотя сам Фредерик постоянно описывал себя как непослушного хулигана — видимо, это было просто частью образа «Фрица Перлза», непослушного ученика Зиг­мунда Фрейда. Скорее всего, протестные реакции у него были достаточно сильно подавлены необходимостью при­способится и быть успешным. Медицинский институт, же­нитьба на девушке более высокого социального положения, обучение новому модному методу психоанализа, приспособ­ленность к сложной финансовой ситуации в предфашистс-кой Германии... В своей автобиографии — «Внутри и вне по­мойного ведра» — Перлз описывает, как он ездил в другой конец страны несколько раз в неделю, потому что это дава­ло хорошие деньги. Он долго был послушным и хорошим учеником. Даже когда в фашистской Германии все, что на­работал для себя Перлз, было разрушено, он попытался при­способиться и выжить в Голландии — и это не получилось. Он попробовал вновь построить свою жизнь психотерапев­та-психоаналитика в Южной Африке — там он достиг успе-

Д. Хломов. Вступительное слово                      7

ха. Он еще продолжал быть послушным — он обобщил опыт своей работы и написал доклад на крупнейший психоана­литический конгресс.

Он ждал интереса учителя к себе, учителя, который не был знаком со своим учеником. Именно на этом конгрессе Перлз подошел к Фрейду и сказал ему: «Здравствуйте, учитель, я приехал из Южной Африки, чтобы рассказать о том, как Ваши идеи живут на этом континенте». — «Ну что же, прекрасно. И когда же Вы уезжаете?» — ответил Зигмунд Фрейд. И преус­певающий психоаналитик, доктор Фредерик Соломон Перлз, уехал к себе, унося в сердце обиду, а в багаже — текст докла­да, в котором было зерно будущей книги «Эго, голод и агрес­сия». Больше никогда Перлз и Фрейд не встречались.

Затем началась война, и даже в Южной Африке она дос­тала доктора Перлза. Он был призван в армию и работал в госпитале. Психоаналитическая практика у него сократилась и нашлось время для того, чтобы объединить и обобщить свои наблюдения и размышления. Так появилась эта книга. Пер­воначальный подзаголовок ее был «Пересмотр теории и ме­тода Зигмунда Фрейда». Так неизвестный для своего учителя ученик ответил своему известному учителю. С этого момента началась вторая жизнь доктора Перлза, в которой он слегка сменил имя и его стали называть Фриц (представьте, что с какого-то момента Фрейда стали бы звать Зиги?!). В этой новой жизни Фриц перестал осторожничать и приспосабли­ваться, он начинал проекты, и какие-то из них развивались, какие-то разрушались. Он делал что-то, уже не ожидая по­хвалы и признания за свое послушание, — он стал Фрицем Перлзом, и именно таким он и был.

Книга и работа Фрица Перлза были замечены, и друзья помогли ему перебраться в Соединенные Штаты. В Нью-Йорке вокруг Перлза образовалась группа людей, которые сдвинули камень, вызвавший лавину под названием «Геш-тальт-подход», и мы с Вами, дорогой читатель, сейчас тоже движемся в этой лавине. Группа людей, объединившихся вокруг Перлза, была весьма причудливой: Лора Перлз — жена Фрица — доктор психологии, добропорядочная и серь­езная женщина; Пол Гудмен — анархист, неизвестный в то время писатель, поэт и философ; Джим Симкин — врач и буддист, Изидор Фром — психотерапевт, психоаналитик, эми­грант из Германии, гомосексуалист. А сам Фриц Перлз, по мнению людей из этой группы, был и вообще совершенно экзотической личностью.

8                    Ф. Перлз. Эго, голод и агрессия

Нью-йоркская группа разработала основные принципы гештальттерапии, которую вначале назвали экзистенциаль­ной терапией. Затем гештальттерапия называлась гештальт-анализом, и даже глава в теоретической части книги «Воз­буждение и рост человеческой личности» Перлза, Хеффер-лайна и Гудмена называется именно так — «Гештальттера­пия как гештальтанализ». Эту книгу иногда называют биб­лией Нью-йоркского направления в гештальттерапии; она будет издана на русском языке в ближайшее время. Дей­ствительно, это направление в гештальттерапии в наиболь­шей степени ориентировано на частную практику, и именно в нем более всего видны «фамильные» черты — ведь геш­тальттерапия построена на результатах «исследовательско­го проекта» Зигмунда Фрейда — психоанализа, который оши­бочно сочли психотерапией.

Потом произошел раскол в группе создателей гештальт­терапии, и Фриц Перлз и Джим Симкин покинули Нью-Йорк. Фриц Перлз стал в основном работать с группами, и заявлял, что индивидуальная психотерапия устарела.

Нью-йоркская группа была с этим совершенно не соглас­на и считала, что старый Перлз просто заблуждается. А Фриц Перлз тем временем поселился в Эзалене и стал калифор­нийским «гуру» в области развития личностного потенциала. И стал развивать так называемый психотерапевтический стиль западного побережья. Этот стиль до сих пор вызывает сетования у сторонников Нью-йоркского стиля — «Зачем же он так поступил... Это же была дискредитация гештальттера­пии...». Да, во многом это была не психотерапия, а зрелище, психологический аттракцион. Но без этих аттракционов не было бы и известности и автономии гештальттерапии. В этих калифорнийских психологических аттракционах берут начало современные психологические аттракционы: «Лайф спринг», «Эрхард семинар тренинг», НЛП и многие другие не-психоте-рапии. Именно в этот период множество людей было «инфи­цировано» вирусом интереса к собственной психической жиз­ни и психотерапия смогла стать тем, что она есть сейчас — не просто «клизмой» в руках медицины, а феноменом культу­ры человечества конца двадцатого века.

В книге «Эго, голод и агрессия» заложен фундамент геш-тальт-подхода. Когда мы осматриваем дом, который нас за­интересовал и который мы собираемся купить — очень важно осмотреть фундамент. Строители знают, что сумма, необходи­мая   на ремонт фундамента, обычно в два-три раза превыша-

Д. Хломов. Вступительное слово                      9

ет сумму, требуемую для его постройки. Будьте внимательны к фундаментальным блокам гештальттеории! Мне кажется очень важным именно сейчас обратить внимание тех, кто про­фессионально занимается гештальттерапией или интересу­ется этим направлением, на некоторые идеи, изложенные в теории ментального метаболизма.

Ментальный метаболизм — это, в первую очередь, идея обмена веществ как принципа функционирования живой от­крытой системы, перенесенная в область психической жизни. Почему законы функционирования организма могут быть пе­ренесены в область психической жизни? Прежде всего пото­му, что психика является функцией живого организма и воз­никает в процессе его развития на пути реализации есте­ственных потребностей организма. И только некоторые из них подходят для того, чтобы развивался внутренний мир и личность человека. Например, естественная потребность в кислородно-углеродном обмене с окружающей средой не может быть фрустрирована в течение достаточного времени, чтобы ребенок сформировал целенаправленное поведение — эта потребность слишком витальна. Перлз выдвинул предпо­ложение, базирующееся на многих наблюдениях, что такой потребностью может быть пищевая. В этом случае поведение и психическая жизнь человека формируются на основе раз­вития способности к удовлетворению пищевой потребности, и психические феномены могут быть рассмотрены с исполь­зованием этой модели. (Не правда ли, эти идеи перекликают­ся с теорией А.Н.Леонтьева о развитии психики?)

Иначе говоря, для развития человека необходимо полу­чение каких-либо необходимых веществ из внешней среды. Эти вещества не могут быть усвоены напрямую, поскольку они включены в состав каких-то объектов внешнего мира. Для того чтобы усвоить «вещества», надо построить сложную поведенческую цепочку: во-первых, найти в окружающем мире объект, в котором содержатся необходимые «вещества», во-вторых, разрушить, измельчить этот объект, переработать полученное и включить необходимое «вещество» во внутрен­нюю среду организма, и, в-третьих, выбросить из организма ненужные остатки. На самом деле процесс еще сложнее, но основная идея заключается в том, что точно так же человек получает необходимые «вещества» для поддержания и раз­вития своей психики.

Такой подход позволяет по-новому взглянуть на разви­тие  нормальных и  патологических механизмов  в  психичес-

10                  Ф. Перлз. Эго, голод и агрессия

кой жизни человека. Эту идею Фриц Перлз пытался пред­ставить Зигмунду Фрейду, однако это у него не получилось, как, впрочем, и у всех других исследователей, которые пред­ставляли какие-либо концептуальные идеи Фрейду. Да и вообще, видимо, внятно изложить концептуальную идею очень сложно. Поэтому попробуем вернуться к тексту Ф.Перлза и внимательно рассмотреть некоторые идеи, вытекающие из первоначальной посылки.

Выгода от измельчения пищи — увеличение контактной поверхности, благодаря этому взрослый человек может полу­чать больше разнообразных веществ. Но такая способность появляется не сразу. У сосунка должны вырасти передние зубы, и тогда ребенок начинает кусать мамины соски, воспри­нимая их как объект для кусания, а мама может в ответ рас­сердиться и даже нашлепать его. Для ребенка это будет пер­вым опытом подавления агрессии. Или мама может, напротив, терпеть укусы ребенка, насколько это будет возможно, и это будет другим опытом для ребенка.

Фриц Перлз выделяет четыре фазы развития инстинкта голода:

—  пренатальную — до рождения ребенок является в об­щем разновидностью материнских тканей и получает все не­обходимое посредством плаценты и пуповины;

—  предентальную — от рождения до  появления  первых зубов. В течение этого периода ребенок может только сосать и заглатывать;

—  резцовую — на этой стадии появляются передние зубы, и ребенок получает способность кусать;

—  молярную — стадию развития коренных зубов. На этой стадии  ребенок получает способность измельчать  пищу до состояния, облегчающего ее усвоение.

Вы уже заметили, наверное, как похожа эта периодиза­ция развития человека на психоаналитическую периодиза­цию: оральную, анальную или генитальную фазы. Важное от­личие этой периодизации в том, что психоаналитическая периодизация метафорична в своей основе, хотя и построе­на на наблюдении. Периодизация Ф.Перлза опирается на естественные стадии развития ребенка — основа ее объек­тивно существует — это объективный факт индивидуальной истории каждого.

Обратите внимание на то, как вы едите пищу. Многие взрослые люди обращаются с твердой пищей так,  как если

Д. Хломов. Вступительное слово                    11

бы она была жидкостью, эмульсией. Они жадно заглатывают куски пищи. Эти люди характеризуются нетерпением — они ожидают немедленного удовлетворения своего голода и не развивают интереса к разрушению твердой пищи. Нетерпе­ние обычно связано с жадностью и неспособностью полу­чить удовлетворение. А может быть, вы делаете с пищей что-нибудь другое, например, используете для размельчения рез­цы вместо коренных зубов, а это может быть связано с тем, что вы были вынуждены есть твердую пищу раньше, чем были к этому готовы.

Примитивное оральное сопротивление — это голодовка или потеря аппетита. Фриц Перлз приводит в качестве при­мера, иллюстрирующего связь пищевого инстинкта и психи­ческой жизни человека, исследование В.Фолкнера, который обнаружил спазм эзофагуса (глотательной мышцы) у людей в тот момент, когда они получали неприятные новости.

Чувство отвращения Перлз рассматривает как ведущий симптом при неврастении, а подавленное отвращение он оце­нивает как важную часть параноидного характера. Отвраще­ние — это эмоциональное отвержение, неприятие пищи неза­висимо от того, находится ли эта пища во рту или в горле, или она только видимая или воображаемая. Отвращение как фор­ма защиты связана с аннигиляцией и продуктами выделе­ния. Так, при формировании анального комплекса ребенок обучается отвращению не только к продуктам дефекации, но и к самому процессу. Особое значение имеет сопротивление против сопротивления — в данном случае это подавление от­вращения. Например, родители могут считать, что кормить ре­бенка необходимо полезной пищей, несмотря на то, что она отвратительна ребенку. В этом случае задача ребенка по возможности выключить свои ощущения, принимать пищу та­ким образом, чтобы не чувствовать вкуса, быть как бы фри­гидным. Подавляя свое отвращение, мы теряем способность получать удовольствие от пищи духовной, так же как и от пищи телесной.

Я думаю, вы уже заметили, что многие предположения Перлза теперь хорошо известны, его идеи стали «народны­ми». Например, такой идеей является принцип «здесь и те­перь» в работе психотерапевтических групп всех направле­ний. Вначале он был «фирменным» гештальттерапевтичес-ким принципом при работе с группами, а теперь «переварен и усвоен» многими. Также как и идеи «ментальной еды», «ментальной жвачки» и т.д.

12                 Ф. Перлз. Эго, голод и агрессия

Во многих случаях недоразвитость пищевого инстинкта проявляется в том, что люди остаются «сосунками» в течение всей жизни. Ну конечно, мы редко встретим такого уж полно­го «сосунка», но легко можем увидеть людей, которые явно недостаточно используют свои зубы.

Ребенок у маминой груди — это паразит, и ожидания неза­медлительного удовлетворения возникающих желаний могут оставаться в течение всей жизни, если человек — неограни­ченный паразит. Он всегда может ожидать чего-нибудь прос­то даром, не соблюдая принцип «брать и отдавать». Другой тип человека может быть обозначен как сдержанный паразит — это человек, который таскает сладости, когда его никто не видит — «дайте ему палец и он заберет руку». Противополож­ным типом является сверхкомпенсированный паразит — че­ловек этого типа испытывает постоянный бессознательный страх голодной смерти. Он ищет возможности обменять свою свободу и самостоятельность на гарантированный кусок пищи, на безопасность и обеспеченность.

Только научившись применению своих агрессивных инст­рументов — зубов — человек может достичь полноценного развития инстинкта голода. Его агрессия тогда найдет пра­вильное биологическое место, и ее не надо будет субли­мировать, подавлять, вытеснять и таким образом личность бу­дет гармонизирована. Нет сомнения, что человечество стра­дает от подавленной агрессии и начинает реализовать ее в роли преследователя или жертвы, в коллективной агрессии. По словам Перлза: «Биологическая агрессия преобразуется в параноидную агрессию». Интенсивная параноидная агрес­сия — это попытка присвоить вновь проекцию. Это чувствует­ся как раздражение, гнев или желание разрушить или побе­дить. Это не осознается как дентальная агрессия, как что-то, принадлежащее к примитивной сфере, а направляется как личная агрессия против другого человека или против группы людей, действующих как экран для проекций. Люди, которые осуждают агрессию и даже знают, что подавление ранит, со­ветуют сублимировать агрессию, как психоанализ описывает это в отношении либидо. Но... посредством сублимирован­ного либидо никто не может зачать ребенка, посредством сублимированной агрессии никто не может усвоить пищу...

Конечно, в этой работе Ф. Перлза чувствуется дыхание войны, и поэтому так много внимания уделено разнообраз­ным рецептам «исправления» человеческой агрессивности. Эта задача понимается как исправление параноидной агрес-

Д. Хломов. Вступительное слово                    13

сии: «Восстановление биологической функции агрессии яв­ляется таким образом решением агрессивных проблем». Перлз утверждает, что агрессия в основном функция инстинк­та голода, и в принципе может быть частью любого инстинкта, например, сексуального.

И здесь же Ф. Перлз совершает ошибку, недооценивая сложность и особое значение выделительных функций орга­низма. Он фактически описывает этот процесс не как само­стоятельный, а лишь как часть работы инстинкта голода. И в дальнейших работах в области гештальттерапии эта часть обменного процесса организма и окружающей среды факти­чески не рассматривается самостоятельно. В то же время в этой области работают механизмы сопротивления, отличаю­щиеся от механизмов сопротивления в области реализации голодного инстинкта. Видимо, в этой области, несмотря на внимание психоанализа, все же действует закон, в соответ­ствии с которым отвращение к продукту распространяется на отвращение к процессу.

Таким образом, ретрофлексированная агрессия стала краеугольным камнем цивилизации. Так был начат жертвен­ный цикл. Моисей постарался, используя трюк ретрофлексии, отдалить агрессию от себя для собственной безопасности. Христианство пошло еще дальше — поскольку голодный ин­стинкт, пробуждающий биологическую агрессию, связан с те­лом, то тело было объявлено греховным и даже были развиты практики умерщвления плоти — подавления первичных теле­сных чувств. Следующий шаг — отделение функций тела от тела — как пишет Перлз; сегодня душа рабочего не интере­сует фабриканта, он нуждается только в функциях тела — про­цесс девитализации идет дальше. (Прямо не Перлз, а Карл Маркс!) Все больше активности проецируется вовне и отда­ется машинам. Но страшна не сила машин, а та личная сила, которая им передается.

В этой книге Фриц Перлз часто обращается к современ­ной ему общественной ситуации: нацистская пропаганда, на­пример, требовала заглатывания нацистских лозунгов и со­вершенно запрещала агрессию по отношению к предлагае­мой ментальной еде. А подавленная агрессия сублимирова­лась в борьбу с большевиками и евреями, а затем в отноше­ние к другим нациям. Ментальный метаболизм может быть нарушен и таким образом, когда человек предпочитает лег­кую, «сладкую» пищу, например, какое-нибудь бульварное чти­во. Другое нарушение ментального метаболизма демонстри-

14                 Ф. Перлз. Эго, голод и агрессия

рует репортер, который носится по городу и добывает факты, которые не может использовать для себя, усвоить. Его зада­чей является только передача этих фактов в максимально не­искаженном виде. Еще один пример — люди с задержкой полного развития зубов: они используют резцы для измель­чения пищи и не используют коренных зубов. Этого доста­точно для поглощения маленьких кусочков, но совершенно недостаточно для получения удовлетворяющего куска.

Для психоаналитической ситуации большое значение имеет корреляция между ментальным и дентальным поведе­нием. Достаточно часто анализируемый после сеанса рас­сказывает о своем интересном опыте друзьям или жене. Он может думать, что такое его поведение есть признак интереса к процессу анализа. Но аналитик в этом случае довольно быстро обнаруживает, что пациент усваивает очень мало из его утверждений — рассказывая другим, пациент выбрасыва­ет неусвоенный материал и у него ничего не остается для усвоения. В этом случае надежда даже на минимальный про­гресс  мала.

Я останавливаю здесь свой пересказ книги Перлза и на­деюсь, что вы, читая этот текст, вполне готовы подвергнуть его «биологической» агрессии, и даже сможете присвоить себе некоторые мысли. Именно поэтому я достаточно вольно об­ращался с кавычками, цитатами и прямой речью. Мне очень хочется, чтобы для тех, кто работает в области гештальт-терапии, идеи ментального метаболизма стали бы некоторым твердым основанием. А в том случае, если вы действительно усвоите некоторые из идей, некоторые положения, и сам спо­соб размышления станет тканью вашего «тела», вряд ли вы сможете различить, какие из этих идей ваши, а какие являются «интеллектуальной собственностью» Фрица Перлза, ушедшего в 1970 году.

Даниил Хломов,

кандидат психологических наук,

директор Московского Гештальт Института

Памяти Макса   Вертгеймера

ПРЕДИСЛОВИЕАВТОРА К ИЗДАНИЮ 1945 г.

Настоящая книга содержит много ошибок и недостатков. Мне это прекрасно известно. И хотя я не могу извиниться за них, мне хотелось бы предупредить читателя об их наличии.

Если бы я написал книгу получше, то я бы обязательно из­винился, а если бы я говорил по-английски более десяти лет, то мой словарный запас и манера изложения были бы более со­вершенными. Будь мой IQ повыше, он позволил бы мне более отчетливо разглядеть фундаментальные структуры и найти больше противоречий как в чужих теориях, так и в моей соб­ственной. Если бы мой жизненный опыт был богаче лет на пять­десят или сто, я засыпал бы читателя житейскими историями. Если бы моя память была получше... и если бы не война... и т.д.

В настоящее время существует много различных «пси­хологии», и каждая из них права хотя бы отчасти. Но увы, каж­дая из психологических школ считает себя правоверной. Тер­пимый профессор психологии в большинстве случаев доста­ет из своего секретера материалы различных психологичес­ких школ, изучает каждую, а затем отдает предпочтение одной или двум, но как же мало он делает для их объединения!

Я попытался показать, что кое-что в этом направлении сделать можно, нужно только наводить мосты через перепра­вы. Я могу лишь надеяться на то, что моя книга сможет побу­дить сотни других психологов, психоаналитиков, психиатров и т.д. заняться этим.

Когда я писал эту книгу, мне помогали, меня вдохновляли и ободряли книги, друзья и учителя, но более других — моя жена,

16                  Ф. Перлз. Эго, голод и агрессия

доктор Лора Перлз. Наши с ней споры на те или иные темы, изложенные в этой книге, прояснили для меня очень многое. Кроме того, ее личный вклад в работу над книгой был поистине огромным, как например описание комплекса пустышки.

Своим первым знакомством с гештальт-психологией я обя­зан профессору КГольдштейну. К сожалению, когда в 1926 году я работал под его руководством во Франкфуртском Невро­логическом институте, я был чересчур привержен ортодок­сальному психоаналитическому подходу, поэтому усвоил лишь маленькую крупицу из того, что мне предлагалось в институте.

Благодаря В.Райху я впервые обратил свое внимание на один из важнейших аспектов психосоматической медицины — защитную функцию моторной системы.

Я искренне благодарен своим друзьям за их помощь в преодолении языковых и прочих технических трудностей.

С тех пор как я закончил работу над рукописью, выдвину­тая в ней теория уже подтвердилась на практике. Но эта тео­рия представляет собой лишь начало большого исследова­ния. В настоящее время я занимаюсь исследовательской ра­ботой в области нарушения феноменов "фигуры-фона" при психозах, в частности, при шизофрении. Пока еще рано гово­рить о каких-либо результатах, но, похоже, кое-что у меня по­лучится. Надеюсь, что в ближайшее время я смогу пролить немного света на это загадочное явление.

Когда-нибудь я напишу книгу, которая послужит вкладом в развитие организмической (психосоматической) медицины. Большой шаг в этом направлении уже сделан: мною создана теория, прослеживающая связь между физическими и психи­ческими явлениями. Как бы мы ни были далеки от решения проблемы, мы знаем, что такая связь существует, и расшифро­вать ее можно только путем синтеза и квинтэссенции разных научных школ. Только этот синтез должен быть предельно жест­ким. Особенно это касается отбора тех гипотез, которые кажут­ся незыблемыми, недоступными для дальнейшего совершенст­вования, которые прижились в умах быстрее, чем теории гибкие, и которые следует подвергнуть серьезной ревизии.

Рукопись настоящей книги писалась в 1941—1942 годах. Многие события политического и военного характера свер­шились прежде, чем она дошла до читателя, однако и эти со­бытия нашли в ней свое особое отражение.

Ф. С. Перлз,

Военный госпиталь №134, Южная Африка, декабрь  1944 г.

ЗАМЫСЕЛ

Психоанализ надежно покоится на наб­людениях за фактами душевной жизни; именно по этой причине его сверхструктура все еще не завершена и подвержена пос­тоянным изменениям.

Зигмунд Фрейд

Цель этой книги — исследовать некоторые психологичес­кие и психопатологические реакции человеческого организ­ма в окружающем его пространстве.

Центральное понятие этой теории — положение о том, что организм стремится к сохранению баланса, который по­стоянно нарушается потребностями организма и восстанав­ливается благодаря их удовлетворению или ограничению.

Трудности, которые возникают между индивидом и общест­вом, заканчиваются социальными отклонениями в поведении или неврозами. Неврозы характеризуются разнообразными формами избеганий, в основном избегания контакта.

Отношения, которые существуют между индивидом и об­ществом, а также между социальными группами, не могут быть поняты без понимания проблемы агрессии.

В момент идущей сейчас войны нет слова более распро­страненного и более презираемого, чем «агрессия». В боль­шинстве опубликованных книг агрессия не только осуждает­ся, но от нее пытаются найти лекарство, не проясняя однако смысла агрессии в достаточной мере. Даже Рошнинг ограни­чивается биологическим обоснованием агрессии. С другой стороны, лекарства, предписанные для лечения агрессии, —

18                  Ф. Перлз. Эго, голод и агрессия

это все те же старые неэффективные средства подавления: идеализм и религия.

Мы не знали ничего о динамике агрессии, кроме предуп­реждения Фрейда о том, что подавленная энергия, когда она загнана вглубь, не только не исчезает, но может стать более опасной и более эффективной.

Когда я начал исследовать природу агрессии, я стал все больше и больше осознавать, что не существует такой осо­бой энергии как агрессия, но агрессия представляет собой биологическую функцию, которая в наше время превратилась в инструмент коллективного безумия.

Хотя благодаря новым интеллектуальным инструментам — холизму (концепции поля) и семантике (значение значений) — наш теоретический подход может быть теперь значительно улучшен, я опасаюсь, что по вопросу коллективной агрессии я не готов предложить практическое лекарство.

Вместо того чтобы рассматривать невроз и агрессию с чисто психологической точки зрения, мы применяем холисти-чески-семантический подход, который открывает ряд дефек­тов даже в наиболее разработанных психологических мето­дах, конкретно в психоанализе.

Психоанализ подчеркивает значимость Бессознательно­го и сексуального инстинкта, прошлого и причинности, ассо­циаций, переносов и вытеснения, но психоанализ обесцени­вает или даже отвергает функционирование Эго, инстинкт го­лода, настоящее, целенаправленность, сосредоточение, спон­танные реакции и ретрофлексию.

После заполнения пропусков исследуются сомнительные психоаналитические понятия, такие как либидо, инстинкт смерти и другие; более широкие возможности новых понятий будут вводиться во второй части, в которой речь идет о мен­тальной ассимиляции и параноидном характере.

Третья часть посвящена подробным инструкциям для те­рапевтических техник, которые проистекают из измененного теоретического подхода. Так как предполагается, что избега­ние — это центральный признак невротических расстройств, я заменил метод свободных ассоциаций или полета идей (по­тока сознания) на противоположность избеганию — сосредо­точение (концентрацию).

Часть первая

ХОЛИЗМ и ПСИХОАНАЛИЗ

ПРЕДПИСАНИЕ

Некоторые книги следует пробовать,

другие проглатывать,

и только немногие

следует жевать и переваривать.

Бэкон

Боюсь, эту книгу нельзя проглотить. Напротив, чем боль­ше вы, уважаемый г-н читатель, захотите внимательно проже­вать ее, тем больше пользы вы от нее получите. Поскольку многие части могут оказаться трудны для понимания, и вы сможете понять их только после того, как получите некоторое представление о содержании в целом, можно посоветовать прочитать эту книгу, по крайней мере, дважды.

В первый раз не беспокойтесь о тех частях — особенно первых двух главах, — которые нельзя сразу понять. Отнеси­тесь к этому как к прогулке по туманным горам и будьте до­вольны, если увидите пики, пронзающие туман, вехи на неяс­ном фоне.

В последней части вы найдете ряд упражнений, которые должны вам понравиться. Если вы затем решите, что эта кни­га имеет смысл и может помочь в развитии концентрации, ин­теллекта и наслаждения жизнью, начните изучать ее, и жуйте каждую часть до тех пор, пока не «заполучите» ее. Это значит, что недостаточно ухватить ее только рассудком, нужно, чтобы вы усвоили ее всем организмом, пока не узрите истину (или реальность, если нет другой истины, кроме реальности).

Глава 1

ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ

Побуждение знать все о себе и своих собратьях толкало юных интеллектуалов всех времен обращаться к великим фи­лософам за информацией о человеческой личности. Некото­рые были довольны достигнутым пониманием, но многие ос­тавались неудовлетворенными и разочарованными. Они либо обнаруживали весьма мало реализма в академической фи­лософии и психологии, либо чувствовали себя глупцами, явно неспособными понять столь сложные философские и науч­ные концепции.

Долгое время я сам принадлежал к числу интересовав­шихся этой проблемой, но не мог извлечь никакой пользы из изучения академической философии и психологии, пока не ознакомился с работами Фрейда, стоявшего тогда совершен­но вне академической науки, и философией «Творческого безразличия» Фридландера.

Фрейд показал, что именно человек создал философию, культуру и религию, и чтобы разрешить загадки нашего суще­ствования, нужно исходить из человека, а не из какого-либо внешнего агента, как утверждают все религии и многие фило­софы. Открытия Фрейда полностью подтвердили постулируе­мую современной наукой взаимозависимость наблюдателя и наблюдаемых фактов, поэтому также нельзя рассматривать систему Фрейда, не включая его самого как ее создателя.

Едва ли существует сфера человеческой деятельности, где исследования Фрейда не были бы творческими или, по крайней  мере,   стимулирующими.   Чтобы упорядочить связи

Дифференциальное мышление                 21

между множеством наблюдаемых фактов, он выдвинул ряд теорий, которые сложились в первую систему подлинно струк­турной психологии. С тех пор как Фрейд построил свою сис­тему на основе анализа непроизвольного материала, с одной стороны, и некоторых личных комплексов — с другой, множе­ство новых научных озарений позволило нам сделать попытку подкрепить структуру психоаналитической системы там, где вся неполнота и недостаточность наиболее очевидны:

a)   в  подходе  к психологическим  фактам,   как бы  суще­ствующим изолированно от организма;

b)   в  использовании  простой ассоциативной  психологии как основы для четырехмерной системы;

c)  в пренебрежении феноменом дифференциации. В своей ревизии психоанализа я намерен:

a)  заменить психологическую концепцию на организми-ческую (1.8);

b)  заменить психологию ассоциаций  гештальт-психоло­гией (1.2);

c)  применить дифференциальное мышление, основанное на «Творческом безразличии» Фридландера.

Кажется, что дифференциальное мышление похоже на диалектические теории, но без их метафизического подтек­ста. Следовательно, его преимущество сказывается в горя­чем споре о предмете (многие читатели либо привержены ди­алектическому методу и философии, либо настроены резко против) и в сохранении того ценного, что есть в диалектичес­ком способе мышления.

Можно неверно использовать диалектический метод и часто именно так и происходит: иногда даже хочется со­гласиться с замечаниями Канта по поводу того, что диа­лектика есть ars sophistika disputatoria, пустые разговоры (Geschwaetziegkeit). Такое отношение к диалектике, однако, не спасло его самого от применения диалектического спо­соба мышления.

Можно долго возражать против диалектического идеализ­ма Гегеля как попытки заменить Бога другими метафизичес­кими идеями. Маркс перенес диалектический метод на ма­териализм, и это было определенным прогрессом, но не ре­шением. Соединение научного подхода с принятием желае­мого за действительное также не достигло уровня диалекти­ческого реализма.

Я намерен провести ясное различение между диалекти­кой вообще как философским направлением, и практической

22                 Холизм и психоанализ

полезностью отдельных правил, открытых и применяемых в философии Гегеля и Маркса. Эти правила приблизительно совпадают с тем, что мы называем «дифференциальным мышлением». Лично я считаю, что этот метод является под­ходящим средством достижения новых научных прозрений и дает результаты там, где другие интеллектуальные мето­ды, скажем, мышление в терминах причины и следствия, тер­пят поражение.

Для многих читателей может быть скучно следить за весьма теоретической дискуссией в качестве введения к книге, посвященной проблемам практической психологии. Но читателю необходимо знакомство с некоторыми основными понятиями, пронизывающими всю книгу. Хотя практическая ценность этих идей становится очевидной только после их многократного применения, необходимо с самого начала по крайней мере представлять себе их общую структуру. Такой способ имеет дополнительное преимущество: раньше было принято, что ученый наблюдает рад фактов и делает из них выводы. Однако сейчас мы пришли к пониманию того, что любые наблюдения диктуются специфическими интересами, предвзятыми идеями и установками (часто бессознательны­ми), которые подбирают и выбирают факты соответственно. Другими словами, не существует объективной науки и, по­скольку каждый писатель имеет некоторую субъективную точку зрения, каждая книга должна зависеть от менталитета автора. В психологии больше, чем в любой другой науке, на­блюдатель и наблюдаемые факты неразделимы. Наиболее убедительное наблюдение получится, если удастся найти точку, с которой наблюдатель может достичь всеобъемлю­щего и неискаженного взгляда. Я полагаю, что такую точку нашел С.Фридландер.

В своей книге «Творческое безразличие» он выдвигает следующую теорию: каждое событие сначала относится к ну­левой точке, с которой затем начинается дифференциация на противоположности. Эти противоположности в их специфи­ческом контексте обнаруживают большое сходство между собой. Устойчиво оставаясь в центре, мы можем приобрести творческую способность видеть обе стороны события и до­полнить недостающую половину. Избегая одностороннего взгляда, мы достигаем более глубокого проникновения в структуру и функции организма.

Предварительное представление можно получить из сле­дующего примера. Рассмотрим группу из 6 живых существ: имбецил (и), нормальный средний гражданин (н), выдающий-

Дифференциальное мышление                 23

ся государственный деятель (д), черепаха (ч), кошка (к) и ска­ковая лошадь (л). Сразу бросается в глаза, что они разделя­ются на две большие группы — люди и животные, и что из бесконечного числа характеристик живых существ каждая группа имеет специфическое качество: (и), (н) и (д) демонст­рируют различные степени интеллекта, (ч), (к) и (л) — разные степени подвижности. Они «отличаются» друг от друга по ин­теллекту и скорости. Если разделять их и дальше, с легкос­тью можно установить порядок: IQ (н) больше, чем IQ (и), IQ (д) больше, чем IQ (н), также как скорость (к) больше скорости (ч), и скорость (л) больше скорости (к) (д н и; л к ч).

Теперь можно выбирать других животных и людей, каждый из которых немного отличается от следующего по опреде­ленным характеристикам; можно измерить различия, с помо­щью дифференциальных вычислений можно даже заполнить пробелы, но в конечном итоге мы придем к точке, где пути математики и психологии расходятся.

Математический язык не знает понятий «быстрый» и «мед­ленный», а только «быстрее» и «медленнее»; а в психологии мы оперируем терминами типа «быстрый», «медленный», «глу­пый» или «умный». Подобные термины понимаются с «нор­мальной» точки зрения, без-различной ко всем событиям, ко­торые не производят впечатления неординарных. Мы безраз­личны ко всему, «не отличающемуся» от нашей субъективной точки зрения. Интерес, вызванный в нас, есть «ничто».

Это «ничто» имеет двойное значение: как начало и как центр. В представлении примитивных народов и детей нич­то есть начало ряда, 0, 1, 2, 3 и т.д. В арифметике это сере­дина положительной/отрицательной (+/-) системы, нулевая точка с двумя ветвями, простирающимися в положительном и отрицательном направлениях. Если применить две функ­ции ничто к нашему примеру, получится либо два ряда, либо две системы. Если принять, что (и) имеет IQ=50, (н) — 100 и (д) — 150, можно построить ряд: 0, 50, 100, 150. Это порядок возрастания интеллекта. Если же мы примем IQ= 100 за нор­му, получим «+/-» систему: -50, 0, +50, в которой числа по­казывают степень отличия от нулевой (центральной) точки.

В действительности в нашем организме есть множество систем, центрированных на нулевой точке: нормальность, здо­ровье, интеллект и т.д. Каждая из этих систем разделяется на противоположности типа «+/-», умный/глупый, быстрый/мед­ленный и т.д.

Возможно, наиболее очевидный пример из области пси­хологии — система  удовольствие/боль.   Ее   нулевой  точкой

24

Холизм и психоанализ

служит, как будет показано позже, баланс организма. Любое нарушение этого баланса воспринимается как болезненное, возвращение же к нему есть удовольствие.

Врачи хорошо знакомы с метаболической нулевой точ­кой (основной метаболической шкалой), которая, хоть и выра­жается сложной формулой, имеет практическое выражение для нормы, равное нулю. Отклонения (повышенный или пони­женный метаболизм) определяются по отношению к нулевой точке.

Дифференциальное мышление — проникновение в рабо­ту подобных систем — обеспечивает нас точным умственным инструментом, который не слишком сложен ни в понимании, ни в применении. Я ограничу обсуждение тремя пунктами, ко­торые необходимы для понимания данной книги: противопо­ложности, предразличение (нулевая точка) и степень отличия.

Рисунки   1а,   1Ь  и   1с могут быть полезны  в  прояснении моей концепции дифференциального мышления.

 

Рис.1

a.  Пусть А—В представляет поверхность участка земли. Выбе­рем любую точку как нулевую, с которой начинается диффе­ренциация (разделение);

b.   Мы разделили части земли на яму (Я) и соответствующий ей холм (X). Дифференциация является  последовательной  и происходит одновременно (во времени) и точно в одинаковой степени для обеих сторон (в пространстве). Каждая новая ло­пата производит недостаток в яме,  который помещается  как излишек на холм (поляризация);

c.  Дифференциация закончена. Весь ровный участок заменен на две противоположности, яму и холм.

Дифференциальное мышление                 25

Мышление противоположностями — квинтэссенция диа­лектики. Противоположности внутри одного и того же кон­текста стоят ближе друг к другу, чем к любому другому по­нятию. В области цвета мы думаем о белом в соединении скорее с черным, чем с зеленым или розовым. День и ночь, тепло и холод — тысячи таких противоположностей спарены в повседневном языке. Можно даже пойти дальше и ска­зать, что ни «день», ни «тепло» не могли бы существовать ни в действительности, ни в языке, не будучи оттенены своими противоположностями «ночь» и «холод». Вместо знания пре­обладало бы бесплодное безразличие. В терминологии пси­хоанализа мы находим исполнение желаний/фрустрацию желаний, садизм/мазохизм, сознательное/бессознательное, принцип реальности/принцип удовольствия и т.д.¹

Фрейд распознал и описал как «одно из наших наиболее удивительных открытий» тот факт, что элемент увиденного или всплывшего в памяти сна, для которого можно найти проти­воположность, может означать себя, либо свою противополож­ность, либо то и другое вместе.

Он также привлек наше внимание к факту, что в старей­ших из известных языков такие противоположности как свет­лый/темный, большой/маленький выражались однокоренны-ми словами (так называемый антитетический смысл первич­ных слов). В устной речи они разделялись на два противо­положных значения благодаря интонации и сопутствующим жестам, а в письменной — добавлением определителя, т.е.

¹ Роже в своем Тезаурусе указывает, насколько противоречив мир слов: «С целью показать с большей степенью различения отношения между словами, выражающими противоположные и сходные идеи, я поместил их в две параллельные колонки на одной странице таким образом, что каждую группу высказываний можно при чтении сопоставить с соответ­ствующей из смежной колонки, и установить их противоположность (antithesis)». И дальше показывает, что противоположности диктуются не словами, а контекстом: «Часто случается, что одно и то же слово имеет несколько связанных терминов в соответствии с различными отноше­ниями, в которых оно рассматривается. Так, слову "дающий" противопо­ложны как "получающий", так и "берущий" — первая связь имеет отноше­ние к людям, вовлеченным в передачу, в то время как последняя относит­ся к способу передачи. "Старый" имеет противоположности как "новый", так и "молодой" в зависимости от применения к одушевленным или нео­душевленным предметам. "Нападение" и "защита" являются связанны­ми терминами, так же, как "нападение"» и "сопротивление". "Сопротив­ление", в свою очередь, связано с "покорностью". "Истина" теоретически противоположна "заблуждению", но противоположностью истине назы­вают ложь» и т.д.

26                 Холизм и психоанализ

рисунка или знака, который не подлежал устному воспроиз­ведению.

Двум словам «высокий» и «глубокий» в латинском соответ­ствует одно: «altus», которое означает протяженность в вер­тикальном отношении; перевод этого слова как «высокий» или «глубокий» определяется ситуацией или контекстом. Похожим образом латинское «sacer» означает «табу», которое обычно пе­реводится либо как «священный», либо как «проклятый».

Мышление в противоположностях имеет глубокие корни в человеческом организме. Разделение на противоположно­сти — существенное качество нашей ментальности и жизни в целом. Нетрудно овладеть искусством поляризации, кото­рое обеспечивается удержанием в сознании точки предраз-личия. Иначе будут происходить ошибки, ведущие к произ­вольному и ложному дуализму. Для религиозного человека «ад» и «рай» — правильные антиподы, а «Бог» и «мир» — нет. В психоанализе любовь и ненависть являются корректными противоположностями, а сексуальный инстинкт и инстинкт смерти — некорректными полюсами.

Противоположности начинают существовать от разделе­ния «чего-то недифференцированного», что я предлагаю на­звать предразличным. Точку, откуда начинается разделение, обычно называют нулевой¹.

Нулевая точка либо задается двумя противоположностями — как в случае магнита — либо определяется более или менее произвольно. Например, при измерении температуры наукой принята за нулевую точку температура таяния льда. В шкале Фаренгейта, до сих пор применяемой во многих странах, за ну-

¹ Большинство космогонических мифов и философий пытаются объяс­нить начало существования мира, предполагая первобытное состояние полной недифференцированности. Это состояние предразличия у китай­цев называется Wu Gi и символизируется простым кругом. Оно обознача­ет не-начало, схожее с библейской концепцией tahu wawohu (хаоса перед творением).

 

 

WU GI                           TAI GI

Tai Gi символически выражает прогрессирующее разделение на проти­воположности и соответствует по своему значению библейской теории Творения.

Дифференциальное мышление                 27

левую принята точка, соответствующая 17,8 градусам по Цель­сию. Для медицинских целей можно ввести термометр с нуле­вой точкой, равной нормальной температуре тела. Обычно мы различаем тепло и холод согласно состоянию нашего организ­ма. Выходя из горячей ванны, мы воспринимаем температуру в комнате как холодную, ту же самую температуру мы опишем как достаточно теплую после холодной ванны.

Ситуация, «поле», являются решающим фактором в выборе нулевой точки. Если бы Чемберлен по возвращении из Мюнхе­на был встречен криками «Долой оборванца Гитлера!», он мог бы заявить протест против оскорбления главы дружественного государства. А два года спустя эти слова стали британским лозунгом. Гитлер был таким же оборванцем в 1938 году, как и в 1940, но значительно сместилась нулевая точка британцев.

С.Фридландер проводит различие между незаинтересо­ванной отчужденностью — отношением «Мне все равно» — и «творческим безразличием». Творческое безразличие напол­нено интересом, который распространяется по обоим направ­лениям от точки разделения (дифференциации). Это ни в коей мере не идентично абсолютной нулевой точке, но содержит в себе аспект баланса. В качестве примера из медицинской сферы можно взять количество тироксина в организме чело­века, или рН коэффициент: противоположностями (отклоне­ниями от нулевой точки) являются болезнь Грейва или миксе-дема и ацидоз или алкалиноз соответственно¹.

¹ Роже замечает по этому поводу: «Во многих случаях две идеи, полнос­тью противоположные друг другу, предполагают среднюю или нейтраль­ную идею, равноотстоящую от обеих: все это выражается соответствую­щими определяющими терминами. Так, в следующих примерах слова в первой и третьей колонках, выражающие противоположные идеи, допус­кают средний (промежуточный) смысл, ссылаясь на первое:

Идентичность                Различие                       Противоречие

Начало                           Середина                      Конец

Прошлое                       Настоящее                    Будущее

В других случаях среднее слово является просто отрицанием каждой из двух противоположных позиций, например:

Выпуклость                   Плоскость                     Вогнутость

Желание                        Безразличие                Отвращение

Иногда среднее слово служит подходящим стандартом, с которым срав­нивается каждая из крайностей, например:

Дефицит                       Достаток                       Избыток

Здесь средний термин, "достаток" равно противоположен "дефициту" с одной стороны и "избытку" с другой».

28                 Холизм и психоанализ

Следует подчеркнуть, что две или более ветви разделе­ния развиваются одновременно, и, в общем, расширение оди­наково для обеих сторон. В магните интенсивность притяги­вающей силы обоих полюсов возрастает и убывает одинако­во с изменением расстояния полюсов от нулевой точки. По­рядок различения очень важен, хотя им часто пренебрегают, считая его «только вопросом степени». Целебное лекарство и смертельный яд, являясь противоположными по эффекту, различаются только мерою. Количество переходит в качество. Со снижением напряжения боль превращается в удоволь­ствие и наоборот, просто благодаря изменениям в степени.

Приведу пример «мышления противоположностями», ко­торый иллюстрирует преимущество этой формы мышления. Предположим, вы испытали разочарование. Вы можете винить в этом людей или обстоятельства. Если вы поляризуете «ра­зочарование», вы обнаружите его противоположность — «ис­полнившиеся ожидания». Таким образом, вы получаете новый аспект — знание, что существует функциональная связь меж­ду вашими разочарованиями и вашими ожиданиями: боль­шие ожидания — большие разочарования; маленькие ожида­ния — маленькие разочарования; нет ожиданий — нет и разо­чарований¹.

Слова «дифференциация» и «прогресс» часто использу­ются почти как синонимы. Высоко дифференцированные члены хорошо организованного общества называются спе­циалистами. Если их ликвидировать, должное функциониро­вание всей организации будет существенно затруднено. Развитие эмбриона есть дифференциация на различные типы клеток и тканей с соответственно разными функция­ми. Если сложные клетки сформировавшегося организма разрушаются, имеет место регресс к продуцированию менее дифференцированных клеток (например, шрамы). Если чело­век с недостаточно развитыми функциями Эго сталкивает­ся со слишком сложными жизненными проблемами, он из­бегает решения этих проблем, и прогресса к новым диффе­ренциациям и развитию нет, а иногда даже наблюдается рег­ресс. Однако подобная регрессия редко возвращается к уровню настоящей инфантильности.

¹ Сравнительно недавно А.С.Эддингтон предпринял попытку поляри­зовать противоположности, чтобы создать новую теорию мира. Разделе­ние здесь названо бифуркацией, а полюсами являются симметричные (пространство, время и гравитация) и несимметричные (электромагнит­ные) поля.

Дифференциальное мышление                 29

К.Гольдштейн продемонстрировал такую регрессию у солдат с поражениями мозга. В таких случаях не только те части личности, которые соответствуют поврежденным участ­кам мозга, перестают функционировать нормально, но и лич­ность в целом регрессирует к более примитивному состоя­нию. Хотя мы можем представить очень сложные интеллекту­альные нарушения, такие как отчуждение слов от их значений, составление предложений типа «Снег черный», такие сужде­ния невозможны для людей с определенными повреждения­ми мозга; они станут возражать, как дети: «Но ведь это не­правда, снег белый».

В этой книге я намерен извлечь максимум пользы из дифференциального мышления, описанного выше. С другой стороны, я собираюсь быть осторожным, насколько это воз­можно, в применении закона причины и следствия. Не толь­ко потому, что последние научные открытия¹ посеяли сомне­ния в универсальной ценности этого закона как единствен­но возможного для объяснения событий, но также поскольку неразборчивый, почти навязчивый поиск «причин» стал ско­рее барьером, чем помощью как в науке, так и в повседнев­ной жизни. Большинство людей с удовлетворением прини­мают ответы на свои «почему?»:

Рационализацию (он убил его, потому что этого требова­ла его честь).

Оправдание (он убил его, потому что тот обидел его).

Согласие (он был казнен, потому что закон предусматри­вает смертную казнь за его преступление).

Оправдание (он убил его случайно, потому что спустился курок).

Идентичность (он опоздал в офис, потому что пропустил автобус).

Цель (он отправился в город, потому что хотел сделать покупки).

Будет значительно лучше и гораздо результативнее, если вы сможете воздержаться от причинных объяснений событий

¹ Квантовая теория Планка и «принцип неопределенности» Гейзенберга и Нордингера, происходящий из беспорядочного поведения квантовых энергий.

30                 Холизм и психоанализ

и ограничитесь их описанием — спросите «как?» вместо «по­чему?». Современная наука все больше и больше признает, что на все верно поставленные вопросы можно ответить точ­ным и детальным описанием.

Причинное объяснение, кроме того, применимо только к ог­раниченному ряду событий. В действительности мы находим сверхдетерминацию (Фрейд) или совпадение — много причин, более или менее значительных, влияют на одно событие.

Человека убило черепицей, упавшей с крыши дома; что послужило причиной его смерти?

Имеется бесконечное множество причин. Время, когда он пересекал опасное место; ветер, сорвавший черепицу; небрежность строителя; высота дома; материал, из которо­го сделана черепица; толщина черепа жертвы; тот факт, что он не заметил падающей черепицы и т.д., и так до беско­нечности.

В психоанализе (это мое собственное поле наблюдения) часто склонны восклицать «Эврика!» всякий раз, когда кажет­ся, что обнаружена «причина»; впоследствии неизбежно на­ступает разочарование, когда ожидаемые изменения в состо­янии пациента не происходят.

Даламбер, Мах, Авенариус и другие выдвинули концеп­цию функции для объяснения причинности (если меняется «а», то и «б» также меняется). Мах пошел дальше и назвал причинность «неуклюжим» понятием: «Доза причины резуль-тирует в дозе следствия: это что-то вроде фармацевтичес­кого устройства мира».

Понятие функции содержит как событие, так и его дви­жение — его динамику. В этой книге там, где я использую слово «энергия», я рассматриваю его как аспект функции. Энергия имманентна событию. Используя определение Ф.Мет-нера, энергия есть «отношение между причиной и следстви­ем», но ни в коем случае не должна считаться силой, неот­делимой от события и все же некоторым магическим обра­зом вызывающей его.

Греческая философия использовала выражение evepyeia (ev ёрую) для обозначения действия, активности, почти сино­нимично слову jipa^iq. Позднее оно стало все больше и боль­ше использоваться в значении силы, при помощи которой со­здаются события. Физик Ж.П.Жюль (1818—1889) говорит об энергиях, которыми Бог наделил материю.

Эта теологическая концепция энергии как чего-то, дейст­вующего  позади  событий,   вызывающего  их некоторым  не-

Дифференциальное мышление                 31

объяснимым образом, является чисто магической. Жизнь и смерть, войны и эпидемии, молния и дождь, землетрясения и наводнения заставляли людей предполагать, что все эти фе­номены производятся «энергиями», «причинами», например, «богами». Эти бого-энергии представлялись по человечес­ким образцам. В Моисеевой религии они упростились до единого Бога, Иеговы, который теоретически должен был представлять энергию без образа.

Однако эта энергия слишком недифференцированна: маскирующая энергия, которая, объясняя все, не объясняет ничего. Поэтому появились новые боги; чтобы отличать их от сверхъестественных бого-энергий античных времен, их на­звали силами природы (например, гравитация, электриче­ство).

Интересный пример «возвращения вытесненного» можно найти в работах Фрейда. Здесь за отрицанием Бога следует всепоглощающая власть Либидо, а позже «жизнь» рассмат­ривается как конфликт между Эросом и Танатосом, между богами любви и смерти.

Если считать, что причинное мышление слишком произ­вольно, и исходить скорее из дифференциального и функци­онального мышления, можно попытаться достичь ясности в многочисленных функциях и энергиях, составляющих наше су­ществование.

Наукой установлено, что две энергии, магнетизм и элект­ричество (которые раньше считались разными силами), име­ют ряд общих функций. Впоследствии их подвели под одно название — электромагнетизм.

Несмотря на это упрощение, возникли новые сложности. Так, предполагается, что мертвая, неорганическая материя со­держит огромное количество энергии внутри атомов, что час­тицы внутри атома удерживают гигантские объединяющие силы (силы притяжения). Чтобы разъединить эти частицы и освободить силы притяжения, нужно приложить миллионы вольт. Именно в процессах притяжения и отталкивания мы обнаруживаем закон, имеющий всеобщее применение.

Каждое изменение вещества в мире происходит в про­странстве и времени. Каждое изменение означает, что части­цы мира придвигаются ближе друг к другу или отодвигаются дальше друг от друга, rlavxa ре» все течет, все изменяется. Даже плотность одного и того же вещества меняется при из­менении давления, силы притяжения и температуры.

¹ Видимое парадоксальное использование тепла для сварки и спайки — с целью соединения металлов — объясняется просто. Теп­ло плавит, разъединяет молекулы; соединение происходит после ос­тывания.

32                 Холизм и психоанализ

Простой и очевидный пример — функция намагниченно­го железа. Одна сторона магнита притягивает, другая оттал­кивает намагниченный кусок железа, причем чем больше расстояние от нулевой точки, тем больше силы притяжения и отталкивания.

Функции притяжения в химии обозначаются словом «сродство». Отталкивающая (разъединяющая) сила электри­ческого тока в электролизе очевидна. Известны также дест­руктивные тенденции молнии или рентгеновских лучей, для гравитации же характерно притяжение.

Тепло по существу сеть разъединяющая сила. Атмосфер­ное давление, будучи функцией земной гравитации, удержи­вает воду в жидком состоянии. Если мы либо уменьшим дав­ление (например, в вакууме или на большой высоте), либо применим нагревание, мы преодолеем объединяющую силу давления¹.

В этой книге я буду использовать символ <fl для объеди­няющей функции или энергии, и символ ф для ее противопо­ложности.

Мне бы хотелось предложить схему, дающую приблизи­тельное представление о распределении этих двух противо­положных функций в человеческих отношениях:

 

Привязанность — это стремление к дружескому контакту, к объединению с человеком, по отношению к которому чув­ствуешь или от которого хочешь получить нежность. Здесь су­ществует постоянное желание быть в контакте с возлюблен­ным или с чем-то, принадлежащим тому, чье непрерывное присутствие желательно.

Противоположность привязанности — защита, которая (как стремление к разрушению) направлена против любого бес­покоящего фактора, что бы это ни было.

Дифференциальное мышление                 33

Следует подчеркнуть, что разрушение и уничтожение — это не тождественные понятия. Уничтожить означает заста­вить вещь исчезнуть, сделать «ничто» из «нечто», тогда как раз­рушить означает заставить исчезнуть только «структуру». В разрушенной вещи сам материал остается, хотя изменяется его физическое или даже химическое состояние. Помехой, беспокоящим фактором может выступать жужжащий комар, или собственный внутренний импульс, или возня ребенка, ко­торая нам не нравится.

Любая подобная вещь может раздражать, и хочется унич­тожить раздражающий фактор, но приходится удовлетворить­ся разрушением, так как настоящее уничтожение невозмож­но. Псевдоуничтожение проигрывается — как будет показано позднее — с помощью определенных психологических маги­ческих трюков, таких как забывание, проекция, вытеснение, либо бегство от проблемы.

Между этими двумя крайностями я поместил садизм как смесь 1 и ф. Садист любит свой объект и в то же время хочет его повредить. Более мягкая форма садизма — дразнение, его завуалированная враждебность легко распознается тем, кого дразнят.

В сексуальной активности присутствие <fl очевидно. Труд­нее распознать ф, например, преодоление сопротивления. Но оно может настолько преобладать, что многие люди теряют всякий интерес к сексуальной активности, если партнер дос­тается слишком легко. Еще труднее осознать, что в сексуаль­ной активности тепло действует как ф-фактор. Также как теп­ло ослабляет контакт между молекулами, в сексуальной жиз­ни должно иметь место потепление, прежде чем <fl вступит в игру. Человек, не способный плавиться, остающийся холодным и не излучающим никакого тепла (что является естественным средством вызвать ответ партнера), вероятно, будет заменять это важное излучение алкоголем или взятками (например, лес­тью или подарками).

Осталось рассмотреть только агрессию. В агрессии попыт­ки контактировать с враждебным объектом выражаются <fl. На­пример, в литературе мы находим множество примеров того, как люди преодолевают значительные трудности, чтобы выследить и поймать «главного злодея» и отомстить ему; и наоборот, Большой Злой Волк предпринимает значительные усилия для того, чтобы схватить Маленькую Красную Шапочку.

Глава 2

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД

Пациент: «Да, доктор, я страдал от этого раньше».

Доктор: «Вы тогда лечились?»

Пациент: «Да, у доктора X.»

Доктор: «И  что он  вам прописал?»

Пациент: «Он давал мне маленькие белые таблетки...»

Интересно, существует ли врач, который ни разу в жизни не получал подобного смутного ответа, расспрашивая о под­робностях предшествующего лечения. «Маленькие белые таблетки» не означают ничего, они могут представлять сотни совершенно разных лекарств, это маскирующее выражение.

Мы часто сталкиваемся с маскирующими выражениями, которые не имеют точной привязки и маскируют смысл, вмес­то того, чтобы его прояснять. Говоря о неврозе, люди могут иметь в виду тревогу, раздражение, сексуальное напряжение, смущение и т.д.

«Мышление» — это одно из наиболее общих маскирую­щих слов, охватывающее такие разнородные умственные про­цессы как планирование, воспоминание, воображение, внут­ренний диалог и т.д.

Пытаясь понять друг друга, мы должны избегать маскиру­ющих выражений и использовать вместо них слова, выражаю­щие точный смысл того, что мы хотим сообщить. Вместо «я думал о своем детстве», «я думал, мы разминулись», «я думал об этом случае» мы должны говорить яснее: «я вспоминал свое детство», «я боялся (представлял себе), что мы размину­лись», «я пересматривал этот случай». Такой язык ближе к ре-

Психологический подход                  35

альности, гораздо более точно выражает, какой именно тип мыслительного процесса имеется в виду.

Использование слов в такой степени включено в процесс мышления, что мы чувствуем искушение определить мышле­ние как внутреннюю или молчаливую речь.

Это подразумевало бы, что мышление всегда осуществ­ляется в словах; но, скажем, шахматист использует в мышле­нии слова в гораздо меньшей степени, чем представление комбинации фигур.

Другими словами, внутренняя речь — это только одна из форм мышления, хотя и наиболее распространенная.

Можно развести противоположности: громкая и внутрен­няя речь. Их преддифференцированное состояние можно на­блюдать у детей и аборигенов в форме бормотания и шепо­та; возврат к этому состоянию может произойти у престаре­лых или душевнобольных, а также у людей в состоянии силь­ного возбуждения.

Другие аспекты мышления можно найти в противопо­ложности полагания и предполагания. Мышление есть «спо­соб, посредством которого» мы не только предвосхищаем бу­дущее, но также возвращаемся в прошлое (воспоминание), строим картины самих себя (фантазирование) и играем во все виды интеллектуальных игр на шахматной доске логики (философствование).

Мышление есть действие в гомеопатических дозах; сред­ство экономии энергии и времени. Когда нам нужна пара бо­тинок, мы сбережем массу времени, планируя, воображая или представляя заранее, какие именно ботинки нам нужны и где мы их, скорее всего, обнаружим. Короче — мы предвосхища­ем действие.

Сохраненная таким образом энергия развивается даль­ше: мы вливаем различные сенсорные переживания в «объекты», обозначаем их и оперируем этими словами-сим­волами, как если бы они были самими объектами. Здесь мы не можем вдаваться в детали высших форм мышления — ка­тегориального (иногда называемого «абстрактным») мышле­ния. Категориальное мышление — это классификация различ­ных связанных объектов и абстракций, облегчающая челове­ку существование в окружающем мире и управление им. По­теря категориального мышления означает ограничение ори­ентации и действия (К.Гольдштейн).

Мы встречаемся здесь с другим применением закона перехода   количества   в   качество.   Путем   снижения   интен-

36                 Холизм и психоанализ

сивности, но при сохранении первоначального побуждения, действие превращается в мышление. В этом случае мы дол­жны быть способны отыскать нулевую точку, то состояние, в котором еще не разделены мышление и действие. Экспери­менты Кёлера с обезьянами показывают существование та­кой точки (Intelligenzprufungen an Anthropoiden, 1917). Один эксперимент точно показывает ситуацию, где мышление и действие еще не дифференцированы должным образом. В дальнейшем это послужит введением к дискуссии о психо­логии «поля».

Одна из обезьян пытается достать плод, лежащий на зем­ле вне пределов досягаемости. В ее распоряжении имеется ряд полых бамбуковых палок, которые можно вставлять друг в друга. Сначала обезьяна тщетно пытается достать плод од­ной палкой. Затем она пробует все другие палки, но обнару­живает, что они недостаточно длинные. Наконец она, видимо, мысленно представляет более длинную палку; путем экспе­риментирования ей удается составить две палки вместе и достать-таки плод.

Легко понять, что обезьяна сделала орудие. Комбинация из двух палок сама по себе еще не орудие: она становится им только в данной конкретной ситуации, будучи использова­на этой конкретной обезьяной. Составная палка не является орудием (вещью с «соответствующими функциями») для со­баки, и даже для обезьяны, если плод находится в клетке. Она будет орудием только в конкретном «поле», только если ситуация в целом это определяет.

Концепция «поля» прямо противоположна традиционной науке, которая всегда рассматривала реальность как конгло­мерат отдельных частей, как мир, составленный из бесчис­ленного количества кусочков и кусков.

Даже наше сознание согласно этой концепции состоит из большого числа отдельных элементов. Эта теория называ­ется ассоциативной психологией и основывается на предпо­ложении, что в сознании одна идея привязана к другой как бы веревкой, и что одна идея вслед за другой всплывет на по­верхность, если потянуть за веревку.

Фактически ассоциации являются частицами мышления, искусственно изолированными от более общих пунктов, ко­торые можно назвать сферами, ситуациями, контекстами, ка­тегориями и т.п. Ассоциации никоим образом не оказыва­ются просто сцепленными друг с другом. Напротив, здесь скорее участвуют более сложные мыслительные операции.

Психологический подход                  37

Если, например, я ассоциирую «блюдце» с «чашкой», я вызы­ваю картину или категорию посуды. Поэтому я выбрал блюд­це. Ассоциация «чая» с «чашкой» означает завершение не­полной ситуации: в этом случае наполнение чашки, возмож­но, указывает на то, что я испытываю жажду. С «черным» я бы ассоциировал «белый», если бы меня интересовали цве­та, и «смерть», если бы я рассматривал черный как часть тра­урного контекста.

Трудно избежать впечатления, что ассоциации имеют не­что странное и искусственное в своем строении. Каламбуры, например, основаны на внешнем акустическом сходстве, весьма далеком от фактического содержания: это примене­ние слов, изолированных от их связей.

Фрейд использовал ассоциативную психологию и не­смотря на эту помеху совершил поразительные открытия, ин­туитивно видя ряд «гештальтов» за ассоциациями. Ценность ассоциаций заключена не в них самих по себе, а в суще­ствовании специфических сфер, частью которых они являют­ся. Ассоциативный эксперимент Юнга служит средством «взрыхления» эмоционально заряженного контекста, нап­ример, смущением или озадаченностью. Открытия Фрейда включают «целостности», такие как Суперэго и Бессозна­тельное, и «текучие, навешенные содержания» — комплексы, паттерны повторения, сны. Но хотя Фрейд и порвал с чисто изоляционистской точкой зрения, он не учел универсальнос­ти сфер и распознавал главным образом их патологическое значение. Если бы не Фрейд, ассоциативную психологию следовало бы сдать в отдел древностей какого-нибудь му­зея науки.

Место ассоциативной психологии заняла гештальт пси­хология, которую разрабатывали главным образом В.Кёлер и М.Вертгеймер. Они считали, что существует единое пер­вичное образование, которое они назвали «гештальт» (фор­мирование фигуры), а изолированные куски и кусочки явля­ются вторичными образованиями. Вертгеймер так сформу­лировал гештальттеорию: «Существует целое, поведение ко­торого не определяется отдельными элементами, но процес­сы в частях сами определяются внутренней природой цело­го. Гештальттеория надеется определить природу таких це-лостностей». Так как слово «гештальт» имеет специальное научное значение, для которого не существует соответству­ющего английского слова, широко используется немецкое выражение.   Р.Тоулесс   (в  книге   Стаута   «Учебник  психоло-

38                  Холизм и психоанализ

гии». Лондон, 1938) предлагает заменить привычный термин гештальтпсихология более подходящим психологическая те­ория поля, основанным на «теории относительности».

Используя собственную пишущую машинку, я продемон­стрирую два простых примера того, как идентичные «вещи» принимают различное значение в зависимости от гештальта, в который они включены.

А	В
1	2
2	1
БИЗНЕС	окно
2	1
1	2

Вертикальные ряды состоят из номеров один, два, три, два, один; и два, один, ноль, один, два; но никто не станет читать горизонтальные строки как «би-три-нес» и «ноль-кно». Будет ли знак 3 или 0 обозначать буквы или цифры, определяется его контекстом, гештальтом, в который он включен. Категория букв и категория цифр в данном случае частично перекры­ваются, знаки идентичны по форме, в то время как по значе­нию они различны.

Легко понять, что произносимое слово есть гештальт, единство звуков. Только если гештальт неясен — когда, на­пример, мы не расслышали имени человека по телефону — мы просим проверить слово, разделить его на отдельные бук­вы. Данное правило применимо также к напечатанному сло­ву. Ошибки при чтении ясно демонстрируют отношения меж­ду прочитанным и напечатанным гештальтом.

Белый объект на темном (сером или черном) фоне ка­жется белым, хотя тот же самый объект на зеленом фоне мо­жет показаться красным, а на красном фоне — зеленым и т.д.

Другой пример гештальта — музыкальная тема. Если пе­ревести мелодию в другую тональность, каждая нота в от­дельности меняется, а «целое» остается тем же самым.

Набор шахматных фигур в коробке не способен надолго удержать чье-либо внимание, так как он состоит из 32 неза­висимых фигур. Но те же фигуры в игре, их взаимозависи­мость и постоянно меняющаяся ситуация буквально зачаро­вывают игроков. В коробке шахматы представляют изоляци­онистскую точку зрения, на шахматном поле — «целостную» концепцию.

Термин холизм (бХод — целое) был введен Ф.М.Смутсом (Холизм и эволюция, 1926) для выражения позиции, представ­ляющей мир состоящим per se не только из атомов, но также

Психологический подход                  39

из структур, имеющих значение, отличное от суммы их частей. Изменение позиции единственной фигуры в шахматной партии может вызвать весь спектр последствий, от проигры­ша до выигрыша.

Разница между изоляционистской и холистической точ­кой зрения примерно такая же, как между веснушчатой и за­горелой кожей.

Поскольку изучение гештальт-психологии подразумевает обширные научные знания и детальную экспериментальную работу, широкому кругу заинтересованных можно порекомен­довать внимательное изучение книги Смутса, в которой обо­снована важность понимания целостности не только в биоло­гии, но и во многих других областях науки. Лично я согласен с тем, что «структурный холизм» можно рассматривать как спе­цифическое выражение <fl. Я приветствую различие между це­лым и частями целого (холлоидами): если армия есть агрес­сивно-защитная целостность, то батальоны, эскадроны и т.д. будут частями целого; если человеческая личность есть це­лостность, то комплексы и паттерны повторения будут частя­ми целого. Однако здесь присутствует опасность обожеств­ления концепции Смутса, и я не склонен следовать ему в том, что я бы назвал идеалистическим или даже теологическим Холизмом.

Удерживая во внимании контекст, или поле, или целое, в которые встроен феномен, мы избегаем непонимания, кото­рое, как результат изоляционистской точки зрения, может слу­чаться в науке даже чаще, чем в обыденной жизни. Обычно очень сложно определить слово таким образом, чтобы чита­тель или слушатель понял его значение. Одно и то же слово может принадлежать к разным областям или контекстам, и может иметь другое значение в каждом контексте.

Мы видели это на примере знаков 3 и 0 и маскирующих слов типа «думать». Предложение, речь или письмо, вырван­ные из контекста, могут представлять полностью искаженный смысл.

Мы также имеем в виду, что мышление в противополож­ностях хорошо применимо только в своей особой сфере или контексте, также как определения зависят от конкретных си­туаций. Это проиллюстрировано на следующей схеме и по­может нам глубже проникнуть в проблему дифференциации. На схеме представлено несколько употреблений слова «ак­тер» в сравнении с его противоположностями.

40

Холизм и психоанализ

Актер — это	Противоположно	Принадлежит к	Примеры предразличия
1. Работник сцены	Директор, наниматель	Социальный порядок	Чарли Чаплин
2. Исполнитель	Зритель	Представление	Гамлет, 3 2
3. Мужчина	Актриса	Пол	Актер на греческой сцене
4. Воплотитель	Автор	Литература	Шекспир
5. Профессионал 6. Человек, который играет	Частное лицо Человек, который ведет себя естественно	Личностный статус Выражение, экспрессия	Любитель Играющий ребен

Первые три колонки не требуют пояснений. Для разъяс­нения примеров предразличия, более трудных для понимания, предлагается несколько пояснительных замечаний.

1.Всем известно, что Чарли Чаплин был и главным акте­ром, и режиссером своих фильмов. В балагане разница меж­ду директором и его служащими может быть не очень значи­тельной, а в бродвейском театре она настолько велика, что директор может даже не знать некоторых своих актеров.

2.Я имею в виду ту сцену, где актер, играющий Гамлета, сам смотрит представление. В любом диалоге происходит из­менение функций: говорящий человек, исполнитель в следу­ющий момент становится слушателем, или зрителем. Более дифференцированной, разделенной является ситуация, когда человек репетирует перед зеркалом, прежде чем выступить публично или встретиться с кем-то, на кого он хочет произве­сти впечатление. К этой сфере принадлежат и патологичес­кие феномены самосознания. Происходит разделение, диф­ференциация на исполнителя и зрителя: существует опреде­ленный конфликт между пребыванием на сцене и наблюде­нием из зала.

З.Во многих театрах (например, в греческом, японском, шекспировском) актерами были исключительно мужчины.

4.Случай Шекспира широко известен. Если бы он не пре­успел как автор, он, возможно, стал бы исключительным акте­ром.

Психологический подход                  41

5.Профессиональный актер — это результат развития сценического искусства. Убедительный пример состояния предразличия мы видим в шутах из «Сна в летнюю ночь».

6. Когда ребенок играет роль льва, он и есть лев, и он мо­жет быть настолько увлечен своей игрой, что будет злиться, если его называют мальчиком.

Так, зная «поле», контекст, мы можем определить противо­положности, и наоборот, зная противоположности, мы можем определить специфичное для них поле. Подобная взаимосвязь окажется весьма полезной в подходе к структуре и поведе­нию организма в его окружении.

Глава 3

ОРГАНИЗМ И ЕГО РАВНОВЕСИЕ

Студент-медик в начале своего обучения встречается с тысячами изолированных фактов. Возьмем изучение анато­мии: здесь обучение студента вместо того, чтобы следовать логике развития медицинской науки, которая шла путем диф­ференциации — от общего к частному, от целого к деталям, идет прямо в противоположном направлении.

Мне кажется, полное изменение образовательных методов в таком духе будет очень полезно для студентов-медиков. Све­жее любопытство студента в наблюдении полных ситуаций (просто случаев) позволило бы ему построить острова знания путем изучения анатомических, психологических и патологичес­ких деталей в их связи с живым организмом. Вместо привычно­го обучения отдельным фактам отдельными учителями необхо­димо выработать более холистической подход к человеческому организму. Имея дело непосредственно с пациентом, студент встречался бы с человеческой личностью, в то время как при существующей системе он сначала изучает мертвое тело, по­том механические функции человеческого организма, и под ко­нец он получает маленький глоток знаний о «душе».

Изолированное рассмотрение различных аспектов чело­веческой личности только поддерживает мышление в терми­нах магии, веру в то, что душа и тело — отдельные части, со­единенные вместе некоторым мистическим образом.

Человек есть живой организм, его определенные аспек­ты — это тело, сознание и душа.  Если определить тело как

Организм и его равновесие                43

сумму клеток, сознание как сумму восприятий и мыслей, душу как сумму эмоций, и если даже добавить «структурную интег­рацию» (или существование этих сумм как целостностей) к каждому из трех понятий, все равно эти определения и раз­деления искусственны и не согласованы с реальностью. Предрассудок, что душа, тело и сознание есть разные части, которые можно разъединить либо собрать вместе, идет из тех времен, когда человек (испуганный и сопротивляющийся смерти) выдумал духов и привидения, живущих вечно и спо­собных   входить в тело и выходить из него.

Согласно данному представлению, Бог может вдохнуть в тело жизнь. В индийской концепции реинкарнации предпо­лагаемая душа может перейти из одного организма в дру­гой, из слона в тигра, из тигра в таракана, а в следующей жизни в человека. Это будет продолжаться до тех пор, пока не будут выполнены условия недосягаемого стандарта эти­ки, и душа, наконец, сможет впасть в нирвану. Даже в совре­менной европейской цивилизации многие верят в привиде­ния и духов, чем обеспечивают средствами к существова­нию оккультистов, гадалок, спиритуалистов и подобных им господ. А вера миллионов людей в загробную жизнь, так как спокойнее думать, что мертвое не есть мертвое?!

Абсурдность такой концепции души и тела можно пока­зать, применяя ее к механическим вещам. Если вы любите свою машину, восхищаетесь ее мягким ходом, совершен­ством ее линий, вам наверное кажется, что у нее есть душа. Но вряд ли кто-нибудь поверит, что ее душа может внезапно покинуть тело, дабы наслаждаться в раю для машин (или принять муки для грешных транспортных средств), в то вре­мя как тело машины будет гнить и ржаветь на кладбище для машин.

Вы можете возразить, что машина — творение человечес­ких рук, нечто искусственное. Но разве кто-нибудь говорит о бессмертной душе осьминога или собаки — того, что человек не в состоянии сотворить? Впрочем, были люди типа поздне­го Конан-Дойла, убежденные в существовании рая для собак так же, как для людей. Все эти рассуждения звучат цинично и богохульственно, но я всего лишь довел до логического пре­дела концепцию искусственного разделения организма на душу и тело.

Компромисс между этой изоляционистской концепцией организма и холистической концепцией — теория психофизи­ческого параллелизма, в которой полагается, что физическая

44                 Холизм и психоанализ

и физиологическая функции работают отдельно друг от дру­га, хотя и параллельно. Главный недостаток теории — в от­сутствии связи между этими двумя слоями. Такова ли она, что тело как своеобразное зеркало подражает душе (и на­оборот), так что обе субстанции выполняют те же самые фун­кции одновременно? Идентичны ли функции души и тела, либо они совпадают?

Мне кажется, параллелисты пытаются скомбинировать два противоположных Weltanschauungen: материалистичес­кий и идеалистический. Материалистический взгляд на жизнь провозглашает конкретную материю основой бытия. Эта «при­чина» производит душу и сознание. Мысли — это вид усиле­ния, проявления мозгового вещества, материи, любовь — про­дукт сексуальных гормонов.

Противоположная идеалистическая (или спиритуалисти­ческая) концепция гласит, что идея создает вещи. Наиболее известный пример такого Weltanschauung — творение мира богами. Параллелист соединяет эти две концепции, не дос­тигая, однако, продуктивной интеграции структуры.

Все подобные гипотезы более или менее дуалистичны, пы­таются найти связь между душой и телом. Все они, даже «пре­дустановленная гармония» Лейбница, сбиваются с пути, так как они основываются на искусственном разделении, которое в реальности не существует. Они хотят восстановить един­ство, которое никогда и не переставало существовать. Тело и душа идентичны «in re», хотя различны «in verbo», слова «тело» и «душа» означают два аспекта одной и той же вещи.

В меланхолии, например, среди прочих проявляются два симптома: сгущение желчных соков («меланхолия» означает черную желчь) и глубокая печаль. Человек, верящий в орга­ническое основание, скажет: «Человек чувствует печаль, так как его желчь густеет». Психолог считает: «Депрессивные пе­реживания и настроения пациента вызывают загустение по­тока желчи». Оба симптома, однако, не связаны как причина и следствие — они есть два проявления одной причины.

Если коронарная артерия склеротизирована, волнение может привести, среди прочих явных симптомов, к приступу тревоги. С другой стороны, приступ тревоги у человека со здоровым сердцем идентичен определенным физиологичес­ким изменениям в функционировании сердца и дыхательно­го аппарата. Не бывает приступа тревоги без затрудненно­го дыхания, ускоренного пульса и подобных симптомов.

Организм и его равновесие                45

Никакие эмоции типа гнева, стыда или отвращения не происходят без того, чтобы в них приняли участие и физио­логические, и психологические компоненты.

Легкость совершения основательных ошибок можно оце­нить с помощью закона, сформулированного психоаналити­ком В.Штекслем, который считал, что невротическая личность испытывает ощущения вместо эмоций, например, жар вмес­то стыда, сердцебиение вместо тревоги. Но эти ощущения являются интегральными частями соответствующих эмоций. Невротик не испытывает ощущения вместо эмоций, но за счет исключения сознательного компонента, из-за частичной потери «чувства себя» (сенсомоторной информированности) он испытывает неполную ситуацию, слепоту к психологичес­ким проявлениям эмоций.

Так как мы рассматриваем не столько универсальную холистическую концепцию, сколько специфически организ-менную, наш подход отличается от подхода Смутса. Вместо его аспектов материи, жизни и сознания мы выбираем ас­пекты тела, души и сознания. Понять идентичность души и тела, по крайней мере теоретически, не так уж и трудно. Воп­рос усложняется, если мы примем во внимание сознание. Здесь имеет место разделение на противоположности. Если вы дрожите, происходят определенные явления в коже, мыш­цах и т.д.

Одновременно с этими ощущениями сознание отмечает: «Я дрожу», или думает о противоположном: «Я хочу согреться, я не хочу дрожать». (Этот протест, это сопротивление есть биологический феномен, его нельзя смешивать с психоана­литической концепцией сопротивления). Если сознание все­гда только принимает ситуацию, то нет необходимости в его существовании вообще. Утверждение «Я дрожу» может пред­ставлять показательный или научный интерес, но оно не бу­дет иметь биологического значения. Если, однако, это утверж­дение было не просто утверждением, а еще и эмоциональ­ным выражением, криком о помощи: «Я дрожу, дайте мне со­греться!» — тогда оно будет выражать стремление к его про­тивоположности.

Эксперименты с низшими животными показывают, что все животные реагируют в принципе одинаково. Единствен­ное различие состоит в том, что животные без головного мозга реагируют медленнее, чем животные с головным моз­гом. Можно интерпретировать этот факт как то, что мозг обеспечивает организм  лучшими  сигналами  о  его  потреб-

46                Холизм и психоанализ

ностях. Эти сигналы имеют признак, противоположный тре­бованиям организма, что поясняется следующим примером. Мистер Браун совершает прогулку в очень жаркий день. Он потеет и теряет определенное количество воды. Если обо­значить общее количество жидкости, требуемое для балан­са организма, через W, а потерянную часть через X, тогда у мистера Брауна останется W-X воды, состояние, которое он ощущает как жажду, как желание восстановить водный ба­ланс организма, как стремление принять в свою систему ко­личество X. Это X проявляется в его сознании (которое, про­тестуя против -X, думает о его противоположности) как ви­дение журчащего ручья, кружки воды или пивного бара. -X в системе тело/душа проявляется как X в сознании.

Другими словами, W-X существует в «теле» как дефи­цит (обезвоживание), в «душе» как ощущение (жажда) и в «сознании» как дополнительный (комплиментарный) образ. Если количество X воды добавляется к организму, жажда аннулируется, утоляется, баланс W восстанавливается, об­раз X в сознании исчезает вместе с появлением реального X в системе тело/душа. Жажда, как и любой другой тип го­лода, представляет собой дефицит или минус в балансе организма. Противоположность этой ситуации — плюс в си­стеме тело/душа и минус и сознании. Простейший пример подобного плюса (или излишка, как его можно назвать) — вопрос отходов. Фекалии и моча это излишки усвоения пищи. Плюс вещества создаст у человека образ его мину­са: место, где можно избавиться от этого излишка. В пер­вом примере исчезновение минуса восстанавливает водный баланс организма. Дефекация, мочеиспускание или выде­ление секретов (например, половых желез) и освобождение эмоций также достигают баланса организма.

Так, положительная и отрицательная функции метабо­лизма представляют работу базовой тенденции каждого организма стремиться к равновесию. В работе организма некоторое событие нарушает его баланс в каждый момент, но одновременно возникает контртенденция к достижению баланса. В зависимости от интенсивности этой тенденции мы называем ее желанием, стремлением, потребностью, не­обходимостью, страстью. Если ее эффективная реализация регулярно повторяется, мы называем ее привычкой. Из этих побуждений мы устанавливаем существование инстинктов. Это интеллектуальное заключение, основанное на наблюде­нии поведения, побуждений и физиологических симптомов.

Реальность                 47

До тех пор, пока мы сознаем, что термин «инстинкт» есть только подходящий словесный символ для определенных комплексных событий в организме, мы вполне можем поль­зоваться этим термином. Но если мы воспринимаем ин­стинкт как реальность, мы совершаем опасную ошибку, по­нимая его как prima causa, и тем самым впадаем в новую ловушку обожествления — ловушку, которой не избежал даже Фрейд.

Было предпринято много попыток перечислить и классифи­цировать инстинкты. Однако любая классификация, не включа­ющая баланс организма, произвольна, является продуктом спе­цифических интересов классифицирующего ученого.

Чтобы быть точным, нужно узнавать сотни инстинктов и понимать, что они не абсолютны, но относительны, зависят от требований организма. Рассмотрим, например, беременную женщину: растущий ребенок требует кальция, и она испыты­вает потребность в кальции. Если кальций-минус становит­ся достаточно интенсивным, реализация контртенденции мо­жет развиться до уровня «инстинктивной» жадности к этому минералу. Так, известны случаи, когда женщина слизывала известку со стен. В обычных обстоятельствах «кальциевый инстинкт» не осознается, так как кальций содержится в по­вседневной пище в количествах, достаточных для предотв­ращения развития кальций-минуса. Подобная ситуация при­менима к потребности в витаминах или обычной соли. Эти потребности обычно не осознаются, так как требуемые ве­щества находятся в обычной пище. Можно говорить о сба­лансированной диете, только если удовлетворены все типы различных инстинктов голода¹.

Дефицит в человеческом организме имеет не исключи­тельно биологическую природу.  Цивилизация создала у че-

¹ Интересным выражением солевого инстинкта служит знак для NaCI (соль), символизирующий в африканском племени важность чего-либо, жадность к чему-либо.

На знаке изображен столь желаемый минерал, к которому со всех сторон протягиваются руки.

48                 Холизм и психоанализ

ловека ряд дополнительных потребностей — как воображае­мых, так и реальных вторичных потребностей.

Пример вторичной потребности — входящее в привычку использование определенных лекарств (например, морфия), которое превращается в настоящую потребность человечес­кого организма. Согласно теории Эрхлиха, организм морфи­ниста переполнен незавершенными молекулами, в результа­те чего возникает подлинная потребность в их завершении. Морфиевый голод действительно становится подлинным, хотя и патологическим инстинктом. Известно, что одной «силы воли» никогда недостаточно для излечения от этой привычки: потребность в морфии в самом деле становится инстинктом.

Болезненность такого инстинкта очевидна, так как он наб­людается у индивидов, которые явно отличаются от большин­ства, в то время как в коллективных привычках болезненность менее заметна. Организм тучного маклера, чей офис распо­ложен на 40-м этаже, изменился до такой степени, что у человека развился «инстинкт лифта». Действительно, он не способен доб­раться в свой офис иначе как на лифте.

Хобби, моду, азартные игры и другие подобные вещи мож­но обозначить как воображаемые потребности. Они не явля­ются жизненно необходимыми для организма, но тем не ме­нее сопровождаются интенсивным интересом. Отсюда всего лишь один шаг до патологических навязчивостей и фобий типа бессмысленного счета, проверки заперта ли дверь, не­способности переходить улицу или оставаться в замкнутом пространстве.

Мы не можем перечислить все инстинкты организма, но можем разделить их на две группы, в зависимости от главных функций: самосохранение (self-preservation) или видосохра-нение (species-preservation). Самосохранение обеспечивается удовлетворением пищеварительной потребности и само­защитой, а сексуальные «инстинкты» обеспечивают видо-сохранение.

Фрейдовская классификация инстинктов требует пере­ориентации организмической точки зрения. Его теорию Эро-са/Танатоса мы рассмотрим позднее. На данной стадии нужно только опровергнуть его первоначальную классифи­кацию (которую он и сам не слишком высоко оценивал, счи­тая ее лишь предварительной гипотезой). Очевидно, что раз­деление на эго-инстинкты и сексуальные инстинкты являет­ся дуалистической  концепцией,   обеспечивающей  подходя-

Организм и его равновесие               49

щий теоретический фон для наблюдений невротического конфликта; но отношения между эго-инстинктами и сексу­альными инстинктами не существенно отличаются от отно­шений между эго-инстинктами и инстинктами голода. Эго не есть инстинкт и не имеет собственных инстинктов; оно есть функция организма, как будет показано в следующей главе.

Для иллюстрации переживания плюсов и минусов в ор­ганизме я приведу сон солдата, участвовавшего в войне 1914—1918 годов. Вот краткое изложение его рассказа:

«Это было в начале 1918 года, во Франции. Наша ком­пания размещалась в старом фабричном здании. Чтобы добраться до «мест общего пользования», нужно было пере­сечь большой двор, покрытый льдом и снегом, и солдаты из другого подразделения следили, чтобы мы не испортили прекрасный снег во дворе, используя его как уборную. Пища, которую мы ели, была неподходящей во всех отношениях. Я спал на верхней койке. Мне снилось, что я только что при­ехал в родной город на побывку. Я шел от станции к приго­роду, где жили мои родители. Мама писала мне, что приго­товит сливовые клецки — мое любимое блюдо — когда я приеду домой, и я предвкушал этот деликатес. Я чувствовал сильную потребность пописать, и зашел в общественный ту­алет, где и облегчился. Я вышел... На этом мой сон закон­чился, и вдруг мой товарищ с нижней койки проснулся и цветисто выразил свое возмущение по поводу того, что я на него написал».

Незавершенная ситуация	Компенсация во сне
МИНУС	ПЛЮС
Плохая пища	Вкусные клецки
Отсутствие знакомого окружения	Дом
ИЗЛИШЕК	МИНУС
Моча	Вместилище
Длинная прогулка	Никакой длинной
по холоду, чтобы	прогулки
помочиться

Глава 4 РЕАЛЬНОСТЬ

Ни один организм не самодостаточен. Он нуждается в окружающем мире для удовлетворения своих потребностей. Рассматривать организм сам по себе равносильно тому, что­бы представлять его как искусственно изолированное целое, в то время как всегда существует взаимозависимость меж­ду организмом и его окружением. Организм является час­тью мира, но он также может переживать окружающий мир как нечто отдельное от себя — как нечто столь же реальное, как и он сам.

На протяжении долгих веков едва ли многие проблемы занимали умы философов более, чем проблема реальности. Сформировались две основные философские школы: одна утверждает, что мир существует только в наших ощущениях, другая придерживается мнения, что реальность существует независимо от восприятия. Все помнят историю о некоем че­ловеке, пнувшем философа в ногу и пытавшемся затем убе­дить последнего в том, что боль существует лишь в его, фило­софа, восприятии.

Но данная проблема не так проста. Ее решение проще и сложнее одновременно. В этой книге я не намерен затраги­вать философские вопросы в большей степени, нежели это окажется абсолютно необходимым для разрешения наших проблем, и мне меньше всего хотелось бы вступать с кем-либо в словесную перепалку. Я хочу подчеркнуть лишь то, что если бы у того человека не возникло желания пинать фило-

Реальность

51

софа, тот так и остался бы в неведении относительно суще­ствования своей голени. Мы можем сделать даже еще один шаг и задаться таким вопросом: учитывая тот факт, что инст­рументы, раздвигающие границы нашего восприятия, служат нашим же интересам, существует ли мир perse или же лишь пока на него направлен наш интерес.

Для наших целей мы допускаем предположение о том, что существует объективный мир, который служит основой для со­здания индивидом своего собственного, субъективного мира. Мы отбираем части безграничной вселенной в соответствии с нашими интересами, но этот отбор, в свою очередь, ограни­чен средствами восприятия, а также социальным и невроти­ческими ограничениями. Далее мы познакомимся с другим, псевдомиром, играющим огромную роль в нашей жизни и в цивилизации в целом, обретшим собственную реальность — миром проекций.

Вся проблема существования мира свелась к вопросу: сколько процентов мира существует для индивида?

Внешний круг может представлять мир per se.

Следующий за ним круг указывает на опосредованное знание о мире, знание, которое мы добываем с помощью инструментов интеллекта (книги, обучение) или приспособ­лений, утончающих наше восприятие (например, телескоп и микроскоп). Лучший способ убедиться в существовании этой части мира — провести жутковатый эксперимент со свист­ком Гальтона, издающим звуковые колебания с частотой выше  воспринимаемого  человеческим  ухом   предела.   Если

 

52                Холизм и психоанализ

подуть в этот свисток, то тренированная собака остановится как вкопанная, хотя сами вы ничего не услышите. Такой свист лежит как раз за пределами следующего круга, кото­рый ограничивает впечатления, получаемые благодаря нево­оруженным органам чувств. Устойчивости ощущений проти­востоит непостоянство наших интересов (следующий круг), оказывающее влияние на громадное разнообразие наших наблюдений и контактов. Субъективный мир еще более су­жается при потере чувствительности (слепота, анестезия и т.д.), а также в связи с социальными и невротическими зап­ретами.

Чтобы проиллюстрировать некоторые моменты взаимоза­висимости между объективным и субъективным миром, я хочу предложить следующую схему, показывающую один и тот же объект в отношении к нескольким разным людям. В качестве объекта выбрано поле.

Мы пытаемся приблизиться к объективному миру с по­мощью определений и можем приблизительно определить «поле» как участок земли, на котором выращивают зерновые культуры.

Является ли так называемая объективная реальность не­обходимо идентичной субъективной реальности каждого персонажа из данной схемы? Конечно же, нет. Торговец, оки­дывающий взглядом поле, примется оценивать прибыль, ко­торую он получит от продажи урожая, тогда как влюбленные, выбравшие данное поле для того чтобы удалиться на время от мира, совершенно не заботятся о его денежной стоимос­ти. Художник может вдохновиться медленно изменяющимся узором света и тени, но для пилота, идущего на вынужден­ную посадку, движения колосьев служат лишь указателем направления ветра. Агроному не важны цветовые сочетания или направление ветра — он изучает химический состав по­чвы. Ближе всего к объективной реальности, как мы ее оп­ределили выше, находится субъективная реальность ферме­ра, который обрабатывал поле и выращивал пшеницу.

Все это может показаться сложнее, чем вначале. Из од­ной реальности мы получили шесть; но общим для всех шее-

 

Реальность                 53

ти становится тот особенный интерес, который характеризует эти субъективные реальности.

То, что сфера интересов есть решающий фактор, может быть с легкостью продемонстрировано подбором альтерна­тив в каждом из приведенных случаев. Мы можем заменить поле чем-то другим, лежащим в особой сфере интересов каждого. Пилот и поле связаны друг с другом только лишь «направлением ветра» — областью, относящейся к потреб­ностям пилота, т.е. его ситуацией недостатка, которую мы об­суждали в предыдущей главе. Таким образом, для пилота дым из трубы также мог послужить указателем направления ветра. Торговец мог использовать в качестве альтернативы скупку птицы, художник — ручей, любовники — стог сена, фермер — выращивание скота, а агроном — картофельное поле.

У этих шести человек имеется шесть различных сфер ин­тересов. Они заинтересованы в таких объектах из внешнего мира, которые могли бы удовлетворить их разнообразные нуж­ды, и только вследствие совпадения поле является объектом интереса, общим для всех них.

Мы можем пойти еще дальше и заявить, что единствен­ная значимая реальность, реальность интересов — это внут­ренняя, а не внешняя реальность. Лучше всего нам удастся это понять, если мы поменяем альтернативы без учета специ­фических интересов и придем к полному абсурду. Пилот, ко­торый тщится угадать направление ветра по стогу сена, тор­говец, покупающий ручьи, влюбленные, ищущие укрытия в дыме из трубы...

СПЕЦИФИЧЕСКИЕ    ИНТЕРЕСЫ    ДИКТУЮТСЯ СПЕЦИФИЧЕСКИМИ     ПОТРЕБНОСТЯМИ

Таким образом, добавляя специфические потребности в нашу схему, мы видим, что в каждом случае поле представля­ет собой некое добавление, восполняющее различные недо­статки и нехватки.

Отношения между потребностями организма и действи­тельностью соответствуют отношениям между телом, душой и сознанием. Образ исчезает из сознания (как мы уже видели), как только удовлетворяется потребность организма. В точнос­ти то же происходит и с нашими субъективными реальностя­ми; они исчезают, как только потребность в них отпадает.

54

Холизм и психоанализ

После посадки пилот утрачивает жизненно важный инте­рес к полю точно так же, как и художник после окончания им картины.

Человек, чье хобби состоит в решении кроссвордов, мо­жет заниматься этим часами, но как только кроссворд оказы­вается решенным, загадка теряет свою притягательность и становится просто куском бумаги. Ситуация оказалась завер­шена. Интерес к головоломке был вознагражден и тем са­мым сведен на нет; он отступает на задний план, освобождая передний для других занятий.

Проезжая на машине по городу, обычно не замечаешь ка­кой-то один почтовый ящик. Ситуация, однако, меняется в том случае, если вам необходимо отправить письмо. Тогда поч­товый ящик вынырнет из неразличимого фона, становясь субъективной реальностью — другими словами, фигурой (геш-тальтом), противостоящей слитному фону¹.

Вот еще один пример: Господин Н. купил себе машину, допустим, «шевроле». До тех пор, пока он горд своей покупкой, его личная машина будет выделяться для него из множества таких же машин на дороге.

Двух этих примеров достаточно, чтобы показать, что мы не воспринимаем все, что нас окружает, одновременно. Наш взгляд на мир отличается от взгляда объектива фотокамеры. Мы отбираем объекты в согласии с нашими интересами, и эти объекты становятся для нас фигурами, выдающимися из смутного фона. Снимая фотографии, мы пытаемся преодо­леть оптические различия между человеческим глазом и объективом фотоаппарата путем намеренного создания эф-

¹ Если некто забывает опустить письмо, то это не обязательно следствие вытеснения или сопротивления. Скорее всего, это случается по той при­чине, что интерес к тому, чтобы отправить письмо, не настолько силен, что­бы провоцировать возникновение феномена «фигура-фон».

 

Реальность                 55

фекта «фигура-фон». Крупный план на экране зачастую пока­зывает отчетливую фигуру героя на туманном фоне¹.

Фрейд близко подобрался к разгадке проблемы «фигу­ра-фон» гештальт-психологии. Он пытался разрешить данную проблему, допуская, что объекты (реальные и воображаемые) могут быть заряжены психическими энергиями и что всякий психический процесс сопровождается изменениями «катек-сиса»². Эта теория, будучи полезной в качестве рабочей ги­потезы, имеет ряд недостатков.

Для Фрейда катексис означает прежде всего либидоз-ный катексис!

Идея катексиса обязана своим происхождением ложно­ножкам амебы, которые используются ею для поглощения пищи. Она была перенесена без достаточных на то основа­ний из пищедобывателы-юй в сексуальную сферу, в результа­те чего функции пищеварения смешались в психоаналитичес­кой теории с половыми функциями.

Отношения между организмом и «сознанием» соответ­ствуют отношениям между организмом и действительностью в трех пунктах.

(1)  Как сознание, так и реальность дополнительны по от­ношению к организмическим нуждам.

(2)  Они действуют согласно принципу «фигура-фон».

(3)   Как  только  достигается  удовлетворение,   реальный объект и его образ исчезают из сознания.

Конечно, между реальностью и воображением, восприяти­ем и визуализацией существуют некоторые различия, в про­тивном случае мы принимали бы воображаемое за действи­тельность (галлюцинации)³.

¹ В случаях патологии наблюдается отсутствие способности к форми­рованию фигуры и фона. Такое явление известно как «деперсонализа­ция» и появляется после шока и сильнейших эмоциональных встрясок, после потери дорогого человека и, в меньшей степени, на определенной стадии опьянения. Мир тогда воспринимается как нечто неподвижное, эмоционально-безразличное и в то же время оптически четкое. Сходство с работой неодушевленного фотообъектива очевидно.

² Катексис (Besetzung) — термин, подразумевающий приложение доба­вочной энергии, которая каким-то мистическим способом проецируется или внедряется в   реальный или воображаемый объект.

³ Галлюцинации встречаются не только у помешанных, но и у нормаль­ных людей, находящихся в состоянии сильного напряжения, например, страха или голода.

56                Холизм и психоанализ

Первоначально восприятие и визуализация не дифферен­цировать. , а идентичны. Каждый может испытать это на себе, когда ему случается видеть сны. В ярком сне человек дей­ствительно находится внутри ситуации, которую он восприни­мает как реальную. Проснувшись, лишь очень немногие спо­собны припомнить и заново пережить события сновидения со всей их интенсивностью. На память приходит только его ма­териал, и лишь изредка люди способны вызвать к жизни эмо­цию, пережитую во сне.

Идентичность восприятия и визуализации во сне — его галлюцинаторный характер — находит свое проявление в ра­зочаровании или облегчении, которые испытывает сновидец, обнаружив, что сновидение — «это только сон»¹.

¹ Йенш представил доказательства существования предифференциаль-ного состояния визуализации и восприятия. Он назвал это состояние «эй­детическим» и показал, что оно обычно присутствует у детей и сохраняет­ся некоторыми в зрелом возрасте. Такие люди могут с большим успехом использовать свои эйдетические способности, например, на экзаменах. Они просто просматривают в уме те отрывки из книг, которые уже читали в действительности, возможно даже не понимая содержания. Хорошая «память» такого рода вовсе не признак большого ума. Многие люди, обла­дающие эйдетической памятью, глупы, хотя некоторые, как например Гете, полагали, что она является неоценимым помощником сознания, снабжаю­щим его при необходимости огромным количеством воспоминаний. По­зднее я приведу несколько советов на предмет того, как улучшить свою биологическую память.

Глава 5

ОТВЕТ ОРГАНИЗМА

Если существование объективного мира зависит от на­ших инстинктов, то как тогда гештальт-психология может ут­верждать, что организм «отвечает на ситуацию»? Это выгля­дит полной противоположностью тому, что мы обнаружили.

Первичен ли организм и был ли мир создан для удовлет­ворения его нужд? Или же мир первичен, а организм лишь отвечает его требованиям? Обе точки зрения верны in toto, противоречия здесь нет и в помине: действия и ответные ре­акции тесно переплетены.

Прежде чем заняться этой проблемой, нам необходимо понять, что подразумевается под словами «ответ на». Мы при­выкли применять слово «ответ» для обозначения вербально выраженной реакции на вопрос. Однако кивок или покачива­ние головой также принимаются за ответы, хотя они не явля­ются вербальными. Расширяя данную категорию, можно на­звать «ответом» любую реакцию, любой отклик на воздей­ствие. Реакция, ответ — это следствие, нечто вторичное по отношению к чему-то произошедшему ранее.

Последовательность «реальность-ответ» контрастирует с одновременностью ситуации «инстинкт/реальность». Внут­реннее напряжение голода и вызывающий аппетит вид пищи возникают и исчезают одновременно, в то время как реак­ция ребенка на требование няни связана только с этим тре­бованием. Опять же необходимо воздерживаться от введе­ния   причинности   и  утверждать,   что  ответ  предопределен

58                 Холизм и психоанализ

вопросом. Единственным исключением окажутся те случаи, в которых за действием стереотипно следует одна и та же реакция. В таких случаях мы станем говорить, например, о «рефлексе», указывая тем самым, что волевое решение не оказывает никакого влияния на последовательность «дей­ствие/реакция».

Как я уже прежде замечал, ответ не сводится к словам. Мы можем ответить на ситуацию всем спектром эмоций — тревогой, страхом, воодушевлением, отвращением, моторной активностью, плачем, бегством, нападением и многими други­ми реакциями.

Я хотел бы привести всего один пример, взятый из по­вседневной жизни. Несколько человек становятся свидете­лями автомобильной аварии. Большинство отреагирует либо возникновением интереса (interesse = «быть среди»), либо бегством, либо подлинным или притворным безразличием. Заинтересованные люди отреагируют на ситуацию с <fl. Они стянутся к месту происшествия и проявят разумную актив­ность, вызвав «скорую помощь» или предложив собственные услуги; они также могут просто толпиться вокруг как зеваки или путаться под ногами у других. Другие могут начать вы­давать различные ассоциации, касающиеся того, к примеру, что чья-то тетушка попала в такой же переплет; некоторые начнут читать мораль о вреде скорости и опасностях езды в нетрезвом состоянии. Отношением, противоположным от­ношению данной группы будет избегание (ф). Кто-то может упасть в обморок; другие ретируются, объяснив свой уход тем, что они не выносят вида крови и изуродованных тел. Третьи могут заявить, что они не обязаны глазеть на аварию и что это зрелище может отпечататься в сознании, приведя впоследствии их самих к подобной ситуации. Притворное безразличие будет ответом человека, который чувствует себя не в своей тарелке, но хочет напустить на себя бравый вид, и только в случае истинного безразличия ответа не суще­ствует, так как личность не была никоим образом затронута происшествием.

Перейдем к следующему пункту обсуждаемой нами про­блемы. Не только мы выбираем себе свой собственный мир, но и другие люди выбирают нас в качестве объектов своих интересов. Они могут предъявлять к нам свои требования; наши ответы на них могут быть как положительными (если наши желания совпадают), так и отрицательными (мы можем отстаивать свои позиции или отвергать их требования).

Ответ организма

59

Созданная нами цивилизация полна взаимных притяза­ний. Существуют соглашения, законы, обещания, преодолева­емые расстояния, экономические трудности и целая бездна обязательств, которые мы обязаны выполнять. Все они со­ставляют некую коллективную реальность, обладающую зна­чительной властью и объективную если не по своей сути, то по эффектам, ею достигаемым.

И, как будто этого оказалось недостаточно, человек со­здал дополнительный мир, представляющийся реальным для большинства людей. Эта (воображаемая) псевдореальность соткана из проекций, главнейшее проявление которой — ре­лигия. Возвращаясь теперь к нашему примеру с полем, мы можем ввести в ситуацию «ответ организма» и прийти к сле­дующему расширению:

Персонаж        Ситуация, связанная с полем        Ответ

Теперь мы сможем завершить построение цикла взаимо­зависимости между организмом и окружающей средой. Мы обнаружили:

(1)  Организм в состоянии покоя.

(2)  Раздражающий фактор, могущий оказаться:

(а)  внешним раздражителем — требованием по отно­шению к нам или любым вмешательством, принуж­дающим нас к обороне;

(б) внутренним  раздражителем — потребностью,   на­бравшей достаточную силу стремления к удовлет­ворению и требовательности.

(3)  Создание образа или реального объекта (функции до­бавления/исключения и феномен фигуры-фона).

Пилот	указатель	направления ветра	приземление
Фермер	средства	к существованию	сбор урожая
Художник	пейзаж		рисование
Влюбленные	укромное	место	прятанье
Агроном	почва		сбор данных
Торговец	прибыль		предложение денег

60               Холизм и психоанализ

(4)  Ответ на ситуацию, нацеленный на

(5)  Снижение напряжения — достижение удовлетворения или исполнение требований, приводящее к

(6)  Возвращению организмического равновесия.

Примером внутреннего раздражителя может быть следу­ющий:

(1)  Я дремлю на диване.

(2)  Желание прочитать что-либо интересное проникает в мое сознание.

(3)  Я вспоминаю о книжном магазине.

(4)  Я иду туда и покупаю книгу.

(5)  Я читаю.

(6)  С меня достаточно. Я откладываю книгу.

Цикл внешнего раздражителя может быть следующим:

(1)  Я лежу на диване.

(2)  По моему лицу ползает муха.

(3)  Я осознаю присутствие раздражителя.

(4)  Я раздражаюсь и хватаю полотенце.

(5)  Я убиваю муху.

(6)  Я снова ложусь на диван.

По существу, циклы, вызванные внутренними и внешними раздражителями, не отличаются друг от друга. Здесь также инстинкт (к примеру, самосохранение) является первичным двигателем. В определенных ситуациях я могу и не заметить мухи. Тогда, конечно, она не будет действовать как раздражи­тель, и во всем цикле не окажется нужды.

Понимание этого круговорота позволяет нам проникнуть в суть одного из наиболее важных феноменов — саморегу­ляции организма, которая, как отметил В.Райх, весьма отлич­на от регуляции инстинктов с помощью морали или само­контроля. Моральная регуляция должна приводить к накоп­лению незавершенных ситуаций в нашей системе и к пре­рыванию организмического цикла. Такое прерывание дости­гается посредством мышечных сокращений и выработки не­чувствительности. Человек, потерявший «чувство себя», при­тупивший, например, свой вкус, не может ясно почувствовать, голоден он или нет. Следовательно, ему уже нельзя ожидать, что его «саморегуляция» (аппетит) станет функционировать нормально, и он начинает разжигать аппетит искусственны­ми способами.

Ответ организма                   61

Мы можем противопоставить случаям такого нарушения здоровой саморегуляции нормальное ее функционирование. К примеру, в сексуальной жизни выработка железами гор­монов ведет к их избыточному накоплению в организме, по­вышенное сексуальное напряжение создаст образ или вы­бирает из реальной действительности объект, подходящий для удовлетворения потребности в восстановлении организ-мического баланса.

Гораздо труднее осознать наличие принципа саморегу­ляции, если взять менее выраженные функции; однако, бу­дучи всеобщим принципом, он оказывается применим к лю­бой системе, любому органу, ткани и к каждой клетке по от­дельности. Без саморегуляции им грозила бы либо атрофия, либо гипертрофия (например, дегенерация или рак). Затруд­нительно также выявить момент равновесия в процессе ды­хания, поскольку потребность в кислороде существует посто­янно, и непрестанно же вырабатывается двуокись углерода. Здесь саморегуляция осуществляется посредством измене­ния уровня концентрации рН. Зевание и вздохи — симптомы саморегуляции. В состоянии тревоги саморегуляция долж­ным образом не работает.

Восстановление организмического баланса ни в коем случае не происходит так легко и просто, как могло бы пока­заться на основании вышесказанного. Зачастую бывает не­обходимо преодолеть более или менее сильное сопротивле­ние, которое может включать в себя как географические пре­пятствия, так и денежные затруднения и социальные табу.

Принцип, определяющий наши отношения с внешним ми­ром, тот же, что и внутриорганизмический принцип стремления к равновесию. Мы называем достижение гармонии с вне­шним миром «приспособлением». Это приспособление ока­зывает влияние на область, простирающуюся от примитивных биологических функций до далеко идущих повсеместных пе­ремен, вызванных отдельным индивидом.

Вообще-то, способность к приспособлению очень огра­ниченна. Мы можем за несколько минут адаптироваться к температуре воды, когда принимаем холодную или горячую ванну, но разница температур тела и воды не должна выхо­дить за определенные границы; в противном случае резуль­тат окажется плачевным (ожоги или шок). Некоторые люди, однако, так натренировали свою способность к приспособ-

62                 Холизм и психоанализ

лению, что могут прыгнуть в ледяную воду или даже ходить по раскаленным углям.

Если мы сфокусируем взгляд на каком-нибудь ярком цве­товом пятне, то вскоре яркость исчезнет. Ярко-красный ста­нет, например, тускло-красноватого оттенка, близкого к серо­му. Если мы затем переведем взгляд на нейтральный фон, мы увидим перед глазами дополнительный красному, в данном случае, зеленый цвет. Этот зеленый цвет является дополни­тельной активностью организма, направленной на приспособ­ление; он — минус по отношению к красному — плюсу.

Часто нам не нужно приспосабливаться к среде, раз уж мы можем сами приспособить ее к нашим потребностям и желаниям. Кондиционирование воздуха или центральное ото­пление — примеры того, как действует тенденция, противопо­ложная акклиматизации.

Мы называем приспособление окружающей среды к на­шим потребностям аллопластическим (формирующим других) поведением, а приспособление себя — аутопластическим поведением.

Аллопластическая деятельность птицы изменяет окружа­ющую среду постройкой гнезд или миграцией в места с бо­лее теплым климатом; аллопластические черты характера че­ловека побуждают его организовывать, брать командование на себя или открывать и изобретать разные вещи. Противо­положный, аутопластический характер представлен в живот­ном мире у хамелеона, а среди людей проявляется в виде сил адаптации и пластичности.

Аллопластический и аутопластический типы поведения трагическим образом переплетены в человеческих судьбах, особенно это касается той части человечества, что живет в индустриальных странах, где среда проживания изменяется настолько стремительно, что человеческому организму не под силу угнаться за ней.

В результате человеческий организм изнашивается бы­стрее, т.к. не успевает в достаточной степени восстанав­ливать равновесие. Эта тема широко освещена в книге Ф.М.Александера «Величайшее наследие человека», а также в работах других авторов.

Глава 6 ЗАЩИТА

Если бы инстинкта продолжения рода не существовало, инстинкт утоления голода посредством поедания животных и растений, мог бы какое-то время удовлетворяться. Но в связи с тем, что поступление нового съедобного материала было бы прекращено, жизнь на Земле вскоре прекратилась бы.

С другой стороны, если бы не существовало ни инстин­кта самосохранения, ни голода, а только половой инстинкт, за несколько лет флора и фауна настолько запрудила бы земной шар, что животные не смогли бы двигаться, а расте­ния не находили бы места для того чтобы пустить корни. Таким образом, условия жизни на Земле кажутся весьма сбалансированными: преумножение флоры и фауны обес­печивает достаточное количество пищи, а их потребление препятствует чрезмерному увеличению количества животных особей и растений. Это равновесие закона природы, а вов­се не заслуга мистического Провидения. Как только какое-либо из условий будет нарушено, жизнь исчезнет с лица на­шей планеты.

Организмы, однако, не желают быть съеденными и выра­батывают механические и динамические способы защиты. Любая атака, любая агрессия, направленная на наше частич­ное или же полное разрушение, переживается нами как опас­ность. В борьбе за выживание средства нападения и защиты развиваются по связанным между собой, но различным пу­тям. Атакующий всеми способами стремится заполучить свою

64                 Холизм и психоанализ

жертву (tttif), защищающийся всеми путями стремится ней­трализовать атаку (tttt).

Агрессор не ставит своей целью уничтожение объекта. Он желает овладеть чем-то, но встречает сопротивление. Он продолжает преодолевать сопротивление, оставляя в целос­ти и сохранности ценную для него субстанцию. Это равным образом относится как к нациям, так и к людям и животным. Нацисты тщательно охраняли от разрушения предприятия фирмы «Шкода» когда расправлялись с Чехословакией. Биз­несмен, уничтоживший конкурента, прилагает все усилия к тому, чтобы клиентура конкурента осталась нетронутой. Тигр убивает не ради уничтожения, а ради утоления голода.

Опасность, будь она внешняя (атака) или внутренняя¹, осо­знается нами при помощи глаз, ушей, кожи, т.е. всех сенсор­ных органов, которые позволят нам установить контакт с про­тивником. Изначально областью контакта и исследования ок­ружающего мира была кожа, эта биологическая граница меж­ду организмом и миром. Позднее передовые отряды оборо­ны, следящие за приближением противника, выносились все дальше и дальше вглубь нейтральной полосы. Вместо того, чтобы ждать эпидермического контакта, уши, нос, глаза, а за­тем и технические приспособления (перископ, радар и т.д.) стали сигнализировать об опасности загодя, предоставляя организму необходимое время для перехода к обороне и раз­вертыванию средств сопротивления.

В основном организм живет центробежно, активно. Вся­кая защита включает в себя громадное число всевозмож­ных действий и зачастую избыточных приготовлений.

Средства защиты могут носить механический либо ди­намический характер. Механические средства защиты пред­ставляют собой замороженные, окаменевшие, аккумулиро­ванные действия (панцири, бетонные укрепления). Динами­ческие средства защиты бывают моторными (например, бег­ство), секреторными (чернила осьминога, яд змеи) или сен­сорными (издавание громких звуков). Таким образом, защи­щающийся так же активен, как и агрессор. Организмическая

¹ Помимо угроз, идущих извне, нам грозят (чаще всего воображаемые) угрозы, идущие изнутри нас самих. Мы испытываем чувство внутренней опасности всякий раз, когда становимся враждебны какой-то части сво­его «Я». Сильная эмоция может разбить идеал невозмутимого поведе­ния настоящего мужчины; сексуальные импульсы несут в себе угрозу для набожной девственницы и т.д., и т.п.; когда бы и где бы ни возникла подобная опасность, мы мобилизуем наши защитные ресурсы.

Защита                   65

тенденция к центробежному существованию поддерживает­ся здесь, как и в почти любой другой функции.

Безусловные (в филогенезе) и условные (в онтогенезе) рефлексы являются продуктом предшествующей сознатель­ной активности. Их задача — сберегать внимание и время для более важных дел. Поскольку организация личностных функций построена по принципу «фигура-фон», сознание, бу­дучи неспособно решать несколько задач одновременно, по­лучает возможность заняться наиболее важным, в то время как низшие (рефлекторные) центры, будучи хорошо натрени­рованы, не требуют присмотра. Такой автоматизм приводит к возникновению все еще широко распространенного убежде­ния, что чувствительные нервы отличаются по направлению от двигательных и идущих к органам секреции нервов. Насле­дие эпохи механицизма, когда утверждалось, например, что световые лучи беспрепятственно путешествуют внутри опти­ческих нервов и вызывают некоторые реакции организма, проявляется в том, что только моторные и секреторные нервы относятся к центробежным, а теория и по сей день лежит в основе неврологического учения. Оно постулирует, что одна часть нервной системы афферентна, а другая — эфферентна и обе части составляют рефлекторную «дугу» (рис.1). По другой гипотезе они представляют из себя два зубца вилки (рис. 2).

Рис.1       Рис.2

Гете, невролог Гольдштейн и философ Маркузе подчер­кивали центробежный характер сенсомоторной системы. Гольдштейн утверждает, что как сенсорная, так и моторная ее части направляют нервные окончания от мозга к периферии.

Британское Адмиралтейство не оставалось пассивным, в смысле рефлекторной дуги, в поисках местонахождения «Бисмарка». Его глазами был флот и разведывательные самолеты.

Беспроводные приемники устанавливаются для того, что­бы принимать не распространяющиеся по проводам сообще­ния. Мы покупаем газеты, чтобы узнать о событиях в мире, и выбираем для чтения то, что нас интересует.

Как только мы начнем воспринимать работу органов чувств как активную деятельность, подобную использованию

66                 Холизм и психоанализ

насекомыми усиков и щупиков, а ее как некий пассивный процесс, который случается с нами, мы поймем, что новая концепция охватывает более широкий диапазон явлений, не­жели старая, и не требует вспомогательных теорий. Если бы червь полз только потому, что его чувствительные нервы раз­дражались бы от контакта с землей, он не смог бы остано­виться до наступления полного истощения. Он полз бы и полз, понуждаемый автоматической импульсацией, которая поступала бы в двигательные нервы из чувствительных. Что­бы увязать теорию и наблюдения, ученому приходится пред­полагать существование дополнительных нервов, оказываю­щих тормозящее влияние на рефлекторную дугу и позволя­ющих червю свободно прекратить движение. Признав цент-робежность существования организма, мы устраняем это противоречие. Червь ползет, используя свою сенсорную и моторную активность в биологической «среде», стремясь до­стигнуть «конечных выгод» от своих инстинктов.

Во время прогулки по ночному лесу мы начинаем не слы­шать, а слушать; обостряем наше зрение и вертим головой во все стороны, как бы выставляя дозоры, упреждающие нас о приближении возможной опасности. Сенсорная активность призвана удовлетворять наши нужды в отсутствие опасности так же, как и в случае защиты. Голодный ребенок не просто видит каравай в булочной. Он смотрит, он вглядывается в него. Вид хлеба не пробуждает в нем рефлекс утоления го­лода. Напротив, голод вызывает такие эффекты как поиск пищи и приближение к ней. Откормленная холеная дама даже не видит этого каравая, он не существует, не является «фигу­рой» для нее.

Тот факт, что Эго способно сосредотачиваться лишь на одном предмете единовременно, приводит к большому его недостатку: организм возможно застать врасплох, ничего не подозревающим¹.

¹ Рассказывая анекдот, мы пользуемся этой слабостью нашего организ­ма, удерживая внимание слушателя в каком-либо одном направлении, а затем неожиданно переключая его на другое и вызывая тем самым лег­кий шок. Мы чувствуем себя тупо, мы растеряны, если нам не удается уло­вить соль шутки, но как только ее значение становится нам понятно, целос­тное равновесие восстанавливается. Уравновешивание происходит сход­ным образом и в случае «анти-шока». Решение внезапно возникает в со­знании, сопровождаясь чувством удивления и восклицаниями типа «Елки-палки!», «Дошло!» и т.д. Если шутка уже с бородой или мы догадываемся о решении, она становится неинтересной или вызывает скуку.

Защита                  67

Этот недостаток компенсируется использованием брони (раковины и т.п. у низших животных, «панцирный» характер у людей, дома и крепости в обществе). Но даже самая непри­ступная крепость, не может быть герметично изолированной: она должна иметь двери и другие гибкие каналы сообще­ния с внешним миром.

Для того чтобы охранять эти каналы, ум человеческий ус­тановил внутри себя цензора, сторожевого пса морали. Цен­зор, чья активность направлена внутрь, занимал одну из клю­чевых позиций в ранних теориях Фрейда. Однако мы не долж­ны забывать о том, что его активность направлена также вов­не. Этот цензор в странах, подобных нацистской Германии, препятствовал проникновению в общественное сознание не­желательной информации, заглушая радиостанции и конфис­куя номера непокорных газет. Инстанция, исполняющая функ­ции цензора в нашем мозгу, стремится не допустить осозна­ния нежелательного материала: мыслей, чувств и ощущений, идущих изнутри; знания, приходящего извне. Цель «этого цен­зора» — допустить лишь тот материал, который он считает хо­рошим, и исключить все плохие мысли, желания и так далее.

Но что означает это «хорошее» и «плохое»?

Глава 7

ХОРОШЕЕ И ПЛОХОЕ

Хотя гештальтпсихология сильно помогла нам в понима­нии наших субъективных индивидуальных миров, существует один фактор, который нуждается в дальнейшем изучении: фактор оценки. Если бы было верным, что мир существует лишь согласно нашим потребностям, тогда объекты либо су­ществовали бы для нас, либо нет. Средний учитель, например, более заинтересован в таких учениках, которые легко учатся и не доставляют хлопот. Есть учителя, которые, по крайней мере время от времени, не замечают «трудных» учеников, об­ращаясь с ними так, как будто их вовсе не существует. Как правило, однако, учителя подразделяют своих учеников на хо­роших и плохих.

Такая оценка требует от нас рассмотрения новой грани нашей жизни. Мышление в терминах «хорошего» и «плохого», этика, мораль — как бы мы ни называли оценочный фактор, он занимает важное место в человеческом сознании. Он не мо­жет быть объяснен ни феноменом «фигура-фон», ни холиз­мом, хотя некая связь между тем, чувствует ли себя человек хорошо или плохо и завершенными/незавершенными целос-тностями, определенно существует.

Во имя «хорошего» и «плохого» ведутся войны, люди воспитываются и подвергаются наказаниям, завязываются и разрываются дружеские связи. В драмах обычно имеется один персонаж, герой, изображенный в светлых тонах, с не-

Хорошее и плохое                 69

видимыми крыльями за спиной, и его противоположность, злодей, черный и с рогами. Небеса и ад. Высокие почести и тюрьма. Кнут и пряник. Хвала и осуждение. Добродетель и порок. Хорошее и плохое, хорошее и плохое, хорошее и плохое... подобно непрестанному вагонному перестуку, «хо­рошее и плохое» всегда проникает в человеческие мысли и действия.

На мой взгляд, в этический коктейль входят четыре инг­редиента: дифференциация, фрустрация, феномен «фигуры-фона» и закон перехода количественных изменений в каче­ственные.

* * *

Для демонстрации дифференциации мы выбрали при­мер с отверстием в земле и отвалом выбранной породы. Давайте рассмотрим двух людей, произведших такого рода дифференциацию: городского инженера и владельца уголь­ной шахты. Инженеру приходится рыть траншею вдоль ули­цы для прокладки кабеля. Его будет интересовать, прежде всего, точность прокладки, а выбранный грунт окажется до­садной помехой, и не столько для него самого, сколько для уличного транспорта. Владелец угольной шахты, напротив, заинтересован в отвале — огромной горе угля, громоздящей­ся в ожидании продажи. Для него дыра в земле, шахта, из которой был добыт уголь — это только лишние хлопоты, так как закон требует от него мер по предотвращению возмож­ных аварий.

Таким образом, мы видим, что оценка и интерес по отно­шению к отверстию и отвалу различны у этих двоих людей. Их симпатии и антипатии противоположны, предпочтение от­дается возбуждающему интерес, неприязнь вызывают требо­вания, предъявляемые к ним. Их установки похожи. Они оба придают своим симпатиям и антипатиям легкий оттенок хо­рошего и плохого. Они могут проклинать или благословлять, но инженер никогда не назовет — в отличие от ребенка — раздражающую его земляную кучу «противной». Он уже на­учился по-разному относиться к объектам и поведению, тог­да как для маленького ребенка все предметы одушевлены и «ведут себя» вместо того чтобы обладать определенными качествами. Мы говорим о хорошем или плохом яблоке, одобряя или не одобряя его качество, но когда мы начинаем применять такую оценку поведения, мы становимся мора­лизаторами.

70                 Холизм и психоанализ

Морализм — различение хорошего и плохого — появля­ется в раннем детстве. Психоанализ утверждает, что в жиз­ни ребенка имеется период, названный амбивалентной ста­дией — период двоякой оценки — и постамбивалентная ста­дия, в ходе которой юноша впервые достигает объективнос­ти, позволяющей ему составлять мнение о положительных и отрицательных чертах личности. Дальнейшее развитие (по ту сторону мышления в категориях «добра» и «зла») может при­вести к возникновению отношения «заинтересованной» от­решенности.

Какое построение фигуры-фона приводит к амбивалент­ности?

Ребенок не может представить себе мать в качестве от­дельной личности, не может даже приблизиться к построе­нию законченного образа матери, понять ее. Только те части мира, в которых мы нуждаемся, становятся «фигурой», отчет­ливо выдающейся из окружающего хаоса. Соответственно, и для ребенка существует в матери лишь то, что ему требу­ется. Для младенца, по справедливому замечанию Фрейда, мир сводится к чему-то мясистому, выделяющему молоко. Это «что-то» впоследствии принимает имя материнской гру­ди. По мере того, как ребенок развивается и возникают но­вые потребности, все новые и новые качества матери им осознаются и таким образом включаются в его существо­вание.

Возникают две возможные ситуации: мать либо идет на­встречу требованиям ребенка, либо нет. В первом случае (на­пример, кормление грудью) ребенок удовлетворен. Ему «хо­рошо», и образ матери (сводимый к виду, запаху и ощущению прикосновения груди) переходит в фон до тех пор, пока во­зобновившийся голод не воскресит его заново (организми-ческая саморегуляция).

Вторая ситуация, во всем противоположная первой, воз­никает тогда, когда потребности ребенка не удовлетворяют­ся. Ребенок испытывает фрустрацию, острота желания воз­растает, и организм начинает продуцировать энергию, «сред­ства» достижения завершения — удовлетворения. Ребенок становится очень беспокойным, пускается в плач или прихо­дит в ярость. Если такая усиленная активность приводит в конечном счете к удовлетворению, ребенку не наносится ни­какого вреда; напротив, он овладевает способами самовы­ражения и выпускает излишек энергии. Однако если фруст-

Хорошее и плохое

71

рация продолжается и становится невыносимой, ребенок чувствует себя очень «плохо». Образ матери, настолько на­сколько он ее воспринимает, не отходит на задний план, но изолируется, и, откладываясь в памяти, связывается не с ли­бидо, но с гневом. Ребенок переживает травму, которая бу­дет всплывать в его сознании каждый раз, когда он будет встречаться с реальной фрустрацией.

Таким образом, ребенок (и человеческий организм в це­лом) испытывает две противоположные реакции в зависимо­сти от того, удовлетворяются или отвергаются его запросы. Ему «хорошо», когда он удовлетворен, и «плохо» — в случае фрустрации.

И все же наша теория некоторым образом не соответ­ствует действительности. Удовлетворение инстинкта ведет к забыванию желаемого объекта. Все хорошее, что дает нам жизнь, мы принимаем за само собой разумеющееся. Вели­чайшая роскошь, став обыденной (до тех пор пока она не считается удовлетворяющей какую-либо реальную потреб­ность), не приносит нам счастья. С другой стороны, неудов­летворенное дитя переживает травму: желанный объект ста­новится «материалом», запечатлевающимся в памяти.

Двум этим фактам, однако, противостоит третий — мы за­поминаем также и хорошие вещи.

Детальное рассмотрение данного вопроса приводится в следующей схеме:

	Вознаграждение	Временная фрустрация	Фрустрация
Удовлетворение	Немедленное	Отсроченное	Запоздалое
Воспоминание	Отсутствует	Приятное	Неприятное
Влияние на личность	Инерция	Работа	Травма
Принцип удовольствия/ боли Реакция	Удовольствие Безразличная	«Реальность» Хорошая	Боль Плохая

72                 Холизм и психоанализ

Для объяснения данной схемы давайте рассмотрим слу­чай кислородного голода¹. Обычно мы не задумываемся о своем дыхании. Мы не осознаем его и относимся к нему с безразличием. Давайте предположим, что мы находимся в заполненной людьми комнате и воздух постепенно становит­ся все более и более спертым, но так незаметно, что мысль о духоте не переступает порога нашего сознания и организм не испытывает трудностей в приспособлении к ней. Если за­тем мы выйдем на свежий воздух, то сразу же почувствуем разницу и отметим, как легко стало дышать. Вернувшись в комнату, мы ощутим духоту. После этого мы сможем вспом­нить и сравнить ощущения чистого и загрязненного воздуха (принцип удовольствия/боли).

Травматической эффект подавления или фрустрации, пе­режитых в детстве, приводит людей к скороспелому заключе­нию, что ребенок не должен испытывать лишений в ходе вос­питания. Однако дети, взращенные согласно такой политике, на поверку оказываются не менее нервозными. Они выказы­вают типичные симптомы невротического характера, не спо­собны выносить фрустрацию и настолько испорчены, что даже небольшая задержка вознаграждения приводит к травме. Когда им не удается тотчас же получить то, чего им хочется, они прибегают к методу плача, который доведен у них до со­вершенства. Такие дети расстраиваются по пустякам и счи­тают свою мать (как будет вскоре показано) «плохой» мате­рью, ведьмой.

Исходя из этого мы полагаем, что ребенок должен воспи­тываться на основе того, что Фрейд обозначил как «принцип реальности»,     принцип,   говорящий  «да»   вознаграждению  и

¹ Я умышленно воздержался от приведения примера с младенцем, со­сущим грудь. Во-первых, сейчас еще слишком рано обсуждать предпола­гаемый здесь либидинозный катексис; во-вторых, счастливый насытив­шийся младенец, по нашему разумению, является продутом нашей циви­лизации. Молодое животное сосет тогда, когда ему этого захочется; то же самое происходит и среди примитивных народов, где имеется обычай носить ребенка с собой и давать ему грудь как только он ее попросит. (Вайнланц наблюдал самку кенгуру с детенышем в сумке, который посто­янно сосал мать.) В нашей цивилизации, однако, принято кормить грудью несколько — по возможности рассчитанных по времени — раз на дню. Таким образом, когда наступает время кормления, ребенок получает двой­ное вознаграждение: он возобновляет контакт с матерью (сознательное вознаграждение, т.е. сам процесс сосания) и достигает отсроченного уто­ления голода (вторая колонка). Следовательно, остается решить вопрос, имеет ли младенческое счастье естественное либо социальное происхож­дение (результат временной фрустрации).

Хорошее и плохое                 73

вместе с тем требующий от ребенка способности перено­сить «подвешенное состояние» отсрочки¹. Он должен быть готов к тому, чтобы проделать некоторую работу ради воз­награждения, и это должно быть нечто большее, нежели ско­роговоркой сказанное «спасибо».

Немедленное вознаграждение не способствует развитию памяти. «Хорошая» мать — это не та, что спешит сразу испол­нить все требования ребенка, а та, что вынуждает ребенка к отсрочке, к неопределенности. Хорошая мать, представлен­ная в волшебных сказках доброй феей, всегда исполняет нео­бычные желания.

Если я и поместил принцип удовольствия в первую ко­лонку, то сделал это лишь потому, что с теоретической точки зрения его место именно там, но обычно в случае незамед­лительного вознаграждения (без сознательного напряжения) это удовольствие настолько незначительно, что остается практически незамеченным.

Что касается социального аспекта принципа боли/удо­вольствия, то вполне может оказаться, что представители при­вилегированных классов реже испытывают боль, чем пред­ставители рабочих классов, но живут они подобно испорчен­ным детям (удовлетворение их природных нужд не заставля­ет долго себя ждать) и не чувствуют напряжения или неопре­деленности (устранение которой приносит счастье), заменяя их суррогатами, искусственно вызываемыми с помощью та­ких средств как азартные игры или употребление наркоти­ков. Выигрыш или проигрыш, фрустрация и вознаграждение, связанные с потреблением наркотиков, провоцируют ощуще­ния боли и псевдосчастья. Такое отсутствие счастья — ре­альный факт, хотя в среде беднейших классов бытует пред­ставление о жизни богатых как о блестящей и романтичной. Ужин, который может казаться биржевому маклеру лишь скуч­ной обязанностью, подвергающей опасности его печень, для клерка будет событием, которое он запомнит на всю жизнь. Но это переживание сохранит свой блеск лишь при условии,

¹ Несмотря на теорию катексиса, кажется, что Фрейд относился к ре­альности как к некоему абсолюту. Он никогда в достаточной мере не под­черкивал зависимости ее от индивидуальных интересов и общественной структуры. Это не уменьшает ценности того, что он подразумевал под принципом реальности, который было бы лучше назвать «принципом отсрочки», чтобы подчеркнуть фактор времени и противопоставить его тем самым выбирающему кратчайший путь нетерпеливому и жадному поведению.

74                Холизм и психоанализ

что окажется единственным такого рода. Клерк, попавший в привилегированные круги, вскоре также свыкнется со своим новым образом жизни, как и его бывший босс, и так же най­дет ее пресной (биологическая саморегуляция).

Я надеюсь, что прояснил одну вещь: настоящее воз­награждение требует определенного напряжения. Когда на­пряжение слишком возрастает, тогда (в соответствии с за­коном диалектики) количество переходит в качество, удо­вольствие становится болью, объятия — костоломством, по­целуй — укусом, ласка — ударом. При обратном процессе, когда напряжение снижается, чувство неудовольствия сме­няется удовольствием. Это и есть то состояние, которое мы называем счастьем.

Исправив наше первоначальное замечание, касающееся того, когда людям «хорошо», а когда «плохо» (в связи с воз­награждением и фрустрацией), мы должны теперь задаться вопросом: почему же мы так редко переживаем чувства «хо­рошего» и «плохого» в качестве реакций. Что заставляет ре­бенка говорить «мама плохая» вместо того, чтобы просто сказать «мне плохо»? Для того чтобы понять это, нам при­дется заняться процессом проецирования, который играет большую роль в формировании нашего склада ума и важ­ность которого не может быть переоценена.

Находясь в кинотеатре, мы видим перед собой белый эк­ран; позади нас находится машина под названием проектор, сквозь которую движутся полоски целлулоида, называемые пленкой. Мы редко видим эти пленки, и, когда кино нам нра­вится, мы, естественно, о них и не вспоминаем. То, на что мы смотрим и от чего получаем удовольствие — это проецируе­мый фильм, картинка, появляющаяся на экране. То же самое происходит, когда ребенок или взрослый осуществляют про­екцию. Ребенок, неспособный отличить свои реакции от того, что их вызвало, не чувствует себя просто хорошо или плохо; он скорее склонен к тому, чтобы выставлять мать в хорошем либо дурном свете. От такого рода проекции берут свое на­чало два феномена: амбивалентность и этика.

Мы уже выяснили, что всякое крайнее поведение, хоро­шее и плохое, может и должно быть запомнено. Ребенок, силь­но пораженный хорошими и плохими поступками матери, обя­зательно запоминает их. Они не становятся изолированными сущностями в детской памяти, но образуют обширные целое-

Хорошее и плохое                 75

тности, составленные по принципу близости. Вместо хаоти­ческой массы воспоминаний у ребенка формируются две их «группы»: сцены с хорошей и плохой матерью. Эти две груп­пы кристаллизуются в образы: хорошей матери (феи) и пло­хой матери (ведьмы). Когда на передний план выходит хоро­шая мать, плохая ведьма отступает на задний и наоборот.

Порою обе матери присутствуют в сознании одновремен­но, и тогда ребенка раздирают противоречивые чувства. Не­способный долее выносить этот конфликт и принять мать та­кой, какая она есть, он мечется между любовью и ненавистью и испытывает крайнее замешательство (подобно Буриданову ослу или собаке с двойным обуславливанием профессора Павлова).

Амбивалентное отношение, конечно же, встречается не только у ребенка. Никто не избавлен от него, исключая оп­ределенные сферы и определенное время, в которых эмо­циональный подход замещен рациональным; психоаналити­ческая идея постамбивалентной стадии — это недостижи­мый идеал, которому даже в строгом мире науки соответ­ствуют лишь до определенной степени. Достаточно часто маститые ученые выходят из себя, когда их любимые теории подвергаются сомнению. Объективность — это абстракция, которая вряд ли может быть достигнута, учитывая разнооб­разие точек зрения, расчетов и дедуктивных выводов, но вы и я, мы с вами — люди, и потому не можем оказаться «по ту сторону добра и зла» (Ницше), морализируя или вынося суж­дения с утилитаристской либо эстетической позиции.

Вероятно, вы сможете припомнить человека, когда-то очень близкого вам, который разочаровал вас и стал вам от­вратителен, и чтобы он ни делал, отношение ваше к нему не улучшалось. Нацисты даже возвели это отношение в прин­цип. Они назвали его теорией «друга-врага», следуя которой, они могли объявлять всякого человека своим другом или вра­гом по собственному желанию, сообразуясь при этом лишь с политической ситуацией.

Правильное и неправильное, хорошее и плохое ставят пе­ред нами те же проблемы, что и реальность. Так же, как боль­шинство людей относится к реальности как к чему-то абсо­лютному, они относятся и к морали. Даже те, которые понима­ют всю относительность концепции морали (что «правильное» в одной стране может оказаться «неправильным» в другой), действуют в соответствии с моральными стандартами, как только дело касается их самих. Водитель машины, не терпя-

76                 Холизм и психоанализ

щий пешеходов, станет проклинать других водителей, когда сам окажется в числе пешеходов.

Оценка ребенком своей матери зависит, как мы видим, от выполнения и невыполнения его желаний. Родители тоже ис­пытывают к ребенку амбивалентные чувства. Если ребенок исполняет их желания (если он послушен) и даже не протес­тует против бессмысленных требований, родители довольны, а ребенок считается «хорошим». Если ребенок вызывает у родителей фрустрацию (даже в тех случаях, когда он очевид­но не способен понять, не то чтобы выполнить, то, что от него требуется, и совершенно не несет ответственности за свои действия или реакции), его зачастую называют «негодным» или «плохим».

Учитель разделяет своих учеников на «хороших» и «пло­хих» в соответствии с тем, выполняют ли они его желания, касающиеся обучения, прилежания или способности сидеть спокойно; если учитель интересуется спортом, он может от­дать предпочтение тем ученикам, что разделяют его интерес. Страны с различным государственным укладом предъявляют различные требования к своим гражданам. «Хорошими» граж­данами являются, естественно, те, кто уважает законы, тогда как преступников называют «плохими» гражданами. Гражда­нин, довольный правительством, восхваляет его, называя «хо­рошим». Если же, однако, оно налагает на него слишком мно­го ограничений и предъявляет слишком много требований, то становится «плохим».

Государство, обычный отец семейства и гувернантка — все они ведут себя подобно испорченным детям. Они заме­чают человека лишь тогда, когда он прославит себя чем-либо из ряда вон выходящим: героическим поступком, блестящим спортивным достижением, правильным поведением в исклю­чительно сложной ситуации. С другой, негативной стороны, существуют граждане, вставляющие палки в колеса отрабо­танного механизма государства — великие преступники. Им отводятся те же первые полосы газет, что и героям. Иной без­различный отец наверняка обратит внимание на своего ре­бенка, когда тот нарушит его священный сон.

В каждом обществе существует, в добавление к указан­ным эмоциональным реакциям, ряд требований, настолько не­поколебимо жестких, настолько укоренившихся в сознании, что они стали канонами поведения, догмами и табу, придающими нашей этической системе косность и неизменность. Эта кос-

Хорошее и плохое                 77

ность поддерживается в нас существованием такой особой моральной инстанции как «совесть». Совесть руководствует­ся застывшей моралью. Ей недостает гибкости в оценке ме­няющихся ситуаций. Она видит принципы, не замечая фактов, ее символом может служить аллегорическая фигура слепого Правосудия.

К чему же мы все-таки пришли? Хорошее или плохое, пра­вильное или неправильное — все это суждения, выносимые индивидами или общественными учреждениями на основе выполнения их требований или сопротивления им. По боль­шей части они утратили личный характер и, каково бы ни было их социальное происхождение, превратились в стандарты и правила поведения.

«Организм отвечает на ситуацию». Человек вообще за­был о том, что «хорошее» и «плохое» были первоначально эмо­циональными реакциями и склонен принимать их за факты. Результатом этого оказывается то, что как только отдельного человека или группу начинают звать «хорошей» или «плохой», возникает эмоциональный ответ (любовь и ненависть, ЯТ и ф, аплодисменты и проклятия. Любовь к фюреру и ненависть к оказавшемуся под рукой врагу, поклонение собственным и отвращение к чужим болям). Как только мы сталкиваемся с «хорошим» и «плохим», мы испытываем весь спектр эмоцио­нальных реакций, от негодования до жажды мщения, от мол­чаливого одобрения до оказания высоких почестей.

Называние людей или предметов «хорошими» или «пло­хими» содержит в себе, помимо описательного значения, и динамический момент. Выражение «Ты — плохой мальчик» заряжено по большей части гневом, даже враждебностью. Оно требует перемены и грозит неприятными последствиями, в то время как эмоциональное содержание выражения «Ты — хороший мальчик» сулит похвалу, гордость и открывающиеся перспективы на будущее.

Поскольку интенсивность реакций различается, задей-ствуются разные количества Ч и +\ Несложно понять, что наша реакция на хороших людей и хорошие вещи является <fl. Стремление завязывать контакт находится в связи с эмоцио­нальными реакциями любви и симпатии. Мать ласкает хоро­шего ребенка, ребенок выражает свою благодарность гувер­нантке тем, что обнимает и целует ее, король пожимает руку

78                 Холизм и психоанализ

герою, президент Франции во время церемонии награждения солдат Почетного легиона обнимает награждаемого. Контакт зачастую бывает опосредованным: детям дарят подарки, на­пример, для ублажения желудка (сладости); взрослым дарят то, что льстит их тщеславию (медали и титулы).

На другой чаше весов находится уничтожение. Плохой предмет или человек представляется помехой или раздра­жает до такой степени, что возникает желание разделаться с ним. Ребенок хочет выбросить «плохую» мать из окна, же­лая ей смерти. (Необходимо подчеркнуть то, что ребенок действительно имеет это в виду в продолжение периода фрустрации. Как только фрустрация отступит на задний план, желание смерти, возможно, исчезнет.) Мать, со своей сторо­ны, может пригрозить уходом от несносного ребенка и ли­шить его своего присутствия, хорошо понимая, насколько она ему нужна. Римская Католическая Церковь отлучает своих обидчиков. В восточных сказках деспот уничтожает всех, кто досаждает ему. В наше время эта политика достигла куль­минации в нацистском методе уничтожения оппозиции (кон­центрационные лагеря, «расстрел при попытке к бегству», истребление целых рас).

Рассматривая противоречие, которое очевидно присут­ствует в этике (отчетливые недвусмысленные эмоциональ­ные реакции, с одной стороны, и относительность этических норм, с другой), мы обнаружили, что хорошее и плохое проис­ходит изначально из чувств комфорта и дискомфорта. Пос­ледние проецируются на объект, вызывающий эти чувства, и он именуется хорошим или плохим соответственно. Позднее термины «хороший» и «плохой» изолировались от исходных поступков, но сохранили сигнальную функцию, способность возбуждать — пусть и в ином контексте — все слабые и силь­ные реакции на исполнение желания и фрустрацию.

Глава 8 НЕВРОЗ

Я уже неоднократно упоминал о том, что наш организм не в состоянии сосредоточиваться на нескольких объектах од­новременно. Этот недостаток, основанный на феномене «фи­гура-фон», частично компенсируется целостной тенденцией человеческого ума — стремлением к объединению и упроще­нию. Каждый научный закон, каждая философская система, каждое обобщение основываются на поиске общего знаме­нателя, некоторого факта, общего для ряда явлений. Короче говоря, некоего «гештальта».

Мне возразят, что некоторые люди могут сконцентриро­вать свое внимание на нескольких вещах одновременно. Это не так. Их внимание может быстро скользить между предме­тами, но я не нашел еще никого, кто мог бы, например, увидеть в следующей фигуре шесть и семь кубиков одновременно.

 

80                 Холизм и психоанализ

Создание новых целостностей достигается не плавно, но в результате более или менее напряженных усилий. Хотя большая часть этой темы рассматривается в главе, посвя­щенной функциям Эго, позволю себе намекнуть, например, на тот факт, что войны зачастую ведут либо к возникновению больших образований, либо к объединению народных масс. Это объединение может быть экстенсивным или интенсив­ным. Хотя после первой мировой войны Россия не расшири­ла свои границы, ее рыхлая внутренняя структура стала го­раздо более интегрированной и сильной, в то время как эк­спансия Германии 1942 года является какой угодно, но не интегрирующей.

Законы конфликта (t) и интеграции (<fl) заметны в отно­шениях между индивидуумами в той же мере, что и между группами, они также приемлемы для объяснения взаимозави­симости между индивидуумом и обществом.

Наиболее важный конфликт, который может вести, с од­ной стороны, к интегрированной личности, а с другой — к лич­ности невротической, — это конфликт между социальными и биологическими потребностями человека. «Хорошее» и «пло­хое» (обыкновенно называемое «правильным» и «неправиль­ным») с точки зрения социума может быть прямо противопо­ложным «хорошему» и «плохому» («здоровому» и «нездорово­му») для организма. В пику законам биологической саморе­гуляции человечество изобрело моральную регуляцию — пра­вила этики, систему стандартизированного поведения.

Первоначально лидеры (короли, священники и т.д.) ввели законодательство для того, чтобы упростить систему правле­ния, позднее правящие классы придерживались заведенного порядка; когда же принцип саморегуляции подвергался не­выносимому давлению, начинались революции. Осознав это, привилегированные классы стали уделять больше внимания нуждам управляемых классов, по крайней мере настолько, что­бы предотвратить революции. Систему такого рода обычно называют демократией. При фашизме самые важные потреб­ности широких слоев населения фрустрированы в угоду не­большой правящей группе, тогда как при социализме (и в странах Атлантического союза) общая свобода от желаний является первоочередной задачей. Это следует уяснить тем, кто пытается поставить на одну доску фашизм и социализм! Единственный пункт, в отношении которого обе системы при­держиваются сходного подхода, — это восхищение холизмом (тоталитаризм и плановая экономика).

Невроз                81

Несмотря на относительное единообразие человеческих существ (если у кого-то сердце находится на правой стороне или шесть пальцев вместо пяти, на него смотрят как на урод­ца, а человека с двумя ротовыми отверстиями или одним гла­зом вообще сложно себе представить), не представляется возможным стандартизировать поведение каждого члена группы. Некоторые индивидуумы не могут удовлетворить тре­бованиям, предъявляемым им обществом: их называют пре­ступниками. Если они не вписываются в общую схему, то воз­буждают ярость в правящих кругах. Их наказывают, и наказа­ние преследует двоякую цель: «преподать урок» преступни­кам и вселить страх и трепет в души их сотоварищей, дабы те также не вышли из повиновения и не стали «плохими».

Зачастую, однако, требуемый обществом самоконтроль достигается ценой омертвления и ослабления функций круп­ных областей человеческой личности — ценой развития кол­лективных и индивидуальных неврозов¹. Религиозное и капи­талистическое развитие общества ответственно за большую часть развившихся коллективных неврозов, симптомами ко­торых являются самоубийственные войны, разразившиеся по всему миру. «Наш мир сошел с ума, — заметил мне однажды Е.Джонс, — но, слава Богу, еще случаются ремиссии». К сожа­лению, эти ремиссии напоминают возвращение маятника, на­бирающего силу для нового взмаха.

Заразная природа невроза основывается на сложном психологическом процессе, в котором, во-первых, присутству­ют чувства вины и страха оказаться изгоем (ф) и, во-вторых, желание установить контакт (<fl), даже если это будет и псев­доконтакт. Наркоман «сажает на иглу» других, чтобы затянуть их в эту привычку. Религиозные секты посылают миссионе­ров для того, чтобы обратить язычников в свою веру, а поли­тик-идеалист будет пытаться всеми способами убедить каж­дого, что его личный взгляд на вещи и есть единственно пра­вильный. Und willst   и nicht mein Bruder sein, dann schlag ich

¹До появления психоанализа неврозы назывались функциональными расстройствами. Невроз является дезорганизацией нормального функ­ционирования личности в окружающей ее среде. Хотя в большинстве случаев не обнаруживается никаких крупных физиологических изменений, а лишь небольшие сдвиги, вроде вазомоторной нестабильности, наруше­ния секреции желез и мышечного рассогласования, невроз следует пони­мать как болезнь, по той же причине, по которой болезнью называют порок сердца.

82                 Холизм и психоанализ

ir den Schaedel ein. (Если ты мне не дружок — проломлю твой черепок.)

Простой пример распространения невротической инфек­ции был описан в одном лондонском еженедельнике: члены некоего языческого племени практиковали добрачные поло­вые отношения¹. Вмешались миссионеры и объявили это гре­хом. Очевидец описывает, как эти прямодушные и безобид­ные люди начали стесняться своих поступков, избегать мис­сионеров и стали лжецами и лицемерами. Мы можем пред­положить, что впоследствии они стали избегать не только мис­сионеров, но также и общества и в конце концов начали скры­вать свои сексуальные нужды даже от самих себя.

Если целый город вдруг начнет распевать заклинания, делать магические пассы и приносить жертвоприношения в надежде умилостивить богов и прекратить засуху, и если все будут уверены в эффективности этой процедуры — никто не сможет осознать всей глупости такого поведения, всего бе­зумия этого коллективного невроза. Но если некий индиви­дуум все же очнется и взглянет на происходящее здраво, он вступит в конфликт с окружающими и окажется изолирован­ным от семьи и друзей, станет фигурой, противостоящей фону общины, объектом враждебности и преследования. Возможно,  он  разовьет свой собственный  индивидуальный

¹ Возможно, наиболее важным моральным институтом является брак. Бесспорно, он сулит немалые преимущества, но если взвесить все его по­ложительные и отрицательные стороны, неизвестно еще, какая чаша пере­весит. Если бы реальная привлекательность брака была на самом деле велика, то непонятно, почему же Римская Католическая церковь считает не­обходимым сделать развод невозможным. Если кому-то нравится быть в определенном месте, нет необходимое™ в высоких стенах, чтобы удержать его там.

Счастливые браки представляются нам явлением исключительным, по­хвальным примером для человечества. Затем, существует некоторое коли­чество относительно «хороших» браков, поддерживаемых соображениями удобства и привычки. Немногие браки открыто несчастливы, но семейная жизнь у многих пар полна подавленной неудовлетворенности, находящей себе выход в раздражительности, в тенденции доминировать над партне­ром и т.д., короче говоря, они живут в состоянии наиболее интимной враж­дебности. Супружеская неверность, раздельное жительство, развод — это лишь попытки (в большинстве случаев безуспешные) вернуть душевное здоровье. Примитивный метод, подразумевающий наличие добрачной половой жизни и спонтанный поиск подходящего партнера (в отличие от моральных обязательств и денежных преимуществ), предоставляет намно­го больше шансов на продолжение контакта, возможно и под вывеской брака. При таких обстоятельствах на первый план выходят люди, а не ус­тановленный обычай.

Невроз                83

невроз с помощью процесса, который нельзя понять без знания паранойяльного характера. Общество будет агрес­сивно вести себя по отношению к человеку, сомневающему­ся в принятой идеологии, и сделает все, чтобы навредить ему. Он же, в свою очередь, если не сможет ответить ударом на удар, будет подавлять свою агрессию или проецировать ее на своих противников, заменяя, таким образом, реальное преследование манией преследования и страхом¹.

Итак, изгой отстраняется от мира и теряет контакт; и чем меньше у него шансов удовлетворить свои социальные нуж­ды, чем более ущемлены его инстинкты, тем в более пороч­ный невротический круг он попадает.

Для того чтобы избавиться от невроза, он может следо­вать двумя возможными противоположными путями: аутопла-стическим и аллопластическим. Либо он отрекается от своей ереси и возвращается подобно блудному сыну в лоно кол­лективного невроза (а сделать это трудно после пережитого озарения), либо преуспевает в попытках обратить общество на свою сторону. Такое успешное аллопластическое излече­ние посредством завоевания союзников означает не просто оправдание его существования и возобновление контакта, но также является шагом в развитии, возвращением к здоровью и движением в сторону более широкого взгляда на вещи.

Этот процесс обычно соответствует излечению индиви­дуального невроза: болезнь будет приостановлена и появит­ся стимул к восстановлению биологического здоровья.

Читателю не стоит обижаться, если я порой обращаюсь к нему как к невротику; если шляпа не подходит, нечего ее и надевать. Поскольку, однако, мы живем в невротической ци­вилизации, никто, похоже, не избежал того или иного вывиха своей личности. Отрицание неприятных фактов хотя и спа­сает от дискомфорта, но создает иллюзию их несуществова­ния: это позволяет им существовать! Большей части челове­чества приходится выбирать лишь между индивидуальным и коллективным неврозом (например, религией) или же инди­видуальной и коллективной преступностью (гангстеризм; гитлеризм), или же смесью обоих (например, большинство случаев подростковых правонарушений). Человек зажат между дьяволом преступности и пучиной невроза. Практи­чески невозможно избежать опасностей биологического или социального ущемления.  В этой отчаянной ситуации чело-

¹ Еврейские дети, например, легко становятся невротичными, когда под­вергаются антисемитским преследованиям.

84                 Холизм и психоанализ

век разработал бессчетное количество способов, позволяю­щих ему защитить себя от обеих опасностей.

В числе предосторожностей, охраняющих от «неправиль­ных поступков», находятся полиция и совесть, от невроза по­могает следование «зову природы» и такая отдушина, как кар­навалы в католических странах. Сносное существование, од­нако, возможно лишь в том случае, если мы применяем спосо­бы защиты, чтобы уклониться от реальных опасностей. Пони­мание того, реальна или вьщумана данная опасность, действия в соответствии со своими суждениями характеризуют здоро­вую личность. Каждый, кто хоть раз видел кошмары или испы­тывал страх, идя по темному лесу, когда каждый треск сучка, каждый шелест листвы, кажется, возвещает о приближении врага, поймет ненужные страдания, причиняемые нереальны­ми, выдуманными опасностями.

Биологическое избегание опасных контактов зачастую важно для самосохранения, а также для сохранения всего того, с чем мы себя идентифицируем, того, что лежит в пределах нашего «Я» (часть II) и тем самым ценно для нас. Все грозя­щее ослабить нашу личность или какую-либо из ее частей воспринимается как опасность, как нечто враждебное, то, что должно быть уничтожено либо путем разрушения угрожающе­го объекта, либо путем избегания его.

Имеется огромное разнообразие действий, направленных на избегание нежелательных контактов. Главные из них — за­щита и бегство. На примере войны мы видим: активную обо­рону (личное сопротивление) и активное бегство (убегание); парциальную оборону (окапывание, камуфляж) и парциаль­ное бегство (стратегический отход, предусмотренный пла­ном); сопротивление с помощью механизмов (стальные шле­мы, фортификационные сооружения) и бегство с помощью механизмов (механические средства передвижения). Искус­ственный туман при обороне, равно как и при атаке призван лишить противника визуального контакта. Прикрытие отсту­пающих войск сражающимся арьергардом сочетает в себе бегство и оборону. Вообще, существует два основных спосо­ба развития в военном искусстве (это также относится к кон­курентной борьбе, политическим интригам, криминологии, формированию характера и невроза): сочетание нападения и обороны (например, броня и пулеметы у танка) и применение адекватных средств защиты в ответ на использование про­тивником новых видов вооружения.

Невроз                85

Животные защищены от опасностей своей кожей и ее про­изводными (панцирями, рогами, органами чувств и т.д.); они прибегают к помощи своей мышечной системы для того, чтобы убежать (или улететь); в их распоряжении имеется маскировка (мимикрия) и другие приемы одурачивания противника. При­творяясь мертвым, неподвижное животное стремится остаться незамеченным. Осьминог применяет технику затуманивания для побега, крыса ускользает в свою нору и т.д. Человек, как существо более развитое, имеет в своем распоряжении более разнообразные способы избегания опасности. В судебном деле зачастую бывает, что задача защитника сложнее задач обвинения — прокурора, защищающего закон, который в свою очередь защищает общество от преступников, которые, воз­можно, защищают себя от голодной смерти. В психоанализе выражения вроде защитный невроз и фобия указывают на то, что Фрейд пытался классифицировать данный невроз, исходя из концепции избегания опасности. Но эта попытка не была доведена до конца, что явствует из использования им выраже­ний наподобие «обсессивного невроза» или «истерии».

Анна Фрейд показала в своей работе «Эго и его защит­ные механизмы», что динамика защиты сознательной личнос­ти является всеобщим законом. Защита действительно со­ставляет значительную часть действий избегания.

Недостаток «избегания» состоит в ослаблении холисти­ческой функции. Избегание приводит к дезинтеграции дея-тельностной и мыслительной сфер. Любой контакт с другом или же врагом до тех пор, пока он не грозит непреодолимыми опасностями, приводит к расширению данных сфер, интегра­ции личности и, посредством ассимиляции, увеличивает наши возможности.

Необходимо принять во внимание одно очевидное про­тиворечие: избегание изоляции. Лучший пример этого — че­ловек, не могущий сказать «нет», который, вероятно, больше обеспокоен не тем, как установить, а тем, как бы не потерять установленный контакт. В отношение этого я должен заме­тить, что контакт включает в себя свою диалектическую про­тивоположность — изоляцию; этот факт может стать яснее только в ходе обсуждения функций «Я». Без изоляции кон­такт становится слиянием. Даже американские изоляциони­сты в 1941 году желали поддерживать коммерческие кон­такты, избегая конфликта с державами блока. То же самое относится и к человеку, неспособному сказать «нет». Он стремится избежать враждебности.

86                 Холизм и психоанализ

Способы избегания настолько многочисленны, что пред­ставляется маловероятным привести их в какую бы то ни было систему. И все же, возможно, стоит попытаться подойти к этой проблеме диалектически. В приведенной классифика­ции (хотя и неполной) мы можем выделить:

(а)  Способы, ведущие к уничтожению, что является функ­цией вычитания.

(б)  Противоположные способы, гипертрофированное воз­растание и добавления, функция сложения.

(в)  Изменения и искажения.

Объединение и разъединение функций, конечно же, про­исходит одновременно. Но этот процесс очевиден только в категории (в), тогда как в категориях (а) и (б) вычитание или сложение всегда находятся на первом плане.

(а)  Вычитание:

(1)  Скотома

(2)  Избирательность

(3)  Запрещение

(4)  Подавление

(5)  Бегство

(б)  Сложение(добавление):

(6)  Гиперкомпенсация

(7)  Панцирь

(8)  Навязчивости

(9)  Перманентная проекция

(10)  Галлюцинации

(11)  Жалобы

(12)  Интеллектуализм

(13)  Нарушения координации

(в)  Изменения:

(14)  Вытеснение

(15)  Сублимация

(16)  Многие черты характера

(17)  Симптомы

(18)  Чувства вины и тревоги

(19)  Проекция

(20)  Фиксация

(21)  Нерешительность

(22)  Ретрофлексия

Невроз                 87

(а)Вычитание

(1)  Простейший способ уничтожения — это скотома (сле­пое пятно,  временное отсутствие восприятия).  Это один из магических трюков,    упоминавшихся ранее, к которому при­бегают в тех случаях, когда реальное уничтожение невозмож­но. Притворяясь слепым или глухим, человек, как ему кажет­ся,  устраняет  источник  неприятных ощущений.  Дети  часто закрывают глаза или уши руками на «страусиный манер» и выказывают тем самым первые проявления лицемерия, кото­рое   впоследствии   может характеризовать   многие   их дей­ствия.   Компенсация  скотомы  обнаруживается  в  корсаковс-ком синдроме в виде заполнения провалов в памяти вымыш­ленными событиями.

(2)  Избирательность — это способ избегания объектив­ной точки зрения. Когда она обусловлена организмическими нуждами, избирательность принадлежит к неизменному био­логическому базису нашего существования, но ее произволь­ное применение ведет к полуправде,  которая опаснее,  чем сама  ложь.   Она   используется   в  пропаганде  и   в  формулах вежливости, в военных сводках и слухах, и в случае ипохонд­рии и достигает своего пика в истероидном и параноидаль­ном характерах. Создается впечатление, что из бергсоновс-кой концепции бессознательного Фрейд выбрал прошлое и причинность, тогда как Адлер сделал упор на будущем и це­ленаправленности.

(3)  При запрещении    экспрессия,  идущая изнутри орга­низма, никак не проявляется внешне. Посредством избегания, например, плача поддерживается требуемый обществом са­моконтроль. Недостатком этого способа является то, что зап­рещение зачастую ведет к формированию истерических сим­птомов. Запрещенная экспрессия может выступать как зас­тенчивость.

(4)   Психоанализ  неоднократно доказывал,  что подавле­ние есть ничто иное как избегание осознания. По большому счету,  переводом импульса из области сознательного в об­ласть бессознательного ничего не достигается.

(5)  Бегство — один из наиболее известных способов ук­лонения. Но никто не в силах убежать от себя самого. Эска­писту ничего не приносит его бегство, поскольку он несет с собой все свои неразрешенные проблемы. Бегство в болезнь и в будущее — по крайней мере, насколько сны наяву могут им считаться, — были разоблачены психоанализом, но их про­тивоположность — бегство в прошлое и самокопание до сих пор поддерживаются фрейдизмом.

88                 Холизм и психоанализ

(б)Сложение

(6)   Наиболее широко известным добавлением является гиперкомпенсация (Адлер). Неприятного чувства неполноцен­ности необходимо избегать. С этой целью вокруг уязвимого места воздвигается стена из качеств,  противоположных не­полноценным. В результате применяется множество предос­торожностей, даже чрезмерных.  Маскулинный протест — же­лание обладать пенисом — приводит к такого рода отношени­ям,  которые  многие женщины  несправедливо принимают за слабость (С.Радо).

(7)  Панцирь (Райх) имеет сходную структуру. Человек   со­здает  систему  мышечных  напряжений,   приводящих  к  рас­стройству координации и неловкости, с тем, чтобы избежать выражения «вегетативных энергий» (под этим Райх, очевидно, подразумевает все функции, за исключением моторных).

(8)  При неврозе навязчивости    избегание контакта с зап­рещенными объектами (например с грязью) и некоторых же­ланий (агрессивных тенденций) достигается путем создания ментального новообразования,  состоящего из церемоний и «подтверждающих»  действий.   Развитие  личности   в   чем-то приостановлено.

(9)  Перманентные проекции подобно сотворению богов являются добавлениями.  Это очевидно для  каждого,  кто не переворачивает этот факт вверх тормашками (т.е. не придер­живается того мнения, будто эти боги сотворили человека). Но даже для верующего религия остается предположением типа «а если бы». Этот факт может быть понят при сравнении набожного человека с больным психозом, испытывающим ре­лигиозные галлюцинации, который прошел через «личный опыт общения с Богом». Религия стремится предотвратить духов­ный рост человечества, сохраняя его в инфантильном состоя­нии. «Мы все дети одного отца — Бога!»

(10)  Галлюцинации также относятся к добавлениям, скры­вающим за собою и тем самым избегающим восприятие ре­альности. Женщина, несущая на руках кусок дерева и обра­щающаяся к нему как к своему младенцу, избегает осознания его смерти.

(11)   Ворчун  построил  вокруг своей жизни  целую стену плача. Он предпочитает жаловаться вместо того, чтобы дейст­вовать.

(12)   Интеллектуализм — это  гипертрофия  ума,   никоим образом не являющаяся интеллектуальностью (факт, который многие не желают признать). Это отношение к жизни, исклю­чающее глубокие чувства.

Невроз                89

(13)  По мнению Ф.М.Александера, многие наши поступки сопровождаются огромным количеством ненужных действий, избыточность которых — следствие избегания «верной сен­сорной оценки» — проявляется в нарушениях координации.

(в) Изменения: в этой группе функции добавления и исключения либо смешаны, либо же происходят простые из­менения.

(14)  В случае вытеснения мы избегаем контакта с исход­ным объектом, направляя наше внимание на менее неприят­ный. Нельзя сказать, что у господина Икс происходит заме­щение фигуры отца дядей. Напротив, господин Икс целенап­равленно теряет интерес к отцу, переводя его на дядю.

(15)   Сублимация напоминает замещение тем,  что в ре­зультате нее происходит подмена одного действия другим, более устраивающим  субъекта.   Исходно  прямого действия следует  избегать.   Представляется   проблематичной   оправ­данность признания замещения патологией, а сублимации — здоровой функцией¹.

(16)   Два  примера,   иллюстрирующих действие  функций вычитания/сложения в группе черт характера:

Чрезмерно чистоплотный человек стремится избежать контакта с грязью, но в то же самое время остается живо заинтересованным во всех занятиях, связанных с грязью (мы­тье полов, гипертрофированное желание обнаружить даже самое маленькое пятнышко и т.д.).

В задире легко распознать труса. Когда он встречает кого-то, кто не дает себя запугать, эта его характерная черта исчезает. Самая строгая совесть, если взяться за нее как сле­дует, точно так же ослабляет свою хватку.

(17)  Смешение функций вычитания и сложения в случае возникновения симптомов очевидно в следующем примере: у  женщины   наблюдается   функциональный   паралич   правой руки. Этот паралич, являющийся сам по себе неполноценнос­тью, представляется ей лишь второстепенным фактором. Ана­лиз показывает, что она вспыльчива и все еще готова нада­вать пощечин своей давно уже взрослой дочери.  Парализо­вав  руку,  она  избегает возможности  показать свой  нрав — она устраняет искушение дать дочери пощечину.

¹ Бытует мнение, что Данте и Шуберт достигли художественных высот, благодаря сублимации и фрустрации, связанной с сексом. Однако тот же Гете был очень творческой личностью, более разносторонней, нежели любой из них, несмотря (или, возможно, благодаря) многочисленным и зачастую успешным любовным похождениям.

90                 Холизм и психоанализ

(18)   Свобода от  чувств вины и  тревоги  есть,   согласно крайне примитивной психоаналитической концепции, доста­точное условие для того, чтобы вылечить невроз. Эти явления и  на самом деле очень неприятны.  Ощущение вины  (осно­ванное  на  проецируемой агрессии)  приводит «грешника»  к мыслям об избегании: «Больше я так делать не буду». Но до­статочно часто, как в случае хронического алкоголизма, чув­ство вины, хотя и глубоко переживается, не приводит к каким-либо долговременным последствиям. Эти пациенты подкупа­ют на какое-то время совесть или окружающих, но затем от­ступают на задний план,  как только ситуация изменилась и похмелье позади.

Чувством тревоги мы займемся в следующей главе.

(19)  Проекция (например, агрессии) вычитает некоторое количество агрессии из личности, но прибавляет то же самое количество к окружающей среде.  Избегая осознания своей агрессивности, вы вносите в свою жизнь страх.

(20)  Феномен фиксации выказывает себя обычному наб­людателю  только   в   гипертрофированной   форме:   чрезвы­чайной привязанности (безумная любовь, подавленная нена­висть или чувство вины) к определенному человеку или ситу­ации (например семье). Наряду с фиксацией всегда появля­ется ее противоположность — избегание контакта с кем-либо, находящимся вне ее границ. Нелегко решить, что было пер­вым, курица или яйцо — боязнь внешних контактов или цепля-ние за знакомую ситуацию.

(21)  Идеальный пример напряжения между плюсом и ми­нусом даст нерешительность.  Исходя из наблюдений Карла Ландауэра,  очень маленькие дети чаще всего не стремятся избегнуть опасных ситуаций; опасности завораживают ребен­ка   и он идет им   навстречу. Вскоре, однако, он изменяет свое отношение на противоположное и убегает от опасностей.  В состоянии нерешительности мы разрываемся между желани­ем приблизиться и желанием убежать, между контактом и из­беганием контакта, но, как только одна из чаш весов переве­сит, конфликт разрешается и нерешительность исчезает.

(22)  Ретрофлексия будет детально рассматриваться нами

позднее.

* * *

Цель любого лечения, психотерапевтического или како­го-либо другого, заключается в восстановлении баланса в организме, поддержании оптимального функционирования, удалении  напластований  и  компенсации  недостатков.   Пси-

Невроз                91

хоанализ стремится к тому, чтобы восполнить в сознатель­ной личности те ее части, которые были ранее ею отвергну­ты (вытеснены или спроецированы). Осознание своих комп­лексов позволяет избавиться от избегания огромного коли­чества ситуаций. Для Фрейда принятие осознанности и из­бегание — это больше, чем просто термины, поскольку пер­вое означает для него координацию систем Бессознатель­ного и Сознательного; бессознательный материал меняет свое местоположение при некоторых обстоятельствах, осо­бенно после прохождения курса психоанализа. Этот так на­зываемый топографический аспект может быть также при­менен к «циклу инстинктов» и имеет булыиую практическую ценность, чем вышеуказанное перечисление, которое служит, главным образом, для того, чтобы читатель смог ознакомить­ся с различными способами избегания. В нем показано, что преимущества, которые дает невротическое избегание, всег­да идут рука об руку с недостатками и что, в конечном сче­те, бессмысленно надеяться достигнуть с его помощью ка­ких-либо положительных результатов.

В пятой главе было указано, что для достижения орга-низмического баланса существует цикл из шести звеньев, который мы назвали «метаболизмом между организмом и миром».

Эти звенья таковы:

(1)  Организм в состоянии покоя.

(2)  Раздражитель, который может быть внутренним (а) или внешним (б).

(3)   Создание образа или реального заместителя (функ­ции «+/-» и феномен «фигура-фон»).

(4)  Ответ на сложившуюся ситуацию, направленный на

(5)  Уменьшение напряжения и

(6)  Возвращение к организмическому балансу.

Нормальное течение метаболизма нарушается в случае вмешательства в любую его фазу, подобно электрической цепи, которую также возможно разорвать в любом месте. Кон­такт может быть нарушен в проводах, в переключателях или в самой радиолампе.

Что касается «цикла инстинкта», то мы находим вмеша­тельство — избегание контакта — везде, за исключением:

(1) Организм в состоянии покоя. Так как это — точка от­счета, вопроса об избегании не возникает. Было бы ошибкой

92                 Холизм и психоанализ

принимать за точку отсчета состояния скуки или депрессии, поскольку оба состояния насыщены эмоциями. Эти эмоции вызваны нарушениями, проистекающими в результате опре­деленных подавлений.

Взяв за пример половой инстинкт, мы встречаемся с це­лым рядом общеизвестных путей уклонения от его требова­ний. Следуя за развитием «цикла инстинкта», мы видим:

(2) (а) Практикование аскетизма, желание быть кастриро­ванным, избегание возбуждающей желание пищи и напитков, целый арсенал идеологических (в основном религиозных) ог­раничений, скотомизацию, принятие сексуальных импульсов за что-то другое.

(2)   (б)  Какими  средствами  располагает  муж  или жена, чтобы уклониться от исполнения «супружеского долга»? Ра­ционализация (оправдания); симптомы (головная боль); мы­шечный панцирь (вагинизм); «притвориться мертвым» (слиш­ком устал);   избегание   подобных   ситуаций   (раздельные спальни);   избегание стимуляции  (пренебрежение  космети­ческими средствами); активная оборона (раздражительность, насмешка).

(3)  Подавление фантазий; религиозные табу; занятия, от­влекающие внимание от создания сексуальных образов; бег­ство от реальности; отказ от поиска объекта любви; развитие слишком критического отношения; отклонение сексуального импульса в неподходящее русло (мастурбация, пользование услугами проституток, извращения).

(4)   Избегание сексуальных ощущений или активности в эротических ситуациях: потеря генитальной чувствительности (фригидность); панцирь (мышечное напряжение); переключе­ние внимания (думать о чем-то другом); замещение (говорить или делать что-либо,  не имеющее отношения к сексу); бег­ство, скотомизация и проекция.

(5)   Отсутствие  удовлетворительного   оргазма   (В.Райх, «Функции оргазма») препятствует адекватному уменьшению сексуального напряжения. Такая недостаточная сексуальная активность может являться  следствием  неспособности  вы­носить ощущения,   связанные с сильным  напряжением  при оргазме (как можно более быстрый половой акт, преждевре­менная   эякуляция).   Другими   способами   предотвращения удовлетворительного оргазма являются:  сублимация,  избе­гание последствий (прерванное совокупление), страх перед потерей энергии (сдерживание семени).

Невроз                93

Эмоций и излишнего напряжения зачастую избегают под влиянием подавленного стыда (невозможность сосредото­читься, боязнь того, что кто-то помешает). «Думание», среди других отвлекающих занятий, также является способом избе­жать сексуального напряжения.

В большинстве случаев удовлетворение так и не бывает достигнуто, ситуация остается незавершенной. Это, в свою очередь, ведет к постоянной сексуальной возбужденности. Возможно, именно этот факт побудил Фрейда рассматривать либидо (среди других значений) как свободную текучую энергию, которая может привести к разрушениям вне сферы удовлетворения полового инстинкта.

(6) Любое из этих отношений избегания препятствует воз­вращению к организмическому балансу.

И снова мы приходим к приводящему в замешательство перечислению возможностей, оставляющему после себя чув­ство неудовлетворенности, не в силах обнаружить упрощаю­щий дело принцип. Если мы начнем все сначала, то сперва мы обнаружим социальные и инстинктивные запросы (кото­рые не будут основаниями, так как реакции разных групп раз­личны). Эти запросы, как например, десять заповедей, пра­вила поведения, требования совести и окружающих, а также инстинктивные побуждения вызывают эмоциональную реак­цию организма (страх, стыд и т.д.) в том случае, если требо­вания не могут быть незамедлительно удовлетворены. Об­щественный институт добивается принятия его требований с помощью наказаний и наград, угроз и обещаний. Требо­вания организма (голод, потребность в сне) не менее силь­ны и болезненны, нежели запросы общества. Отсюда на­блюдаемая частота социальных и невротических, внешних и внутренних конфликтов.

До сих пор процесс был прост. Он начинает запутывать­ся, как только на сцене появляются тысячи способов избега­ния. Техника избегания изменяется в широких пределах в зависимости от ситуации и средств, находящихся в распоря­жении субъекта.

Замужняя женщина имеет любовника. Муж, как водится, энергично этому противится. Она может решить совсем избе­гать своего любовника, или избегать того, чтобы их видели вместе, или, будучи пойманной с поличным, она может избе-

94                 Холизм и психоанализ

жать вспышки мужниного гнева тем, что упадет в обморок; но лишь осознав то, что с ней происходит, она сможет плести небылицы или упрекать за что-то или как-то иначе избежать чувства вины или наказания. Если, однако, она уступит его требованиям, страх будет заглушать в ней желание и она ста­нет холодной и враждебной к нему и начнет избегать всего, что раньше доставляло ему удовольствие. В любом случае он окажется в числе проигравших, поскольку основал свои отношения на требованиях, а не на понимании. Из всего это­го мы можем вывести два заключения:

(1)  Избегание — всеобщий фактор, который обнаружива­ется, вероятно, в каждом невротическом механизме.

(2)  Редко и только в случае реальной опасности избега­ние приводит к положительным результатам.

Глава 9

ОРГАНИЗМИЧЕСКАЯ РЕОРГАНИЗАЦИЯ

В истории индивидуальной, так же как и в истории целых поколений, взлеты и падения, смена действий и ответных ре­акций подобны движениям маятника. Сложно оставаться в ну­левой точке, не позволяя увлечь себя энтузиазму и не подда­ваясь порывам отчаяния. Механистическое мышление про­шлого столетия вызвало в наше время к жизни свою проти­воположность, развитие психологии и психоанализа.

В сфере психоанализа маятник качнулся от историческо­го мышления Фрейда к футуристическому мышлению Адле­ра. После полного пессимизма фрейдовского заявления: «Мы не хозяева в собственном доме!» мы сталкиваемся с протес­том Адлера, жаждой власти. Крайний психологистический подход, исповедуемый многими аналитиками, презирающими физиологию словно средневековые аскеты, нашел свое зер­кальное отражение в попытке Райха представить характер в виде «панциря», состоящего по большей части из мускульных зажимов.

Вне прогрессивного течения оказались те аналитики, ко­торые (переоценивая частные проблемы и теряя контакт с человеческой личностью как целостностью) основательно от­клонились в сторону, такие как О.Ранк и частично К. Г. Юнг. Хотя они и внесли определенный ценный вклад в развитие психоанализа (например юнговская «экстраверсия» и «инт-роверсия»), оба они сделали акцент на спорных сторонах тео­рии  Фрейда.   Ранк довел до абсурда  исторический  подход,

96                  Холизм и психоанализ

Юнг — концепцию либидо. Первый оставался зацикленным на муках родовой травмы, второй раздул термины «либидо» и «бессознательное» до такой степени, что, как в понятии Бога у Спинозы, они покрывали почти все и ничего не объясняли.

Никто из них не внес особого вклада в понимание орга­низма как целого, тогда как достижения Адлера и Райха ока­зались намного ценнее для психоанализа, поскольку предос­тавили возможность дополнить некоторые из теоретических взглядов Фрейда. К сожалению, последователи Фрейда и Адлера либо враждуют друг с другом, либо скрывают взаим­ное презрение под маской якобы терпимого, а на деле слепо­го и безразличного отношения, отдавая дань, таким образом, лучшим традициям сектантства. Несмотря на то, что оба при­выкли мыслить противоположностями: Фрейд — всегда, Ад­лер — время от времени (вершина/дно; мужчина/женщина; высший/низший), они отказывались рассматривать друг дру­га как противоположности, во многих отношениях взаимодо­полняющие друг друга.

Помимо изучения диалектики психоаналитического дви­жения, мы также можем заняться диалектикой психоанализа как такового. Начав с самого слова «психоанализ», мы пред­лагаем на рассмотрение следующую взаимодополняющую схему:

ДУША

tr

СИНТЕЗ -- АНАЛИЗ

ТЕЛО

Противоположности, душа и тело, рассматриваются как дифференциации организма. Говоря об анализе, как настаи­вал Фрейд, синтез не обязателен — однажды освобожденная энергия либидо сама найдет путь к сублимации. Тем не ме­нее, в психоаналитических кругах в полный голос говорят о необходимости переобучения и перестройки. Понимая, напри­мер, что фобическое отношение (склонность избегать конф­ликтов, инстинктов, чувства вины и т.д.) является существен­ной частью всякого невроза, Фрейд предписывает в качестве противоядия контакт с пугающим объектом. На каком-то эта­пе анализа он уговаривает человека, страдающего агорафо­бией, попытаться пересечь улицу. Он осознает, что «простого» разговора здесь недостаточно. Я, однако, сомневаюсь, осоз­навал ли Фрейд полностью тот факт, что интерпретации так­же являются активным психоанализом, ставя пациента лицом

Организмическая реорганизация                 97

к лицу с той частью его самого, которую он предпочитает не замечать. Это активное поведение, заключающееся в том, что­бы держать перед пациентом «зеркало его души», направлено на синтез и интеграцию, на возобновление им контакта с ра­нее изолированными частями его личности.

И анализ, и синтез применяются для того, чтобы навести порядок в голове у пациента, заставить организм функцио­нировать с минимумом усилий. Мы можем назвать этот про­цесс перестройкой или реорганизацией. Таким образом, «по­ляризуя» слово «психоанализ» мы приходим к несколько не­уклюжему термину: «организмическая реорганизация индиви­да». Если мы согласимся с этими выводами, нам придется расширить основное правило психоанализа, гласящее: «Па­циент должен высказывать все, что приходит ему на ум, даже если он испытывает смущение и другие препятствующие вы­ражению чувства, и не должен ничего подавлять в себе, что бы это ни было». Вводя добавления в это правило, мы долж­ны, прежде всего, указать, что от пациента требуется сообщать обо всем, что происходит у него в теле. Пациент будет добро­вольно сообщать обо всех острых телесных симптомах, таких как головные боли, усиленное сердцебиение и т.д., но станет игнорировать менее явные, такие как легкий зуд, нетерпели­вость и все те тонкие проявления телесности, важность кото­рых была выделена В.Райхом и Г.Гродеком. Простой метод, позволяющий охватить всю ситуацию в организме, состоит в том, чтобы попросить пациента излагать аналитику все, что он проживает рационально, эмоционально и телесно.

Второе изменение, которое я предлагаю ввести в основ­ное правило, касается подавления смущения. Пациент, жела­ющий удовлетворить требования аналитика, бросается из од­ной крайности в другую: вместо того, чтобы отмалчиваться, он заставляет себя говорить все. Ему удается это сделать за счет подавления своего смущения. Пациент очень скоро ус­ваивает технику выражения щекотливого содержания с по­мощью уклончивых выражений или «берет себя в руки» и заг­лушает свои эмоции. Так он становится бесстыдным, но не освобождается от стыда; способность выносить смущение — наиболее важный результат надлежащего применения основ­ного правила — остается неразвитой. Проблема смущения будет в дальнейшем рассмотрена в следующей главе, посвя­щенной развитию «Я». Таким образом, нам приходится вто­рично менять формулировку основного правила: мы должны так влиять на пациента, чтобы ему не приходилось ни подав-

98                  Холизм и психоанализ

лять, ни принуждать себя к чему-либо и чтобы он не забывал сообщать аналитику о самом малейшем сознательном сопро­тивлении, таком как стыд, смущение и т.д.

Соответственно, аналитик не должен давить на пациента, убеждая его говорить, но должен прислушиваться ко всем случаям сопротивления и избегания. Если кому-то нужно, что­бы из крана потекла вода, у него и в мыслях не будет выдав­ливать ее из трубы — он просто ослабит сопротивление, по­вернув кран, сдерживающий воду. Если Ференци утверждает, что запирающая мышца ануса является манометром сопро­тивления, и если Райх распространяет это утверждение на все возможные мышечные сокращения, то они оба оказываются правы. Но мы не должны забывать ни на секунду о том, что эти мышечные сокращения есть лишь «вторичные средства», находящиеся на службе у эмоций, что они запускаются в дей­ствие для того, чтобы избежать чувств отвращения, смущения, страха, стыда и вины.

Вдобавок к анальному сопротивлению существует еще множество других сопротивлений, главным образом сопро­тивление поглощению, оральное сопротивление. Мышечное сопротивление наблюдается и в состоянии тревоги.

Я не могу найти лучшего примера, чем феномен тревож­ности, для того, чтобы продемонстрировать преимущества организмического подхода по сравнению с чисто психоло­гическим или физиологическим. Врач-терапевт, придержива­ющийся традиционных физиологических взглядов, столкнув­шись с приступами тревожности в сочетании с каким-либо сердечным заболеванием, усмотрит в них результат непра­вильного функционирования сердечной системы. Однако если эти приступы являются основной частью заболевания, то они должны происходить постоянно, чего, конечно же, не случается. С другой стороны, он понимает, что имеется не­кий добавочный фактор — волнение, которое еще больше затрудняет работу сердца, и предупреждает пациента об этой опасности. Эти приступы тревоги происходят вслед­ствие совместного действия сердечного заболевания и вол­нения.

Рассматривая проблему тревожности с точки зрения психологического подхода, я ограничусь выводами из неко­торых психоаналитических теорий. Фрейд определил невроз тревожности  как заболевание,  отличное от всех остальных

Организмическая реорганизация                 99

неврозов; и, как и следовало ожидать от создателя теории либидо, приписал его возникновение подавленным сексу­альным импульсам. Но как эти сексуальные импульсы пре­вращаются в тревогу, осталось для него загадкой. С одной стороны, он объяснил ее телеологически, подобно Адлеру (утверждая, что тревога заглядывает в будущее, что она яв­ляется сигналом или предупреждением об опасности, про­дуцируемым Бессознательным), с другой — исторически, по­заимствовав у Ранка идею о родовой травме как источнике тревоги. Как только мы попадаем в опасную ситуацию, на­стаивает он, Бессознательное предупреждает нас, мгновен­но воскрешая в памяти события, происходившие во время нашего рождения.

Другие психоаналитики выдвигают различные теории о происхождении тревоги. Харник придерживается того мне­ния, что младенец, утыкаясь носом в материнскую грудь, испы­тывает тревогу. Возникающие позднее приступы тревоги яв­ляются лишь повторением этих эпизодов. По мнению Адлера, Райха и Хорни, в развитии тревожности виновата подавлен­ная агрессия, тогда как Бенедикт, следуя поздней фрейдовс­кой теории, полагает тревожность результатом подавленного «влечения к смерти».

Так как эти теории были выдвинуты выдающимися уче­ными, мы должны признать их верность, но лишь в тех случа­ях, которые послужили для них основой. Но мы не должны доверять всякого рода спекуляциям, которые в науке, как и везде, приводят к незрелым обобщениям. Либо слово «тре­вожность» является лишь ширмой для многих слов, и тогда различные объяснения применяются по отношению к различ­ным феноменам, либо все же «тревожностью» называется какой-то специфический феномен, и тогда различные тео­рии есть ничто иное, как неполные объяснения, которые, воз­можно, упускают один общий фактор, специфический имен­но для тревожности. Наблюдения подтверждают последнее, и нам приходится искать этот фактор для выдвижения соб­ственной гипотезы.

Мы располагаем тремя группами психоаналитических те­орий. Первая гласит, что тревожность — это следствие родо­вой травмы или травмы, вызванной материнской грудью, вто­рая — следствие подавления инстинктов. Третья группа тео­рий — теории опасности, которые можно пропустить, как не специфические для тревожности. Тревога часто возникает как ответ организма на реальную или воображаемую опас-

100               Холизм и психоанализ

ность, но другие реакции (обретение присутствия духа, подо­зрение, страх, паника и т.д.) также возможны.

Первая группа подчеркивает важность дыхания и снаб­жения организма кислородом. Переход только что родивше­гося ребенка от получения кислорода из материнской пла­центы к активному легочному дыханию действительно может привести к кислородной депривации, острой его нехватке и связанному с этим сильному кислородному голоданию. То же относится и к теории Харника, в соответствии с которой материнская грудь может затруднить дыхание ребенка и при­вести к подобному же недостатку кислорода.

Рассматривая вторую группу, мы находим ключ к реше­нию нашей проблемы в предупреждении терапевта об опас­ности волнения и физического перенапряжения в случае сер­дечных неполадок. В концентрированном выражении инстинк­тов мы видим те же черты, что и в синдроме усилия (усиление сердечной и дыхательной активности появляется уже при бо­лее умеренных состояниях). И сексуальный оргазм, и вспыш­ки темперамента являются вершинами возбуждения.

Исключая все случайные факторы, мы приходим к выво­ду, что возбуждение и недостаток кислорода формируют ядра вышеупомянутых теорий, и наблюдая приступ тревоги, мы неизбежно сталкиваемся с волнением и затрудненным дыханием. Все же это не ответ на вопрос, каким образом появляется тревога и как соотносятся возбуждение и ды­хание, с одной стороны, а с другой — тревога и затрудне­ние дыхания¹.

¹ В случае синдрома усилия и других сердечно-сосудистых недостатков сердце не справляется с убыстрением обмена веществ, которое имеет место при возбуждении и повышенной мышечной активности. Неадек­ватность сердечной реакции особенно бросается в глаза при нарушении стероццного баланса, проявляющегося, как я уже упоминал ранее, в преде­лах от легковозбудимости больных базедовой болезнью до эмоциональ­ной тупости микседемического типа. Любой врач подтвердит справедли­вость двух фактов: во-первых, легкость, с которой больной базедовой бо­лезнью поддается приступам тревоги и относительную невосприимчи­вость к ним микседемического типа; во-вторых, то, что первый обладает повышенным, а второй — пониженным уровнем общего метаболизма.

Метаболизм является химическим процессом, происходящим внутри нашего организма и обеспечивающим поддержание жизненно необходи­мых условий его существования, например, тепла. В этом отношении орга­низм ведет себя в точности как камера сгорания. Печь для того, чтобы гореть и вырабатывать тепло, нуждается в двух видах топлива: кислороде и углеродсодержащих веществах. Обычно мы думаем лишь о последнем

Организмическая реорганизация               101

Картина возбуждения, как всем известно, такова: повы­шенный метаболизм, усиленная сердечная деятельность, убы­стренный пульс, учащенное дыхание. Это — возбуждение, а не тревога. Если, однако, ребенок при родах или в процессе кормления грудью страдает от недостатка кислорода, ситуа­ция становится тревожной. И все же, когда взрослый человек испытывает нахлынувшую вдруг тревогу, он в этот момент ни рождается, ни задыхается. Если бы в вызывающих возбужде­ние ситуациях мы смогли обнаружить такой же недостаток в снабжении кислородом, как и в двух вышеупомянутых ситуа­циях младенчества, мы смогли бы понять, каким образом воз­буждение превращается в тревожность и, тем самым, разре­шили бы тысячелетнюю загадку.

Подсказка приходит к нам со стороны языка. Слово «anxi­ous» («тревожный», «озабоченный»), подобно латинскому сло­ву «altus», имеет расплывчатое значение («находящийся в сос­тоянии сильного напряжения»), в котором состояния возбуж­дения и тревоги никак не разделены. Слово это происходит от латинского «angustus» («узкий»), указывая, таким образом, на чувство сдавленности в груди. В состоянии тревоги мы «сокращаем», «сужаем» свою грудь.

Существует множество ситуаций, в которых люди не по­зволяют себе выказывать возбуждение и его симптомы, в особенности шумное, усиленное дыхание. Возьмите случай мастурбирующего мальчика, который боится, что его пыхте­ние может быть кем-то услышано и выдаст его. В развитии «контролируемого» характера (ровного, спокойного, собран-

(угле или древесине) и забываем о другом виде топлива (воздухе), кото­рый достается нам бесплатно. Печь не может гореть, если в ней нет дос-тачного количества твердого топлива или если не обеспечивается надле­жащий приток воздуха. Сжигание веществ внутри организма происходит в тканях. Углеродное топливо — это наша еда, обращенная в жидкость в ходе сложного процесса ассимиляции, который мы рассмотрим в даль­нейшем в деталях. Кислород поступает в ткани с помощью красных кро­вяных телец.

Возбуждение — то же самое, что и увеличение метаболизма, ускоренное сжигание, увеличенная потребность в жидком топливе и кислороде. Чтобы справиться с этой возросшей потребностью, кровь должна поставлять тка­ням больше кислорода. Насос — сердце — должно работать быстрее и кровеносные сосуды должны расширяться, чтобы справиться с возрос­шим потоком крови, поскольку единичное фовяное тельце физиологичес­ки не способно нести в себе больше кислорода. Возросшая потребность в кислороде побуждает легкие делать дыхание более интенсивным (либо путем ускорения дыхания, либо за счет увеличения объема каждого вдоха, либо же обоими способами).

102              Холизм и психоанализ

ного) подавлению возбуждения зачастую придается слишком большое внимание. Это избегаемое возбуждение может при­вести к возникновению холодного, безразличного характера, но не тревоги; но, несмотря на всю тренировку, такой человек все же возбуждается и подавляет свое возбуждение, напри­мер, сдерживает дыхание. Он уменьшает поступление кисло­рода в свой организм посредством обездвиживания мышеч­ной системы (в той мере, в какой она связана с дыханием), сжимая грудную клетку вместо того, чтобы расширять ее, под­тягивает диафрагму кверху, тем самым лишая легкие возмож­ности растяжения. Он одевает «панцирь», как сказал бы Райх. (Этот термин не совсем уместен, поскольку «панцирь» — это нечто механическое.)

В состоянии тревоги имеет место острый конфликт меж­ду желанием дышать (преодолеть чувство удушения) и про­тивостоящим ему самоконтролем.

Если мы поймем, что ограниченное снабжение кислоро­дом приводит к ускорению сердечного ритма, мы сможем осознать, почему в состоянии тревоги так сильно бьется сер­дце. Могут последовать многочисленные осложнения, напри­мер, сужение кровеносных сосудов, против которого медици­на борется с помощью особых лекарств. Но в любом случае наша проблема может быть решена следующей формулой: Тревога равняется возбуждению плюс недостаточное поступ­ление кислорода.

Существует еще один симптом наступления тревоги, а именно нетерпеливость, обычно присутствующая в таком со­стоянии возбуждения, которое не находит себе естественно­го выхода. Возбуждение продуцируется нашим организмом в ситуациях, требующих огромного количества главным обра­зом моторной активности. Состояние ярости тождественно желанию атаковать, причем с мобилизацией всей своей мус­кульной энергии. Известны случаи, когда в отчаянии или в состоянии помешательства люди «выходили из себя» — вы­казывали свехчеловеческую силу. Если возбуждение пере­адресовывается со своей реальной цели на что-либо другое, моторная активность направляется частично на приведение в действие мышц-антагонистов, то есть тех мышц, которые нуж­ны для ограничения мышечной активности, для практикования «самоконтроля». Но остается все же достаточно возбуждения для того, чтобы вызывать всяческие некоординируемые дви­жения, вроде размахивания руками, ходьбы взад-вперед и переворачивания с одного бока на другой в кровати. За счет

Организмическая реорганизация               103

этого избытка возбуждения организмический баланс не мо­жет быть восстановлен. Препятствуя разрядке возбуждения, двигательная система организма не приходит в состояние покоя, а остается беспокойной.

Для этого состояния Фрейд предложил термин «свобод­но блуждающая тревожность», понятие, характерное для этого изоляциониста. Тревожность не может независимо блуждать по организму.

Состояние недифференцированой тревоги очевидно в случаях «страха сцены» и «экзаменационной лихорадки». «Страх сцены» (волнение перед спектаклем) испытывает большинство актеров; их жалобы, однако, необоснованны, по­скольку без этого волнения их выступление окажется холод­ным и безжизненным. Опасность заключается в том, что они могут попытаться подавить свое волнение, не понимая его значения и будучи не в состоянии вынести неопределен­ность ожидания и волнение одновременно. Эта неопреде­ленность часто будет посредством самоконтроля превра­щать возбуждение в тревогу, если только актер не выберет такой исход, как сильное беспокойство и неугомонность или истерический припадок. Нет необходимости вдаваться в детали «экзаменационной лихорадки». Чем важнее оказыва­ется экзамен, тем успешнее ученик сможет мобилизовать свои силы. Чем меньше он способен выдерживать напряже­ние, тем легче его возбуждение превратится в тревогу.

Хотя мы и можем проследить это изменение в истории отдельной личности, каждая последующая вспышка тревож­ности не просто механически копирует предыдущую, но зано­во возникает в каждый момент времени. Тревога может быть растворена и преобразована в возбуждение без необходи­мости погружаться в прошлое. Прошлое может помочь нам лишь в восстановлении обстоятельств, при которых сформи­ровалась привычка задерживать дыхание.

Можно научиться преодолевать тревогу, расслабляя мыш­цы груди и давая выход возбуждению. Зачастую не требует­ся никакого особого анализа, но если бессознательные спаз­мы груди и диафрагмы превратились в устойчивую привычку, концентрационная терапия может оказаться необходимой.

Для того чтобы приведенная картина тревожности не выг­лядела размытой, я воздержался от рассмотрения некоторых сложных случаев, например, того факта, что при нарушении кровяного баланса диоксида углерода гипервентиляция не помогает  против   тревоги.   Организм   не   будет  нормально

104               Холизм и психоанализ

функционировать до тех пор, пока мышечные спазмы не пре­кратятся или пока пациент не перестанет придавать особое значение вдоху. Подробно лечение и техника правильного дыхания будут описаны в последней главе.

В заключение приведу рассказ одного пациента как до­казательство чередования тревоги и возбуждения.

«Мое первое воспоминание о случае подавления возбуж­дения или нетерпения относится к периоду семнадцатилет­ней давности, как раз перед тем, как я должен был писать вступительный экзамен в высшее учебное заведение. Я чув­ствовал возбуждение в области груди, но в то же время я сдерживал это чувство, не выпуская его наружу. Девять лет назад оно снова появилось во время каких-то теннисных со­стязаний. Я обнаружил, что просто наблюдая за матчем, я ис­пытываю возбуждение или предвкушение (как бы его не на­звали), которое оказалось настолько сильным, что преврати­лось в тревогу и затем стало абсолютно невыносимым. Я по­давил эту эмоцию, не позволив ей проявиться. Когда исход игры зависел от одного сета, я не мог стерпеть возбуждения и шагал взад-вперед как тигр в клетке, не в силах сесть или просто спокойно стоять. Часто я уходил до конца матча и воз­вращался, когда думал, что сет закончился и результат уже объявлен. Я был натянут как струна и напрягал все возмож­ные мышцы (особенно в области груди) так, что после пяти-шести подач у меня начиналась одышка. Эти ощущения со временем стали настолько остры, что я сделал все, что было в моей власти, чтобы наш маленький теннисный клуб отказался от участия в этих соревнованиях, и даже прибегнул к всевоз­можным отговоркам, только бы отвертеться от них. Это чув­ство, к сожалению, стало преследовать меня и на поле для игры в гольф, и я не мог, конечно же, успокоиться, просто уйдя с него. Это привело к тому, что я настолько напрягал мышцы груди, что порой для меня представляло трудность правильно ударить по шарику. В некоторых случаях напряжение усили­валось до такой степени, что пульс начинал биться у меня в горле, и это чуть ли не удушало меня.

Однажды я должен был сдать небольшой экзамен, со­стоящий из письменного задания утром и устного вечером. За день до экзамена я почувствовал знакомое чувство того, как мой желудок куда-то проваливается. Все это сопровож­далось чувством возбуждения, но попробовать описать то, что я испытывал в промежутке между утренним и дневным за­данием, почти невозможно. Моя грудь была зажата так, что я

Организмическая реорганизация               105

с трудом мог дышать, я не способен был сидеть или стоять и бродил по дому как лунатик, а когда, наконец, меня вызвал экзаменатор, я почти онемел и трясся как осиновый лист. Я испытывал те же эмоции и ощущения на скачках: выиграв на первом забеге, я обнаружил, что не смогу вынести второ­го и ушел, чтобы вернуться после скачек. Я мог бы привес­ти множество подобных примеров: как только у меня воз­никает чувство предвкушения, возбуждения или тревоги, я ощущаю ужасное давление в груди, я не могу дать выход своим эмоциям, через некоторое время подавляю себя и на­хожу, что я потерял все свое мужество и не могу встать ли­цом к лицу с ситуацией, в которой возникает хотя бы одна из этих эмоций».

На примере феномена тревожности я хотел продемон­стрировать те огромные изменения в теории и практике, ко­торые являются следствиями на первый взгляд небольших поправок к основам теории Фрейда. Но они также знамену­ют переход от техники «свободных ассоциаций» к «концент­рационной терапии», изобретенной В.Райхом, которую я пы­таюсь систематически развивать. Конечная цель этой техни­ки состоит в сокращении срока излечения невроза и пост­роении основы для подхода к некоторым психозам.

Глава 10

КЛАССИЧЕСКИЙ ПСИХОАНАЛИЗ

Наше отношение к хорошему и плохому в жизни, как мы видим, идет рука об руку с противоположными реакциями. Строго говоря, это даже не реакции, а события: «хорошие» относятся к любви, симпатии, гордости и удовольствию, «пло­хие» — к ненависти, отвращению, стыду и боли; они являют­ся вариациями ЯТ и ф соответственно и играют роль в испол­нении или крушении любого замысла, любого инстинкта.

Несомненно, что влияние полового инстинкта на нас очень сильно, и что 41 и, в меньшей степени, ф принимают в нем учас­тие. Но можем ли мы согласится с фрейдовской теорией ли­бидо, утверждающей, что любовь, симпатия, гордость и удо­вольствие — лишь выражения полового инстинкта?

В ходе моих наблюдений я обнаружил, что пищевой ин­стинкт и функции Эго играют гораздо более значительную роль почти в каждом случае проведения психоанализа, чем я был склонен ожидать. Сколько бы я ни пытался узнать что-нибудь о пищевом инстинкте из психоаналитической лите­ратуры, я повсюду натыкался на то, что анализ чувства голо­да всегда смешивался с анализом того или иного либиди-нозного аспекта. Были предприняты серьезные попытки к изучению проблемы функций Эго, но Фрейд доверил Эго иг­рать лишь вторую скрипку, в то время как первая досталась Бессознательному. Я не мог избавиться от ощущения, что Эго причиняло психоанализу сплошные неудобства,  будучи

Классический психоанализ               107

вдобавок слишком заметным, образованием в жизни каждо­го из нас с научной и практической точки зрения.¹

В конце концов я достиг той точки, когда теория либидо вместо того, чтобы быть ценным инструментом в добыче зна­ний о патологических свойствах орального, анального, нарцис-сического и меланхолического типов, стала препятствием. Тогда я решил взглянуть на организм без либидинозных шор и пережил один из самых замечательных периодов в моей жизни, почувствовав шок и удивление. Новый подход превзо­шел все мои ожидания. Я обнаружил, что преодолел умствен­ный застой и достиг нового понимания сути происходящего. Я начал замечать противоречия и недостатки теории Фрейда, которые на протяжении двадцати лет были скрыты от меня величием и дерзостью его концепций.

Затем я произвел переоценку ценностей. Я долгие годы работал с множеством психоаналитиков. За исключением К.Ландауэра, все те, от кого я почерпнул что-то полезное для себя, уклонились от ортодоксальной линии. За несколько де­сятилетий существования психоанализа возникло огромное число школ. С одной стороны это доказывает громадное сти­мулирующее влияние Фрейда, но с другой — незаконченность или недостаточность его системы. В новых отраслях науки, например, в бактериологии и цитологии различия между шко­лами были либо незначительны, либо согласие между ними приводило к выработке единого направления исследований.

Пока я был целиком погружен в атмосферу психоанализа, я не мог принять того, что теории, противостоящие фрейдовс­кой, могли иметь право на существование. Мы привыкли от­метать любое возникающее сомнение как «сопротивление». Но ведь и сам Фрейд в свои поздние годы стал относиться скептически к возможности того, что курс психоанализа мо­жет быть когда-либо завершен. Это признание поразило меня как очевидно противоречащее теории подавления. Если бы невротический конфликт являлся борьбой между подавляю­щим цензором и подавляемыми половыми инстинктами, то либо удовлетворение инстинктов, либо устранение цензора обеспечило бы излечение. Если бы цензор был взят извне (интроецирован), то справиться с его требованиями и осво-

¹ На днях известный аналитик сравнил Бессознательное со слоном, а Эго — с маленьким ребенком, пытающимся вести его за собой. Какая изоляционистская концепция! Какой удар по стремлению к всемогуще­ству! Что за расщепление личности!

108               Холизм и психоанализ

бодить подавленные инстинкты не составило бы особого тру­да. На практике невроз очень редко соответствует данной теории. Обычно анализ цензора (совести) или сексуального инстинкта не дает понимания сферы деятельности невроза. Мой опыт в качестве психиатра в южно-африканской армии показывает, что только около 15 процентов неврозов обнару­живают расстройства половой удовлетворенности, и лишь в 2-3 процентах случаев симптомы истерии могут быть просле­жены до сексуальной фрустрации.

Исходя из этого, перед нами встает еще одна проблема. Что происходит, если отсутствует подавление секса? Приво­дит ли сосредоточение на половом инстинкте в каждом слу­чае к урегулированию и стабилизации? Лично мой опыт пока­зывает противоположное. Лишь после того, как я отказался от теории либидо и переоценки значения секса, я обрел верные ориентиры и гармонию между собой, своей работой и окру­жающими людьми. За последние несколько лет я пришел к следующим выводам:

Общий подход Фрейда к психогенным заболеваниям правилен. Смысл невроза в нарушении процессов развития и приспособления; инстинкты и Бессознательное играют не­измеримо большую роль в жизни человека, нежели кто-либо когда-либо подозревал. Неврозы являются следствиями конфликта между организмом и окружающей средой. Наша психика определяется инстинктами и эмоциями более, чем разумом.

С другой стороны, мы видим, что Фрейд переоценивал случайное, прошлое и сексуальные инстинкты и отвергал важ­ность целенаправленного, настоящего и пищевого инстинкта. Его метод прежде всего был сосредоточен на патологичес­ких симптомах. Благодаря погружению в детали этих симпто­мов (так называемые ассоциации), материал, который затруд­нялся раскрыть пациент, мог быть вынесен на поверхность. Концентрация на патологической сфере извратила сам про­цесс мышления в «свободных» ассоциациях, сделав его со­стязанием в остроумии между аналитиком и пациентом. Пси­хоаналитический метод превратился, таким образом, из кон­центрации на симптоме в децентрацию, и предоставил слу­чаю и давлению Бессознательного определять, какая часть симптома выйдет на поверхность и станет доступной для пос­ледующей работы с ней.

Параллельно отказу от встречи с реальными симптома­ми идет отказ от непосредственного контакта с аналитиком:

Классический психоанализ               109

пациенту приходится лежать так, чтобы не видеть аналитика. Психоаналитический сеанс превратился из консультации в (почти навязчивый) ритуал, изобилующий неестественными, чуть ли не религиозными условиями.

Отдавая должную дань уважения Фрейду как человеку, открывшему людям глаза на природу сексуальных инстинк­тов, хочется процитировать Бертрана Рассела: «Пришло вре­мя для того, чтобы приступить к анализу других инстинктов, прежде всего пищевого инстинкта». Но это окажется возмож­ным лишь в том случае, если ограничить проявления сексу­ального инстинкта его собственной областью, а именно сек­сом и ничем другим, кроме секса.

Физиологически этот инстинкт проявляется в деятельно­сти половых желез. Если есть какой-то смысл в организми-ческом образе мыслей, мы должны ограничить термин «ли­бидо» данным психохимическим аспектом полового инстин­кта и заключить, что кастрированные животные (быки и т.д.) и люди (евнухи и т.д.) не способны испытывать любовь, симпатию или любую другую форму «сублимированного» либидо.

Давайте сравним две ситуации: молодой человек, в выс­шей степени обеспокоенный сексуальным напряжением, чув­ствует в себе сильный порыв совершить половое сношение и идет к проститутке. Достигнув удовлетворения, он испытыва­ет облегчение, возможно, также и определенную благодар­ность, но часто — отвращение и сильное желание оттолкнуть женщину, избавиться от нее как можно скорее. Ситуация иная, если мужчина имеет половое сношение с любимой девуш­кой. Он не чувствует отвращения, но счастлив оставаться ря­дом с нею.

В чем заключается решающее различие? В первом слу­чае мужчине не нравится или же он не принимает «личность» проститутки. Если исключить сексуальное влечение, ничто другое не заставит его искать ее общества. Любимая, однако, принимается и в ситуациях, не связанных с сексом, ее при­сутствие само по себе приятно.

В первом случае отвращение не подавляется. Оно лишь становится «фоном», противостоящим господствующей «фи­гуре» сексуального влечения. Если отвращение перестанет оставаться на втором плане, оно нарушит сексуальную ак­тивность, смешается с сексуальным порывом, и может даже заслонить его собой, сделав мужчину бессильным в поло­вом отношении,  или настолько смутить его «двойным обус-

110               Холизм и психоанализ

ловливанием», что тот может вообще отказаться от достиже­ния своей цели.

Фрейд указывает на тот факт, что многие молодые муж­чины в нашем обществе не могут испытывать желания по от­ношению к тем, кого они любят, и наоборот. Это выглядит так, будто либидо расколото на две части: животную и ду­ховную любовь. Если бы любовь была следствием перепол­нения организма половыми гормонами, то эта сублимирован­ная платоническая любовь исчезла бы, как исчезает физи­ческая потребность. Однако этого не происходит. Привязан­ность остается и даже усиливается, особенно после успеш­ного оргазма.

Близость эмоции, именуемой любовью, к половому ин­стинкту заставила Фрейда совершить его основную ошибку. Ребенок, любящий свою мать за то, что она удовлетворяет все его нужды, обратится к ней — к той, что дает ему пищу, кров и тепло — за утолением его первых осознаваемых сек­суальных желаний (обычно между четвертым и шестым го­дом жизни).

Теперь мы видим, как важно воспринимать термин «поло­вой инстинкт» в качестве простой абстракции. Если инстинкт не относится к предметной реальности, Фрейд мог включить в круг его действий столько функций организма, сколько тре­бовалось для его теории. Мы должны определить, сколько та­ких функций (названных частичными инстинктами) должно быть включено в группу «сексуальных инстинктов», а сколько отнесено к другим. Фрейд ошибочно полагает, что любовь, испытываемая в период, предшествующий сексуальному раз­витию (так называемая доэдипова стадия), также имеет сек­суальную природу. Он находит выход из затруднительного положения, называя пресексуальную любовь прегенитальной и утверждая, что оральное и анальное отверстия отвлекают на себя энергию, предназначающуюся на более поздних ста­диях гениталиям.

Оральная и анальная зоны действительно имеют огром­ное значение, но не в развитии сексуальной энергии, а в раз­витии Эго. Они легко подвергаются сексуализации, хотя пер­воначально имеют «либидинозный катексис».

В ходе наблюдения за одним случаем истерии Фрейд пришел к выводу о существовании зависимости между этим заболеванием и сексуальным воздержанием и разработал на основе этого случая метод излечения истерии, а позднее и других неврозов. Каждый аналитик знает, что в этих случаях

Классический психоанализ               111

часто можно достичь великолепных, устойчивых результатов, если пациент начинает вести здоровую сексуальную жизнь.

Мнение аналитиков заключается в том, что истерия встре­чается среди клиентуры все реже и реже, поскольку Бессоз­нательное получило предупреждение и стало продуцировать более сложные неврозы. Как правило, причина этого иная. Было бы предпочтительней искать возможное объяснение в процессах общественного развития: сексуальные табу в наше время стали слабее, женщина имеет право на куда большую экономическую и, как следствие этого, сексуальную свободу. Широко распространились сведения об открытиях Фрейда, и обычный практикующий врач уже с большей готовностью со­ветует «женитьбу» в случаях очевидного сексуального го­лодания. С другой стороны, у меня, да и у других психоте­рапевтов накапливается опыт столкновения с очень трудны­ми случаями истерии. Эти случаи, особенно часто встречае­мые у подростков с так называемым «моральным помеша­тельством», показывают, несмотря на хорошее сексуальное развитие и сильный организм, определенные нарушения раз­вития Эго.

Дальнейшие исследования Фрейда определялись четырь­мя факторами: ролью либидо в случаях истерии, существова­нием подавленных, бессознательных областей нашей лично­сти, значимостью и детерминированностью всех умственных процессов и знанием о том, что все живое проходит путь раз­вития от нижних к верхним уровням. Перед ним стоял вопрос: откуда исходит либидо? Оно не могло, по его мнению, возник­нуть внезапно, так как его наблюдения ясно указывали на на­личие у детей интереса к вопросам пола задолго до наступ­ления половой зрелости.

Ранее наступление половой зрелости (с присущим ему развитием воспроизводящей функции и сильными наруше­ниями в развитии личности) признавалось началом половой жизни в обрядах всех народов и соответственно праздно­валось. Возбудимость половых органов наблюдается, одна­ко, еще во младенчестве. На Кубе няньки успокаивают ре­бенка, играя с его гениталиями, точно так же, как мы даем младенцу соску.

Из младенческого «Wonneludeln» (сладострастное поса-сывание большого пальца руки) Фрейд заключил о суще­ствовании нулевой точки отсчета, после которой происходит разделение на инстинкт утоления голода с одной стороны и либидо — с другой.

112              Холизм и психоанализ

К данной теории имеются несколько замечаний:

(1)  Дифференциация начинается уже у эмбриона с фор­мирования пищеварительной и мочеполовой системы соот­ветственно.

(2)  Анализ пищевого инстинкта вряд ли когда-либо про­водился в психоанализе в отрыве от какого-либо либидиноз-ного катексиса. Все концепции, связанные с функционирова­нием пищеварительного тракта, вроде интроекции, канниба­лизма и дефекации всегда имеют сексуальный оттенок.

(3)  Нормальной ассимиляции не уделяется должного вни­мания, а извращенные концепции, подобные удовольствию от задержки каловых масс или подавлению орального развития (например,   каннибализм)  объявляются  нормой.   В действи­тельности задержка болезненна, а облегчение приятно.  За­держка может доставить лишь опосредованное удовольствие как доказательство силы воли или упрямства.

(4)  Теория либидо является биологической концепцией, но   в   ней   имеются   и   определенные   социальные  аспекты. Анальная  зона  приобрела  свою  невротическую  значимость определенно в результате развития цивилизации.

(5) Фрейд раздувает термин «либидо» до такой степе­ни, что порой он выглядит как бергсоновская «жизненная сила» или как психологический представитель сексуально­го влечения. Против такого толкования и направлено огра­ничение, приведенное в данной книге. Иногда «либидо» оз­начает удовлетворение или удовольствие, но оно может так­же направляться на объект любви (катексис) без участия со­ответствующих гормонов.

Чем более пытаешься уяснить себе глубинное значение слова «либидо», тем более запутываешься. Порой либидо предстает как первичная движущая и созидающая сила, по­рой — как управляемая субстанция. Чем? Мне кажется, что фрейдовская концепция либидо попыталась включить в себя как универсальную функцию, так и половую функцию орга­низма, и только использование слова «либидо» без какого-либо определенного референта позволило ему построить эту теорию.

(6) В немецком языке слово «lust» относится как к ин­стинктивному побуждению, так и к удовольствию (ср. произ­водные «luestern» — «похотливый» и «lustig» — «веселый»). Соответственно, и термин «либидо» среди других значений подразумевает сексуальную энергию и в то же время удов-

Классический психоанализ               113

летворение. Удовлетворение голода и потребности в дефе­кации, однако, приятно само по себе, подобно всякому друго­му случаю восстановления организмического баланса, и нет необходимости заряжать их дополнительной сексуальной энергией. Усложнение простых биологических фактов ведет к ненужному усложнению их объяснения.

Чтобы показать, что я не преувеличиваю, я хочу процити­ровать ведущего психоаналитика, Мэри Бонапарт: «Показа­телем удовлетворения потребности в пище является удоволь­ствие, на службе у которого находится оральное либидо, ко­торое заставляет живые существа находить удовольствие в приеме пищи через рот. Процесс выделения также может принести интенсивное наслаждение, и анальное и уретраль­ное либидо по-своему выражают чувство удовлетворения, испытываемое организмом, чьи пищеварительные функции находятся в порядке».

Этот поучительный пример демонстрирует то, как понятие либидо неизбежно приводит к замешательству:

(1)  Либидо вызывает удовольствие.

(2)  Либидо выражает удовлетворение. Замена этих выражений двумя другими:

(1)  Я вызываю боль,

(2)  Я выражаю боль,

показывает, что (1) и (2) являются двумя совершенно различ­ными событиями. Приписывая удовольствие удовлетворению всякого инстинкта, мы можем устранить ненужные усложне­ния, проистекающие из монополии либидо.

К.Абрахам, внесший чрезвычайно ценный вклад в наши знания о процессе формирования характера, наталкивается на те же трудности, пытаясь подогнать собственные наблю­дения к гипотезе Фрейда. Ниже приведен очень простой при­мер, показывающий, какие умственные сальто-мортале про-делываются для того, чтобы поддержать теорию либидо:

«Отлучение от груди — это в основе своей кастрация».

(1)  Кастрация — явление патологическое, а отлучение от груди — биологическое.

(2) Кастрация означает удаление гениталий или их частей.

(3)  Отлучение от груди означает лишение младенца воз­можности   сосать   материнскую   грудь.   Называть  такое  ли­шение кастрацией все равно, что называть всех собак фокс­терьерами.

(4)  Рождение, а не отлучение от груди — вот что является первой разлукой, которую приходится вынести ребенку.

114              Холизм и психоанализ

Несмотря на все эти теоретические сложности и проти­воречия, фрейдовская теория либидо и метод психоанализа имели огромную ценность. Фрейд был Ливингстоном Бессоз­нательного и создал основу для его изучения. Результатом его теории была переориентация в подходе к неврозу и пси­хозу. Его исследования принесли целый ряд чрезвычайно ценных наблюдений и фактов. Возникла не просто новая на­ука — возникло новое мировоззрение.

Фрейд сдвинул ориентацию нашего существования с пе­риферии сознания к Бессознательному, подобно тому, как Га­лилей отобрал у Земли титул центра Вселенной. И также как астрономия опиралась на концепцию небесного эфира, преж­де чем ей пришлось признать лишь относительную непогре­шимость казавшихся еще более незыблемыми аксиом и сис­тем, так же и психология «довольствовалась малым» до появ­ления теории либидо. Но «все течет»: каждая новая теория сменяется еще более новой, и под давлением новых научных фактов теориям эфира и либидо приходится сдавать свои позиции.

Наблюдения Леверье предоставили Эйнштейну основу для того, чтобы развеять фантазии об эфире. Избавиться от теории либидо намного проще. Ограничиваясь одним из мно­гих противоречий, уравнением: либидо = удовольствие = сек­суальная энергия, мы обнаруживаем, что с одной стороны ли­бидо рассматривается как организмическое переживание, а с другой — как энергия. Фрейд упоминает об этой энергии в значении бергсоновской «жизненной силы». По общему со­гласию, исходное основание концепции либидо Фрейда орга-низмично, но со временем он стал использовать этот термин так, что, казалось, будто речь идет о мистической энергии, изо­лированной от своего материального носителя.

В конце концов либидо получает значение, приближаю­щееся к if. В то время как либидо представляет собой реп­резентацию этого инстинкта, Ч[ — универсальная всеобъем­лющая функция, относящаяся также и к неорганическому миру. Противоположность Ч[ есть ф, для которого Фрейд пра­вильно выбрал название «разрушение»; но разрушение — также инстинкт для него.

С тем чтобы выявить различия между концепцией Фрейда и моей, я привожу цитату из Британской энциклопедии, из ста­тьи, написанной Фрейдом по поводу данного предмета:

Классический психоанализ               115

«Эмпирический анализ приводит к формированию двух групп инстинктов: так называемые "инстинкты Эго", направ­ленные на самосохранение, и "объектные инстинкты", на­правленные на внешние объекты. Социальные инстинкты не принимаются за элементарные или неразложимые. В резуль­тате теоретических размышлений возникает подозрение, что за вывеской инстинктов Эго и объектных инстинктов скры­ваются два основополагающих инстинкта, а именно: (а) Эрос, инстинкт, стремящийся к все более тесному объединению и (б) инстинкт разрушения, ведущий к исчезновению всего живого. В психоанализе проявление силы Эроса носит на­звание "либидо"...»

Давайте попытаемся увидеть некоторые противоречия, скрытые в вышеизложенной теории и в других положениях психоанализа:

(1)  Согласно Фрейду, Эго является в высшей степени по­верхностной частью «Оно»,  но инстинкты принадлежат к са­мым глубоким слоям психики. Тогда каким же образом у Эго могут быть инстинкты?

(2)  «...инстинкты Эго, направленные на самосохранение». Самосохранение обеспечивается инстинктом утоления голо­да и защитой. В обоих случаях разрушение играет большую роль, но не как инстинкт, а как процесс, находящийся на служ­бе у голода и защиты. В теории Фрейда разрушение проти­вопоставляется объектным инстинктам, но разрушение не мо­жет обойтись без «объекта разрушения».

(3)  Строение вышеприведенной цитаты намекает на то, что инстинкты Эго относятся к Эросу, а объектные инстинкты — к разрушению. Фрейд, возможно, подразумевал именно это.

(4)  ч и 4;,   как ранее упоминалось,  являются  всеобщими законами.   Эрос  в  теории  Фрейда  применяется   в  качестве термина, имеющего широкое значение, тогда как инстинкт раз­рушения намеренно ограничен живыми существами. В других местах этот инстинкт именуется инстинктом смерти.  (Опро­вержение данной теории Танатоса будет приведено в другой части книги.)

(5)  Мне приходится снова и снова подчеркивать тот факт, что важный пищевой инстинкт даже не упоминается. Без уче­та этого инстинкта представляется маловероятным решение проблемы  разрушения  и агрессии,   равно  как и социально-экономических проблем нашего общества.

116               Холизм и психоанализ

(6) Я должен признаться, что я достаточно старомоден, чтобы рассматривать проблемы инстинктов под углом про­блемы выживания. Для меня половой инстинкт служит сохра­нению видов, в то время как инстинкт утоления голода и обо­ронительный инстинкт обеспечивают самосохранение.

Эго и личность ни в коем случае не идентичны друг дру­гу. Функции Эго проявляются как в половом инстинкте, так и в инстинкте утоления голода. Желания, касающиеся сохра­нения себя или расы, редко являются сознательными; мы ос­ведомлены лишь о тех желаниях, которые требуют удовлет­ворения.

* * *

Как оказалось возможным, что вышеупомянутые слабые места в научной системе Фрейда остались незамеченными? По моему мнению, большинство людей, впервые столк­нувшихся с психоанализом, были настолько зачарованны но­вым подходом, далеко превосходящим лечение бромом, гип­ноз и убеждающую терапию, что он стал для них настоящей религией. Большинство заглотило крючок, леску и грузило фрейдовских теорий, не успев осознать, что такое слепое принятие привело к ограниченности, парализующей исполь­зование многих возможностей, заложенных в его оригиналь­ных открытиях. Из этого произошло сектантство, характери­зующееся почти религиозным легковерием, страстным поис­ком дальнейших доказательств и снисходительным отверже­нием фактов, способных нарушить неприкосновенность сво­его образа мышления. Дополнительные теории завершали исходную систему и, как принято в сектах, каждая из них становилась нетерпимой ко всем тем, которые отклонялись от установленных принципов. Если кто-нибудь не верил в «абсолютную истину», под рукой всегда находилась теория, которая объясняла это комплексами и «сопротивлением» скептика.

В классическом психоанализе существует еще один мо­мент, не выдерживающий пристального взгляда с позиции диалектического мышления: «археологический» комплекс Фрейда, его односторонний интерес к прошлому. Никакая объективность, никакое верное понимание динамики реаль­ных жизненных процессов невозможно без учета противопо­ложного полюса, то есть будущего, и, прежде всего, настоя­щего  как точки  отсчета для   прошлого  и  будущего.   В  кон-

Классический психоанализ               117

цепции переноса мы находим исторический подход Фрейда в концентрированном виде¹.

На днях, ожидая трамвая, я размышлял над словом «пере­нос», и мне пришло в голову, что никакого трамвая я не дож­дусь, если он не будет «перенесен» из депо или с другой линии на рельсы передо мной. Но функционирование трам­вайного маршрута не определяется одним только «перено­сом». Оно является следствием согласованного действия не­скольких факторов, например, наличия электрического тока в проводах и обслуживающего персонала. Эти факторы, одна­ко, есть ничто иное, как «вторичные средства», тогда как реша­ющим фактором остается потребность в транспортировке. Если бы не было пассажиров, трамвайный транспорт пере­стал бы существовать. Его бы даже не изобрели.

К сожалению, приходится упоминать о таких банальных ве­щах для того, чтобы показать, насколько избирательно и отно­сительно слабо влияет перенос на весь комплекс. И все же, что бы ни происходило в ходе психоанализа, оно интерпрети­руется не как спонтанная реакция пациента в ответ на воз­никшую аналитическую ситуацию, но считается продиктован­ным подавленным прошлым. Фрейд доходит даже до утверж­дения, что невроз может быть излечен сразу, как только прой­дет амнезия, связанная с событиями детства, как только па­циент сможет обрести полное осознание своего прошлого. Если молодой человек, который никогда не мог найти никого, кто бы его понимал, испытывает растущее чувство призна­тельности по отношению к аналитику, я сомневаюсь, что в его прошлом существует некая личность, с которой он мог бы перенести свою благодарность на аналитика.

С другой стороны, молчаливо признается тот факт, что фу­туристическое, телеологическое мышление играет большую роль в психоанализе. Мы осуществляем анализ для того, что­бы вылечить пациента. Пациент говорит много лишнего с це­лью скрыть главное. Аналитик стремится к стимуляции и за­вершению развития, остановленного в прошлом.

Помимо переноса, спонтанных реакций и футуристичес­кого мышления, существуют еще и проекции, принимающие огромное участие в создании аналитической ситуации. Паци­ент мысленно видит в аналитике олицетворение неприятных ему частей своей бессознательной личности, и аналитик мо-

¹ Согласно Фрейду, невроз покоится на трех китах: половом инстинкте, подавлении и переносе.

118               Холизм и психоанализ

жет до посинения отыскивать оригинал перенесенного паци­ентом образа.

Ошибка, подобная переоценке случайных событий и пе­реноса, наблюдается и в концепции «регрессии». Регрессия в психоаналитическом смысле этого слова означает исто­рическую регрессию, откат к младенческому состоянию. Воз­можно ли предложить иную интерпретацию? Регрессия мо­жет означать ничто иное, как возвращение к своему подлин­ному «Я», отказ ото всех тех черт характера и «пунктиков», которые не превратились еще в неотъемлемую часть соб­ственной личности и не были ассимилированы невротиком, вписаны им в общую картину невроза.

Для того чтобы осознать решающее различие между ак­туальной и исторической регрессией, и актуальным и истори­ческим анализом, нам придется обратить внимание прежде всего на фактор времени.

Глава 11 ВРЕМЯ

Все имеет свою протяженность и длительность. Мы из­меряем протяженность в единицах длины, высоты и ширины; длительность — в единицах времени. Все эти четыре изме­рения изобретены человеком. Если при определенных усло­виях высота, длина и ширина могут замещать друг друга, то время имеет только одно измерение — длительность. Мы го­ворим о долгом и коротком промежутке времени, но никог­да — о широком или узком времени. Выражение «it is high time»(«caMoe время для чего-либо») обязано своим проис­хождением приливу («high tide») или водяным часам. В то время, как объективные события измеряются нами при по­мощи некоторых фиксированных точек (до н.э., н.э.; время суток до полудня и после полудня), психологическая нуле­вая точка отсчета существует всегда, перемещаясь, в зави­симости от нашего организма, вперед и назад, подобно ли­чинке сырной мухи, которая проедает себе путь сквозь сыр, оставляя за собой следы своего существования.

Упуская из виду временное измерение, мы приходим к ложным выводам и жульничаем с доказательствами: логика утверждает, что а = а, что, например, одно яблоко может быть заменено другим в новом контексте. Это верно до тех пор, пока в расчет берется одна лишь пространственная протя­женность яблока, как в большинстве случаев и делается, но это становится неверным, как только принимается во внима­ние   его   временная  длительность.   Неспелое,   созревшее   и

1 20               Холизм и психоанализ

сгнившее яблоко — это три разных проявления простран­ственно-временного события «яблоко». Будучи утилитарис­тами, мы, конечно же, принимаем за означаемое словом «яб­локо» съедобный фрукт.

Как только нам случается забыть о том, что мы суть пространственно-временные события, идеальное и реальное приходят в столкновение. Потребность в продолжительных эмоциях (вечная любовь, верность) может привести к разо­чарованию, исчезающая красота — к депрессии. Люди, сбив­шиеся с ритма времени, вскоре отстанут от него.

Что же такое этот ритм времени?

Очевидно, наш организм имеет свой оптимум в пере­живании чувства времени, длительности. В английском язы­ке это выражается как «прохождение» — «приятное время­препровождение» — «прошлое» (passing — pastime — the past; во французском: le pas — passer — passe; в немецком: ver-"gehen" — Ver-"gang"enheit). Нулевой точкой отсчета, та­ким образом, является для нас скорость пешей ходьбы. Вре­мя идет, время марширует! Время, которое летит, или ползет, или даже стоит на месте означает отклонение в положитель­ную или отрицательную область. Такое суждение содержит в себе свою психологическую противоположность; мы хотим, чтобы летящее время замедляло свой ход, и торопим его, когда оно ползет.

Сосредоточение на пространственно-временной приро­де вещей переживается как терпение; напряжение между же­ланием и его исполнением — как нетерпение. Очевидно, что в этом случае образ существует лишь в протяженности, вре­менной компонент откалывается в виде нетерпения. Таким образом, осознание времени, иначе говоря, чувство времени, входит в человеческую жизнь и в психологию.

Эйнштейн придерживается того мнения, что чувство вре­мени приходит с опытом. У маленького ребенка оно еще не развито. Младенец просыпается тогда, когда напряжение, вызванное голодом, усиливается настолько, что прерывает сон. Пробуждение никоим образом не вызывается чувством времени; напротив, голод сам помогает выработать это чув­ство. Хотя нам неизвестны никакие органические эквивален­ты чувства времени, его существование приходится признать, хотя бы вследствие той точности, с которой некоторые люди могут указать верное время.

Чем дольше длится отсрочка между появлением желания и его осуществлением, тем сильнее нетерпение, когда внима-

Время              121

ние сосредоточено на объекте удовлетворения желания. Ис­пытывающий нетерпение человек хочет немедленного, вне­временного появления желаемого образа в реальности. Если вы ждете трамвая, идея «трамвай» может стать фоном и вы сможете развлекать себя мыслями, наблюдением, чтением или другим доступным способом времяпрепровождения до тех пор, пока не придет трамвай. В том случае, однако, когда трам­вай остается «фигурой» в вашем сознании, тогда появляется Ч[ в виде нетерпения, и у вас возникает такое чувство, будто вы бежите навстречу трамваю. «Если гора не идет к Магоме­ту, Магомет идет к горе». Если вы подавляете желание бе­жать навстречу трамваю (а такой самоконтроль стал для большинства из нас автоматическим и бессознательным), вы начинаете ощущать беспокойство и раздражение; если вы также воздержитесь от того, чтобы «выпустить пар» с помо­щью ругательств и «нервничания» и подавите свое нетерпе­ние, вы, возможно, трансформируете его в тревогу, головную боль или иные симптомы.

Однажды кто-то попросил Эйнштейна объяснить ему тео­рию относительности. Тот ответил: «Когда вы проводите час с любимой девушкой, время летит, час кажется минутой; но когда вам доведется сидеть на горячей плите, время будет ползти, секунды покажутся часами». Это не соответствует пси­хологической реальности. В час любви, если контакт совер­шенен, временной фактор вообще не появляется. Однако если девушка вам надоела, если контакт потерян и воцари­лась скука, вы можете начать считать минуты, оставшиеся до ее ухода. Фактор времени будет ощущаться и в том случае, если время свидания ограничено и вы хотите испытать как можно больше в отведенные вам минуты.

У этого правила, однако, есть исключения. Согласно Фрей­ду, время не действует на подавленные воспоминания, нахо­дящиеся в Бессознательном. Это означает, что они не под­вержены изменениям до тех пор, пока остаются в области, изо­лированной от остальных частей личности. Они похожи на сардины в консервной банке, которые навечно остаются шес­ти недель от роду, в том возрасте, когда их поймали. В то время, как они были изолированы от влияния мира, с ними происходили очень маленькие изменения, — до тех пор, пока они (будучи съеденными или разложившись) не возврати­лись   в мировой метаболизм.

Центр времени человека как сознательного временного-пространственного события находится в настоящем. Нет иной

1 22              Холизм и психоанализ

реальности, кроме настоящего. Наше желание удержать про­шлое и предвосхитить будущее может совершенно подавить чувство настоящего. Хотя мы можем изолировать настоящее от прошлого (причинность) и от будущего (целеполагание), любой отказ от настоящего как от центра равновесия — ниве­лира нашей жизни — чревато развитием несбалансирован­ной личности. Отклонение влево (импульсивность) или впра­во (сверхсознательность) не имеет никакого значения, но если вы отклоняетесь вперед (в будущее) или назад (в про­шлое), вы можете потерять равновесие и ориентацию.

Это имеет отношение ко всему, в том числе и к курсу психоаналитической терапии. Здесь единственной суще­ствующей реальностью является аналитическая беседа. Что бы мы ни испытывали во время нее, мы испытываем это в настоящем. Это должно стать основой для любой попытки произвести «организмическую реорганизацию». Когда мы вспоминаем что-то, мы вспоминаем это в данную секунду и в соответствии со своими целями; когда мы думаем о буду­щем, мы предвосхищаем наступление будущих событий, но делаем это в данный момент и по различным причинам. Склонность к историческому или аналитическому мышлению всегда нарушает контакт с реальностью.

Недостаточный контакт с происходящим «здесь и те­перь», отсутствие действительного «ощущения себя» при­водит к бегству в прошлое (историческое мышление) или в будущее (предвосхищающее мышление). И «Прометей» Ад­лер, и «Эпиметей» Фрейд, исследуя стремление невротика копаться в прошлом или гарантировать себе желаемое бу­дущее, оба упустили из виду архимедову точку приведения в равновесие. Отказываясь от настоящего в качестве пос­тоянного ориентира с тем, чтобы получить преимущество учиться на своем опыте и ошибках, невротик приходит к пря­мо противоположному: прошлое становится пагубным для развития. Мы делаемся сентиментальными или приобрета­ем привычку винить во всем родителей или обстоятельства (чувство обиды); зачастую прошлое кажется совершенством, о котором остается только мечтать. Короче говоря, мы раз­виваем у себя ретроспективный характер. Проспективный, устремленный вперед характер, напротив, растворяется в бу­дущем. С присущей ему нетерпеливостью такой человек живет ожиданием чего-то фантастического, которое, в про­тивоположность планированию, поглощает все его внимание, отвлекая от настоящего и реальности.

Время              123

Интуитивно Фрейд верно понимал всю важность контак­та с настоящим. Он требует от пациента свободно перетека­ющего внимания (free-floating attention), которое подразу­мевает осознание всего своего жизненного опыта; на деле же происходит то, что взаимодействие аналитика и пациен­та, медленно, но верно оказывается обусловленным двумя вещами: во-первых, методом свободных ассоциаций, потоком мыслей; во-вторых, совместными усилиями по выуживанию воспоминаний. Свободно перетекающее внимание расте­кается по поверхности. Непредвзятость оборачивается на практике интересом почти исключительно к событиям про­шлого и либидо.

Фрейд обращается с понятием времени неаккуратно. Когда он говорит, что сновидение стоит одной ногой в про­шлом, а другой — в настоящем, он включает последние не­сколько дней в настоящее. Но то, что произошло даже минуту назад, является прошлым, а не настоящим. Различие между концепцией Фрейда и моей может показаться надуманным, но в действительности оно не является просто следствием моего педантизма, поскольку касается принципа, имеющего практическое приложение. Доля секунды может оказаться границей между жизнью и смертью, как в случае с человеком, убитым свалившимся ему на голову камнем, о чем говорится в первой главе.

Пренебрежение настоящим нуждается во введении тер­мина «переноса». Если мы не оставляем пространства для спонтанного и творческого отношения пациента, то тогда нам приходится либо искать объяснения в его прошлом (ут­верждая, что он тщательно переносит на ситуацию анализа поведение, выработанное им в далекие времена) или, сле­дуя адлеровскому телеологическому образу мысли, мы дол­жны ограничиться поиском тех целей и приготовлений, кото­рые занимают ум пациента, тех планов, которые он держит за пазухой.

Я никоим образом не отрицаю того факта, что все имеет свои корни в прошлом и стремится к развитию в будущем, но я хочу доказать, что прошлое и будущее ведут отсчет от на­стоящего и должны соотноситься с ним. Без соотнесенности с настоящим они теряют всякий смысл. Рассмотрим конкрет­ный дом, построенный в прошлом с определенной целью, а именно для того, чтобы в нем жить. Что произойдет с домом, если его владелец удовлетворится единственно историчес­ким фактом его постройки? Без надлежащего ухода дом пре-

1 24              Холизм и психоанализ

вратится в руины под разрушительным воздействием ветра и дождя, сухой или мокрой плесени и других факторов, приво­дящих к казалось бы невидимым, незначительным изменени­ям, обладающим    кумулятивным эффектом.

Фрейд перевернул наши взгляды на случайное, мораль и ответственность, но сам же остановился на полпути, не до­ведя свой анализ до последних выводов. Он сказал нам о том, что мы не так плохи или хороши, как пытаемся себя уве­рить, но что на подсознательном уровне мы намного хуже, а порой и лучше. Соответственно, он перенес ответственность с «Я» на «Оно». Более того, он сорвал маску с интеллектуа­лизма, раскрыв в нем рационализацию, и решил, что причины для наших поступков лежат в бессознательном.

Чем мы можем заменить каузальное мышление? Как нам преодолеть трудности ориентировки на настоящее и достичь научного понимания, не интересуясь причинами? Я уже упо­минал о преимуществах, которые сулит функциональное мыш­ление. Если у нас достанет отваги для попытки следовать современной науке в утверждении, что не существует абсо­лютно точных ответов на вопрос «Почему?», мы приходим к весьма утешительному открытию: ответы на все относящиеся к делу вопросы можно получить, спрашивая «Как?», «Где?» и «Когда?». Детальное описание приравнивается к глубокому и обширному знанию.

Для исследования требуются именно детальные описа­ния, учитывающие контекст. Все остальное — это вопрос мне­ния или теории, веры или интерпретации.

Практическое применение наших идей относительно на­стоящего может улучшить память и усилить способность к наблюдению. О воспоминаниях мы говорим, что они прихо­дят нам на ум: наше «Я» более или менее пассивно по от­ношению к ним. Но если мы воссоздадим ситуацию, пред­ставим себя в ней и затем опишем в деталях все, что мы видели или делали, в настоящем времени, то значительно улучшим свою способность вспоминать. Примеры описанно­го в этих строках будут приведены в последней части дан­ной книги.

Футуристическое мышление, выходящее на первый план в психологии Адлера, в концепции Фрейда является «вторич­ной выгодой» (как «вторичная выгода» от болезни). Он про­сто-таки зациклился на выяснении причинности, хотя в «Пси-

Время              125

хопатологии обыденной жизни» он привел множество при­меров, показывающих, что забывание и воскрешение воспо­минаний имеют не только причины, но и следствия. С одной стороны, воспоминания определяют жизнь невротика, а с другой — он вспоминает или забывает их для достижения определенных целей. Старый солдат может хвастаться вос­поминаниями о своих подвигах; он может даже выдумывать воспоминания для того, чтобы ими хвастать.

Наш образ мышления детерминирован нашей биологи­ей. Ротовое отверстие находится спереди, а анальное — сза­ди. Эти факты каким-то образом имеют отношение к тому, что мы собираемся есть или с чем встречаться, а также к тому, что мы оставляем позади и испражняем. Голод, несом­ненно, имеет какое-то отношение к будущему, а испражне­ние к прошлому.

Глава 12

ПРОШЛОЕ И  БУДУЩЕЕ

Хотя нам мало что известно о времени кроме того, что оно является одним из четырех измерений нашего существования, мы способны дать определение настоящему. Настоящее — это вечно движущаяся нулевая точка отсчета, по обе стороны которой располагаются будущее и прошлое. Хорошо сбалан­сированная личность принимает в расчет прошлое и буду­щее, не упуская из виду нулевой точки настоящего, не прини­мая прошлого и будущего за реальность. Все мы одновре­менно направляем свой взгляд вперед и назад, но тот, кто не способен взглянуть в лицо неприятностям настоящего и жи­вет главным образом в прошлом или будущем, облекаясь ко­коном из исторического или футуристического мышления, не может считаться адаптировавшимся к реальности. Таким об­разом, реальность — вдобавок к показанному ранее форми­рованию отношения между «фигурой» и «фоном» — обретает новый аспект, заключающийся в чувстве реальности.

Фантазирование, одно из немногих занятий, единодушно признанное бегством от нулевой точки настоящего в буду­щее, должно рассматриваться в данном случае как бегство от реальности. С другой стороны, многие из тех, кто приходит к аналитику, желают лишь подчиниться популярной идее пси­хоанализа, а именно, эксгумировать все возможные инфан­тильные и травмирующие переживания. Обладающий ретрос­пективным характером аналитик может потратить годы на та­кую охоту за призраками.  Будучи убежден,  что ковыряние в

Прошлое и будущее              1 27

прошлом — это панацея от невроза, он будет действовать только на руку сопротивлению пациента настоящему.

Постоянное копание в прошлом чревато еще одним не­достатком — упускается из виду его противоположность, бу­дущее. Тем самым исчезает возможность усмотреть ключе­вой момент целой группы неврозов. Возьмем типичный слу­чай невроза предвосхищения. Человек, отходя ко сну, беспо­коится о том, сможет ли он заснуть; утром он полон решимос­ти по отношению к тому, чем будет заниматься у себя в офи­се. По прибытии туда он уже не заботится о том, чтобы прове­сти свои решения в жизнь — он мысленно готовится к встре­че со своим аналитиком, однако в ходе анализа ни словом не проговаривается о заготовленном для аналитика материале. Когда приходит время использовать этот материал, его мыс­ли уже заняты предвкушением ужина со своей подругой, но во время трапезы он выкладывает ей все свои планы, касаю­щиеся предстоящей работы. И так далее, и так далее. Этот пример не является преувеличением, поскольку существует множество людей, всегда опережающих время на несколько шагов или миль. Они никогда не пожинают плодов своих уси­лий, так как их планы никогда не имеют контакта с настоя­щим, с реальностью.

Мало проку в том, чтобы заставить человека, одержимо­го подсознательным страхом голодной смерти, понять, что его страх коренится в бедности, испытанной в детстве. Гораздо более важной представляется возможность показать паци­енту, что боязливое заглядывание в будущее и стремление обезопасить себя портит его сегодняшнее существование; что его идеал накопления избыточного богатства изоли­рован и отделен от смысла его жизни. Важно, чтобы такой человек развил в себе чувство «самости», заново обрел все те желания и нужды, эмоции и ощущения, способность полу­чать удовольствие и испытывать боль, которые и делают жизнь стоящей того, чтобы ее прожить, и которые отошли на задний план, либо были подавлены ради спасения драгоцен­ного идеала. Он должен научиться устанавливать другие контакты помимо деловых. Он должен научиться работать и отдыхать.

У таких людей открытый невроз развивается в том случае, если они лишаются своего единственного способа контакти­рования с миром — делового контакта. Такой невроз извес­тен как «невроз отставного бизнесмена». Зачем подвергать его историческому анализу, разве что занять пару часов его

1 28               Холизм и психоанализ

пустой жизни праздным времяпрепровождением? Карточная игра может иногда служить той же цели. На морских курортах часто можно встретить такой сорт людей (не имеющих кон­такта с природой), которые отказываются покинуть толчею игрального зала ради того, чтобы полюбоваться закатом. Они скорее угробят жизнь на карточные манипуляции, вцепившись в эту пустышку, нежели согласятся установить контакт с при­родой.

Другими типами людей, постоянно заглядывающих в свое будущее, являются неуверенные в себе, или любители астро­логии, или те, для которых «прежде-всего-безопасность-ни-когда-не-стану-рисковать».

Историки, археологи, искатели объяснений и жалобщики смотрят в другом направлении, но наиболее привязан к про­шлому тот, кто несчастлив «потому что» родители не дали ему хорошего образования или «потому что» он импотент «из-за того, что» приобрел комплекс кастрации, когда мать пообещала отрезать ему пенис в качестве наказания за ма­стурбацию.

Открытие такой «причины» в прошлом редко становится решающим событием процесса излечения. Большинство лю­дей, живущих в нашем обществе, не имеют «идеального» об­разования, многим угрожали в детстве кастрацией, и, тем не менее, они не стали импотентами. Мне известен случай, ког­да все возможные детали подобного комплекса кастрации вышли на поверхность сознания, никак не повлияв на импо­тенцию. Аналитик дал пациенту интерпретацию его отвраще­ния к слабому полу. Пациент согласился с интерпретацией, но ему так и не удалось почувствовать, пережить настоящую тошноту. Поэтому он и не смог почувствовать вместо отвра­щения его противоположность — влечение.

Ретроспективная личность избегает брать на себя ответ­ственность за свою жизнь и свои поступки, предпочитая пе­рекладывать вину на что-то, случившееся в прошлом, вместо того, чтобы попытаться исправить существующую ситуацию. Для решения тех задач, с которыми можно справиться, не тре­буется искать козла отпущения или оправданий.

В процессе анализа ретроспективного характера всегда всплывает определенный симптом: подавление плача. Оп­лакивание является частью процесса примирения, важной в том случае, если кому-то необходимо вырваться из пут про­шлого. Этот процесс, названный Фрейдом «работой оплаки­вания» — одно   из наиболее гениальных его открытий. Факт,

Прошлое и будущее              1 29

что примирение требует работы всего организма, указывает на то, как важно чувство «самости», как необходимо привес­ти в порядок все свои переживания и выражение глубочай­ших эмоций. Для того чтобы вновь оказаться способным к установлению контакта, задача оплакивания должна быть завершена. Хотя печальное событие уже прошло, мертвое не умерло окончательно — оно все еще существует. Работа оплакивания совершается в настоящем: решающим обстоя­тельством оказывается не то, что значил мертвый для опла­кивающего его, а то, что он все еще для него значит. Потеря костыля не играет никакой роли для того, кто вылечился пять лет назад, но существенна для того, кто все еще хромает и нуждается в этом костыле.

Несмотря на то, что я старался осудить футуристическое и историческое мышление, мне вовсе не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось неверное впечатление. Мы не должны огульно пренебрегать ни будущим (к примеру, планировани­ем), ни прошлым (незаконченными поступками), но мы долж­ны понять, что прошлое ушло, оставив в наследство незавер­шенные ситуации, и что планирование должно быть руко­водством к действию, а не его сублимацией или заменителем.

Люди часто совершают «исторические ошибки». Под этим выражением я понимаю не путание в исторических датах, а ошибочное использование прошлого для разрешения про­блем сегодняшнего дня. В сфере юриспруденции можно ви­деть множество законов, утративших свои raison d'etre, кото­рые тем не менее продолжают функционировать. Религиоз­ные люди также догматично придерживаются ритуалов, кото­рые когда-то имели смысл, но утратили его в ходе развития цивилизации. Во времена древних евреев существовал зап­рет на то, чтобы ехать в субботу на гужевой повозке, и этот запрет был оправдан, так как вьючное животное должно было отдыхать хотя бы один день в неделю, но ведь благочестивые евреи и в наши дни подвергают себя ненужным тяготам, от­казываясь пользоваться трамваем, который может поехать и без них. Они превращают смысл в бессмыслицу — по край­ней мере, так это выглядит. Они смотрят на это под другим углом. Догма не могла бы сохранять свою силу, не могла бы даже существовать, если бы она не поддерживалась футури­стическим мышлением. Верующий исполняет религиозные предписания для того, чтобы оказаться записанным в «небес­ные списки праведников», завоевать уважение своей набож­ностью или избежать неприятных угрызений совести. Он не

130               Холизм и психоанализ

должен почувствовать своей исторической ошибки, иначе его «жизненный гештальт», смысл его существования распадется на куски, и он окажется в глубочайшем замешательстве, выз­ванном потерей ориентиров.

Подобно историческим существуют также и футуристи­ческие ошибки. Мы ожидаем чего-то, на что-то надеемся и бываем разочарованы, иногда очень несчастны, когда наши надежды не оправдываются. Тогда мы начинаем обвинять судьбу, других людей или собственную бестолковость, но оказываемся неспособными усмотреть в своих действиях фундаментальную ошибку ожидания того, что реальность бу­дет потворствовать исполнению наших желаний. Мы закры­ваем глаза на то, что сами оказываемся виноваты в соб­ственном разочаровании, вызванном нашими ожиданиями, нашим футуристическим мышлением, особенно тогда, когда не видим сковывающих нас в настоящем ограничений. Пси­хоанализ проглядел этот существенный фактор, хотя и с из­бытком уделял внимание «реакциям» разочарования.

Важнейшей ошибкой классического психоанализа явля­ется неразборчивое применение термина «регрессия». Паци­ент выказывает беспомощность, зависимость от матери, не­способность относиться к себе как к взрослому человеку и ведет себя как трехлетний ребенок. Я не возражаю против анализа его детства (если историческая ошибка пациента достаточно явно выражена), но для того, чтобы осознать ошиб­ку, необходимо противопоставить ей обратное — правильное поведение. Если вы неправильно произносите слово, вы не сможете исправить свою ошибку без знания правильного про­изношения. То же относится к историческим и футуристичес­ким ошибкам.

Указанный пациент, возможно, так и не достиг взрослой зрелости и не представляет себе, как это — быть независи­мым от матери, уметь налаживать контакт с другими людьми, и, если только его не заставят почувствовать независимость, он не сможет осознать своей исторической ошибки. Мы при­нимаем за само собой разумеющееся то, что у него есть это «чувство», и слишком торопимся признать в нем взрослого, лишь временно регрессировавшего в детство. Мы склонны не замечать самой сути сложившейся ситуации. Поскольку его поведение нормально в ситуациях, не представляющих особого труда, или в тех, в которых от него требуются инфан­тильные реакции, мы, ничтоже сумняшеся, провозглашаем его

Прошлое и будущее              131

взрослым. В более сложных ситуациях, однако, он выказывает отсутствие зрелого отношения к делу. Разве можем мы ожи­дать от него того, что он знает как изменить себя, если он даже не понимает разницы между инфантильным и зрелым поведением? Он не «регрессировал» бы, если бы его «са­мость» уже была зрелой, если бы он ассимилировал, а не про­сто скопировал (интроецировал) приличествующее взрослым людям поведение.

Мы можем заключить теперь, что ближайшее будущее содержится в настоящем, особенно в незаконченных си­туациях (завершение «цикла инстинктов»). Большая часть на­шего организма создавалась с учетом неких «целей». Бес­цельные, например, бессмысленные движения могут варьи­ровать от легких странностей до необъяснимого поведения сумасшедшего.

Полагая настоящее результатом прошлого, мы находим столько же толкований этой причинности, сколько существу­ет философских школ. Большинство людей верит в «перво­причину» вроде Создателя, другие с фатализмом признают за единственно объективный решающий фактор унаследо­ванную телесную конституцию, в то время как третьи припи­сывают главную роль в формировании нашего поведения влиянию среды. Некоторые полагают, что корень всякого зла заключен в экономике, другие — что в дурном обращении с детьми. Настоящее, по моему мнению, является совпадени­ем действия многих «причин», ведущих к созданию постоян­но меняющейся калейдоскопической картинки никогда не повторяющихся ситуаций.

Глава 13

ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ

Хотя нам пока не представляется возможным привести полный список отношений между прошлым и будущим, нако­пилось уже достаточно материала, чтобы попытаться соста­вить следующую    неполную классификацию:

(1) Влияние конституции (наследственности).

(2) Научение   индивида   (обусловленное   воздействием среды).

(3) «Футуристические воспоминания» («futuristic memories»).

(4) Навязчивое повторение (незавершенность ситуаций).

(5) Накопление «непереваренных» переживаний (травми­рующие и другие невротические переживания).

(1)  В том, что касается конституции, отношение между про­шлым и будущим достаточно очевидно. Возьмем, например, функционирование щитовидной железы.  Кретинизм (миксе-дема) обязан своим возникновением какому-то событию, про­изошедшему в прошлом. Будет ли иметь погружение в про­шлое  какую-либо   ценность,   кроме удовлетворения   нашего научного любопытства, или же оно поможет нам больше уз­нать об истоках болезни и позволит добиться успешного ее излечения в настоящем? Ведь именно сейчас нам приходит­ся  время  от времени  впрыскивать тироидные гормоны для того, чтобы справиться с недостатком тироксина.

(2)  Научение индивида можно сравнить с постройкой до­роги: задача состоит в том, чтобы направить транспортный поток по наиболее экономически выгодному пути.  Но в том

Прошлое и настоящее               133

случае, если научение оказывается не слишком глубоким, оно способно сойти на нет, также как может разрушиться плохо построенная дорога. Разрушение стремится к уничтожению. Старые дороги исчезают, мозг забывает. Некоторые дороги, однако, построены с такой же тщательностью, как их строили римляне. Умение читать может оставаться без применения долгие годы и сохраниться на том же уровне, что и раньше.

Если же имеет место переобучение и движение направ­ляется на новые пути, ситуация будет иной: когда нам прихо­дится говорить на иностранном языке, редко используя род­ной, способность говорить на родном языке ухудшается, и по прошествии нескольких лет может стать затруднительным по­иск в памяти тех слов, которые раньше всегда вертелись на кончике языка. С другой стороны, заново обучиться родному языку можно быстрее, чем это первоначально происходит в детском возрасте.

Когда мы пытаемся остановить прогрессирование нев­роза, мы стараемся сделать так, чтобы пациент заново обу­чился пользоваться биологическими функциями, называемы­ми обычно нормальными или естественными. В то же время мы не должны упускать из виду и необходимость помощи в формировании неразвившихся отношений, их тренировку. Мы сможем по достоинству оценить методы Ф.М.Александера с позиций переобучения, если не станем забывать о необходи­мости одновременного преодоления динамического воздей­ствия неправильного гештальта. Если мы просто наложим один гештальт на другой, мы загоним неправильный гештальт в клетку, подавим его, но все же не уничтожим; растворение последнего высвободит энергию для функционирования всей личности.

(3) Выражение «телеологические, футуристические вос­поминания» выглядит парадоксальным, но ведь мы зачастую используем прошлый опыт для решения будущих задач. С психоаналитической точки зрения наиболее интересным при­мером такого рода воспоминаний служит сигнал, предупреж­дающий об опасности. Если на каком-то участке шоссе про­изошло несколько аварий, власти вывешивают дорожный знак, предупреждающий об опасности. Эти знаки помещают­ся не в память о погибших — они служат «цели» предупрежде­ния будущих катастроф.

Приступ тревожности у невротика не является, вопреки Фрейду, сигналом об опасности. Нервный человек употреб-

134              Холизм и психоанализ

ляет свои воспоминания в качестве стоп-сигналов на каж­дом шагу, как только почувствует возможную опасность. Ему эта процедура кажется разумной; похоже, что он действует по пословице «Однажды укушенный — осторожен вдвойне». («Пуганая ворона и куста боится».) Возможно, он когда-то был влюблен и потерпел разочарование. Поэтому теперь он предпринимает все меры для того, чтобы эта «катастрофа» не произошла вновь. Как только он ощущает малейшее про­явление привязанности, перед ним, точно красный свет све­тофора, встают его неприятные переживания, которые он (со­знательно или бессознательно) воспроизводит в себе. Он совсем не обращает внимания на тот факт, что совершает историческую ошибку, что теперешняя ситуация может зна­чительно отличаться от предыдущей.

Нахлынувшие из прошлого травматические воспоминания могут подготовить почву для появления новых сигналов об опасности и еще более ограничить свободу действий невро­тика в различных жизненных сферах, и так будет продолжать­ся до тех пор, пока он не научится находить различие между настоящей и прошлыми ситуациями.

(4) Феномен навязчивого повторения — ошеломляющее открытие Фрейда, толкование которого, к сожалению, доведе­но у него до абсурдных заключений — требует к себе дели­катного подхода. Фрейд увидел в монотонности повторений тенденцию к умственному окостенению. Эти повторения, по его мнению, становятся ригидными и безжизненными как не­органическая материя. Его размышления об этой жизнеотри-цающей тенденции привели его к предположению о том, что за кулисами действует некая определенная сила: инстинкт нирваны или смерти. Он заключил далее, что точно так же как либидо проявляется вовне в качестве любви, инстинкт смер­ти проявляется в страсти к разрушению. Он зашел столь да­леко, что даже решил объявить саму жизнь постоянной борь­бой между инстинктом смерти и либидо. Это нерелигиозный по сути своей человек возвел на престол Эрос и Танатос; ученый и атеист регрессировал до того, что сам создал себе богов, против которых боролся всю жизнь.

По моему мнению, построения Фрейда содержат в себе несколько ошибок. Я не согласен с ним в отношении того, что гештальт «навязчивого повторения» имеет ригидный ха­рактер, хотя отчетливая тенденция к окостенению заметна в привычках.  Нам известно,    что чем старше человек, чем ме-

Прошлое и настоящее               135

нее гибкой становится его мировоззренческая система, тем меньше оказывается возможность изменения его привычек. Когда мы осуждаем некоторые привычки и называем их по­роками, мы подразумеваем, что перемены были бы желатель­ны. В большинстве случаев, однако, они настолько сраста­ются с нашей личностью, что все усилия по их изменению сводятся к смехотворным полумерам, которые только на мгновение успокаивают совесть, не затрагивая источника неприятностей.

Принципы не менее косны. Они заменяют независимый взгляд на жизнь. Их обладатель окажется затерянным в океа­не событий, если потеряет возможность направлять свои дей­ствия по этим устойчивым ориентирам. Как правило, он даже гордится ими и считает их не недостатками, но источником силы. Он цепляется за них вследствие недоразвитости соб­ственной способности к непредвзятому суждению.

Динамика развития привычек не однородна. Некоторые из них продиктованы принципом экономии энергии и стано­вятся «оттренированными» рефлексами. Привычки зачастую являются фиксациями или же были ими первоначально. Их существование поддерживается за счет страха, но они все же могут быть превращены в благоприобретенные рефлек­сы. Это наблюдение подразумевает, что обычный анализ привычек недостаточен для «избавления» от них простым усилием воли.

Структура «навязчивого повторения» разительно отлича­ется от структур привычек и принципов. Мы уже приводили пример человека, снова и снова разочаровывавшегося в дру­зьях. Мы вряд ли назвали бы такое явление привычкой или принципом. Но что же тогда есть это вынужденное повторе­ние? Чтобы ответить на этот вопрос, нам необходимо будет сделать небольшое отступление.

К.Левин провел следующее исследование памяти. Груп­пе людей давались определенные задания. Им не сообщи­ли о том, что будет проводиться тестирование памяти, и у них сложилось впечатление, что происходит исследование умственных способностей. На следующий день их попроси­ли изложить на бумаге смысл тех задач, которые они запом­нили, и неожиданно оказалось, что нерешенные задачи за­помнились много лучше решенных. Исходя из теории либи­до, можно было ожидать противоположного, а именно того, что нарциссическое удовлетворение приведет к лучшему за-

136               Холизм и психоанализ

поминанию своих успехов. Или у всех у них имелся адле-ровский комплекс неполноценности, и они запоминали толь­ко нерешенные задания для того, чтобы в следующий раз по­пытаться справиться с ними успешнее? Оба объяснения не­удовлетворительны.

Слово «solution» («решение») указывает на то, что озада­чивающая ситуация исчезает, растворяется («is dissolved»). Что касается действий человека, страдающего неврозом на­вязчивых состояний, то стало известно, что эти обсессивные действия должны повторяться до тех пор, пока их задача не будет выполнена. Когда желание смерти растворяется — в результате ли психоанализа или иным путем — заинтересо­ванность в исполнении навязчивых ритуалов («отмена» же­лания смерти) отойдет на задний план, а затем и исчезнет из сознания.

Если котенок пытается взобраться на дерево и падает, то он повторяет свои попытки снова и снова, до тех пор, пока ему это не удастся. Если учитель находит в работе ученика ошибки, он заставляет его переделывать ее заново, не для того, чтобы эти ошибки повторились, а для того, чтобы он на­учился правильно решать задачу. Тогда ситуация оказы­вается завершенной. Учитель и ученик теряют всякий ин­терес к ней, также как и мы теряем интерес к кроссворду, заполнив его.

Повторение действия для достижения мастерства явля­ется ядром его развития. Механическое повторение без со­вершенствования имеет цель, враждебную органической жиз­ни и «креативному холизму» (Смуте). Интерес поддержива­ется лишь до тех пор, пока задача не окончена и находится под рукой. Как только она оказывается завершенной, инте­рес пропадает, пока новая задача не возбудит его заново. Не существует никакого сберегательного банка, из которого организм (согласно теории либидо) мог бы брать необходи­мый интерес в кредит.

Вынужденные повторения никоим образом нельзя счи­тать автоматическими. Напротив, это энергичные попытки ре­шить злободневные жизненные проблемы. Потребность в друге, по сути, — здоровое проявление желания контакта с другими людьми. Постоянно испытывающий разочарования человек занимает невыгодную позицию лишь потому, что ищет себе идеального друга. Он может отрицать не удов­летворяющую его реальность в мечтах или даже в галлюци-

Прошлое и настоящее               137

нациях; он может попытаться сам стать своим собственным идеалом или переделать характеры друзей, но ему не удас­тся достичь исполнения своих желаний. Он не замечает ос­новной ошибки: поиска первопричины своих неудач в невер­ном направлении — вовне, а не в себе. Он видит в друзьях виновников своих разочарований, не осознавая того, что в этом повинны его ожидания. Чем более идеалистичны его ожидания, тем менее они соотносятся с реальностью, и тем более сложной окажется задача установления контакта. Эта проблема останется неразрешенной, и вынужденные повто­рения не прекратятся до тех пор, пока он не подгонит свои несбыточные ожидания к    реальным возможностям.

Навязчивые повторения ни в коем случае не механичес­кие и омертвевшие, но представляют собой живые явления. Я никак не возьму в толк, каким образом кто-то может вывес­ти из их существования мистическое влечение к смерти. Это один из тех случаев, когда Фрейд потерял под ногами твер­дую почву науки и углубился в область мистики, подобно Юнгу с его особым подходом к теории либидо и концепцией коллективного бессознательного.

Не мне решать, что же все-таки побудило Фрейда к изоб­ретению теории влечения к смерти. Возможно, болезнь или приближающаяся старость заставили его желать существо­вания такого влечения к смерти, которое бы разряжалось в форме агрессии. Если бы эта теория была верна, любой дос­таточно агрессивный человек обладал бы секретом продле­ния жизни. Диктаторы жили бы ad infinitum (вечно).

Фрейд попеременно использует термины «нирвана» и «влечение к смерти». Тогда как ничто не может подтвердить существование инстинкта смерти, инстинкт нирваны имеет некую основу. Может показаться, что термин «инстинкт» не подходит и что его следует заменить словом «тенденция». Любая потребность нарушает равновесие организма. Ин­стинкт указывает на направление, в котором это равновесие нарушено. Фрейд осознал это правило применительно к по­ловому инстинкту.

У Гете была теория, напоминающая фрейдовскую, но для него нарушителем человеческой «любви к безусловному по­кою» выступало не либидо, а разрушение, символизируемое Мефистофелем. Но этот покой не безусловен и не длите­лен. Удовлетворение восстанавливает организмический ба­ланс   и   приводит  организм   в  состояние   покоя,   длящегося

138               Холизм и психоанализ

лишь до тех пор, пока новый инстинкт не предъявит свои требования.

Принимать «инстинкт» за тенденцию к поддержанию рав­новесия — то же самое, что принимать товар, взвешиваемый на весах, за сами весы. Мы можем назвать это врожденное стремление к восстановлению покоя посредством удовлет­ворения инстинкта «влечением к нирване».

Постулирование «инстинкта» нирваны может также ока­заться следствием принятия желаемого за действительное. В те короткие периоды времени, когда наш организм уравнове­шен, мы испытываем покой и счастье, вскоре разрушаемое новыми запросами и потребностями. Зачастую нам хотелось бы изолировать это чувство отдохновения, выделив его из цикла «инстинкт-удовлетворение», и продлить подольше. Я понимаю, что индусы в своем неодобрительном отношении к телу и его страданию, в своих попытках убить все желания провозглашали состояние нирваны конечной целью нашего существования. Если влечение к нирване есть инстинкт, я ума не могу приложить, зачем они тратили столько энергии для достижения желанной цели, если инстинкт сам заботится о себе и не требует никаких сознательных усилий.

К сказанному о так называемом «влечении к смерти»¹ можно добавить куда больше. Прозрение его истинной при­роды могло бы состояться давным-давно, если бы ученики Фрейда, в числе которых в прошлом был и я, зачарованные его величием, не проглатывали все, что он изрекал, словно какое-то религиозное откровение.

(5) Это проглатывание интеллектуального материала дает нам повод указать на еще один класс отношений между про­шлым и будущим: широкую категорию травматических и инт-роецированных воспоминаний.

Простой пример. Не большого ума ученик обладает ис­ключительной памятью и заучивает наизусть целые абзацы. Он может с легкостью перенести прочитанное на бумагу во время экзамена, но совершенно не способен объяснить зна­чение того, что он написал. Он вбирает в себя материал, не

¹ По моему мнению, силы Ч и ф действительно в ответе за смерть, но сама смерть не ответственна за агрессию. В процессе отвердения арте­рий некоторое количество кальция накапливается в стенках артерий, сни­жая их гибкость и нарушая тем самым процесс правильного питания тка­ней. Простым примером энергии ф является язва желудка, вызванная раз­рушением его стенок   желудочным соком.

Прошлое и настоящее               139

ассимилируя его. Общей чертой того класса воспоминаний, которые, как никакие другие, привлекали к себе интерес Фрейда, является то, что они находятся в некоем «желудке ума». Возможны три исхода: либо человека «вырвет» этим материалом (как репортера), либо он «испражнит» его непе­реваренным (проекция), либо же будет «страдать от умствен­ного несварения». Это последнее состояние было так оха­рактеризовано Фрейдом: «...невротик страдает от своих вос­поминаний».

Для того чтобы глубоко проникнуть в суть этого умствен­ного несварения и найти способы его излечения, нам придет­ся детально рассмотреть инстинкт удовлетворения голода и организмическую ассимиляцию. Расстройства процесса ас­симиляции — с психологической точки зрения — приводят к возникновению паранойи и выработке паранойяльного харак­тера. Исследование данной проблемы станет центральным пунктом второй части этой книги.

Часть вторая

МЕНТАЛЬНЫЙ МЕТАБОЛИЗМ

Любой инородный, чуждый или враждебный Личнос­ти элемент, привнесенный в нее извне, создает внутрен­ние напряжения, препятствует ее работе и может даже привести к полной ее дезорганизации и дезинтеграции. Личность, подобно организму, зависит от непрерывного поступления из внешней среды интеллектуальной, со­циальной и тому подобной пищи. Но пока этот чуже­родный материал не будет надлежащим образом вклю­чен в обменные процессы Личности и ассимилирован ею, он может оказаться пагубным и даже фатальным для нее. Так же как ассимиляция органического мате­риала необходима для животного роста, усвоение Лич­ностью нравственного и социального материала стано­вится центральным пунктом ее развития и самореали­зации. Способность к такой ассимиляции колеблется в широких пределах у различных индивидов. Гете смог вобрать в себя и ассимилировать всю науку, искусство и литературу. Он смог усвоить громадные пласты чужо­го опыта, освоиться в них и обратить на достижение того блеска и величия самореализации, которое сдела­ло его одним из величайших людей.

Дж. К. Смуте

Глава 1

ПИЩЕВОЙ ИНСТИНКТ

Если мы разрежем по трем измерениям куб со стороной, равной одному дюйму (рис. 1 и 2), то получим восемь кубов вместо одного; объем останется прежним, но площадь по­верхности удвоится (рис. 3).

 

142               Ментальный ме та болизм

На рис. 1 показана поверхность площадью в шесть квад­ратных дюймов; на рис. 3 изображены восемь кубов, каждый из которых имеет шесть сторон по полдюйма: 8х6х¹/₂х¹/₂=12 квадратных дюймов. Удвоив таким образом поверхность ис­ходного куба, мы можем продолжать деление кубов дальше, тем самым увеличивая поверхность.

Преимущество большой поверхности заключается в быст­роте и эффективности реакции на физические и химические воздействия. Таблетка аспирина, истолченная в порошок, рас­творяется быстрее, чем целая. Кусок мяса, помещенный в сла­бую кислоту, будет растворяться долгое время, поскольку кислота разъедает только поверхность, не затрагивая внут­ренние слои. Если же пропустить его через мясорубку и рав­номерно распределить в кислоте, то все вещество растворит­ся за то время, которое потребовалось бы для растворения его поверхности.

Так, ф играет главенствующую роль в процессе пище­варения. Однако не следует пренебрегать и f, поскольку оно присутствует в процессах формирования отношения к пище (аппетит), в дегустации и в некоторых синтетических хи­мических реакциях, происходящих в нашем организме. Эти функции остаются относительно малозначащими для за­родыша, но в ходе постнатального развития их значение все возрастает.

На начальной стадии эмбрион ничем не отличается от любой другой ткани матери; он получает требуемое коли­чество кислорода и всю необходимую ему пищу в разжи­женном и химически подготовленном к усвоению виде че­рез плаценту и пуповину. На первых порах все продукты до­ставляются к тканям зародыша без какого бы то ни было усилия с его стороны, хотя позднее в их распределение включается сердце эмбриона. С рождением ребенка пупо­вина перестает выполнять свои функции, жизненная связь между матерью и ребенком прерывается, и для того, чтобы остаться в живых, только что появившемуся на свет младен­цу приходится решать задачи, которые, будучи простыми для нас, могут представлять трудность для молодого организма. Ему приходится теперь самостоятельно добывать себе кис­лород, то есть начать дышать, и научиться самому поглощать пищу. Разрушение твердых структур, как указано в начале данной главы, еще не освоено им, но молекулы протеинов и подобных веществ, содержащихся в молоке, должны пройти химическое   расщепление   и  быть   разложенными   на  более

Пищевой инстинкт               143

простые вещества. Существует, однако, один вид активной сознательной деятельности, которую приходится выполнять младенцу:  присасывание.

На следующей стадии у ребенка прорезаются передние зубы — появляются первые орудия для разрушения твердой пищи. Передние зубы действуют как ножницы, вовлекая в работу также и челюстные мышцы, хотя в нашей культуре вместо них зачастую используется нож, что приводит к ос­лаблению зубов и их функции. Задача зубов состоит в раз­рушении макроструктуры пищевого продукта, как показано на рис.  1—3.

Соски матери становятся «объектом» кусания. «Канниба­лизм», как неверно обозначил эту стадию психоанализ, всту­пает в свои права. Укусы соска могут оказаться болезненны­ми для матери. Не понимая биологической природы детского желания укусить или, возможно, имея чувствительный сосок, мать способна расстроиться и даже отшлепать «противного» ребенка. Повторное наказание обуславливает подавление кусания. Кусание идентифицируется с причинением боли и самим чувством боли. Травма наказания, однако, встречается реже, чем травма фрустрации при отлучении от груди (преж­девременном или внезапно проведенном). Чем сильнее зап­рещается кусательная активность, тем менее ребенок окажет­ся способным энергично вцепиться в предмет в том случае и тогда, когда этого потребует ситуация.

Отсюда берет свое начало порочный круг. Маленький ре­бенок не может подавлять¹ свои импульсы, нелегко ему и про­тивостоять такому сильному побуждению, как желание уку­сить. У маленького ребенка функции Эго (а с ними и границы Я) еще не развились и не обозначились. Насколько я пони­маю, в его распоряжении имеются только средства проекции. На данной стадии ребенок не способен различать внутрен­ний мир и внешний. Поэтому выражение «проекция» не со­всем точно, поскольку оно означает, что нечто, принадлежа­щее внутреннему миру, переживается как принадлежащее внешнему миру; но в практических целях мы можем исполь­зовать термин «проекция», вместо «продифференцированной проекции» (См. главу 10 этой части).

Чем строже запрещенной и спроецированной окажется способность причинять боль, тем скорее у ребенка разовьет-

¹ Подавление изначально основано на контроле за запирающими мыш­цами рта, ануса и уретры.

144               Ментальный ме та болизм

ся страх получить ее, а страх возмездия, в свою очередь, при­ведет к дальнейшему усилению отвращения к причинению боли. Во всех подобных случаях выявляется недостаточное использование передних зубов, наряду с общей неспособно­стью овладеть жизненной ситуацией, вцепиться мертвой хват­кой в поставленную задачу.

Другим следствием подавленной агрессии является «рет­рофлексия», которой я посвятил особую главу.

Если дентальное развитие остановилось после появле­ния и использования резцов, то мы сможем разгрызть боль­шой кусок, превратив его в несколько маленьких кусочков, но их переваривание окажется затруднено для желудка и по­требует значительного времени. Чем тщательнее измельче­но вещество, тем большую поверхность оно представляет для химического воздействия. Задача зубов состоит в том, чтобы разрушать крупные куски пищи, пережевывание пред­ставляет из себя последнюю стадию механической подго­товки к химической атаке телесными соками. Наилучшее обеспечение правильного пищеварения состоит в перетира­нии пищи почти в жидкую кашицу, тщательно перемешанную со слюной.

Немногие люди осознают тот факт, что желудок — это про­сто еще одна разновидность кожи, неспособная справиться с большими кусками. Порою организм пытается возместить не­достаточное пережевывание выделением избыточного коли­чества желудочной кислоты и пепсина. Однако, такое при­способление увеличивает опасность возникновения язвы же­лудка или двенадцатиперстной кишки.

Различные стадии в развитии инстинкта утоления голо­да могут быть классифицированы на пренатальную (до рож­дения), предентальную (грудной младенец), резцовую (куса­ние) и молярную (откусывание и пережевывание) стадии. Перед тем как перейти к детальному рассмотрению психо­логических аспектов каждой из этих стадий, мне хотелось бы остановиться на одной затронутой ранее проблеме: пробле­ме нетерпения. Многие взрослые люди относятся к твердой пище так, «как если бы» она была жидкой и ее можно было бы поглощать большими глотками. Таких людей всегда ха­рактеризует нетерпение. Они требуют немедленного утоле­ния своего голода, не находя интереса в разрушении твер­дой пищи. Нетерпеливость сочетается в них с жадностью и неспособностью достичь удовлетворения, что будет в даль­нейшем показано на примерах.

Пищевой инстинкт               145

Чтобы осознать существование тесной связи между жад­ностью и нетерпением, необходимо лишь проследить за воз­буждением, жадностью и нетерпением грудного младенца, когда он сосет. Функция контакта у грудного младенца ог­раничена присасыванием, после чего кормление сводится к конфлюенции («confluence» — от лат. «fluere» = «течь». — примеч. перев.). Когда взрослых одолевает жажда, они ведут себя подобным же образом и не видят в этом ничего предо­судительного. Но те люди, что заглатывают куски целиком, глотают твердую и жидкую пищу, в результате чего у них не развивается ни способность пережевывать, т.е. тщательно прорабатывать что-либо, ни умение выносить напряженное ожидание.

Сравните нетерпеливого едока (который, конечно же, всегда найдет оправдание своей поспешности, вроде «от­сутствия времени») с человеком, ожидающим трамвая. В сознании жадного едока желание «набить рот» образует та­кую же «фигуру», как и трамвай у того, кто его с нетерпени­ем ждет. В обоих случаях ожидается конфлюенция, слияние образа и реальности, и это становится первостепенной по­требностью. Наполнение рта не отступает на задний план, как должно было бы произойти, и удовольствие от дегуста­ции и разрушения пищи не становится средоточием интере­сов — «фигурой».

Самое главное, что деструктивная тенденция, которая должна получать свой естественный биологический выход в использовании зубов, остается неудовлетворенной. Здесь мы находим те же положительные и отрицательные функции, что и в случаях избегания. Функция разрушения, хотя и яв­ляется сама по себе не инстинктом, а лишь мощнейшим ин­струментом на службе у инстинкта утоления голода, «субли­мируется» — отворачивается от такого объекта как «твердая пища». Она проявляет себя в убийствах, развязывании войн, жестокости и других пагубных способах поведения, или, че­рез посредство ретрофлексии, в самоистязании и даже са­моразрушении.

С чисто психическим опытом (желания, фантазии, сны на­яву) часто обращаются так, «как если бы» это было объектив­ной реальностью. В случае невроза навязчивых состояний и некоторых других неврозов можно, например, отметить, что со­весть третирует желание совершить что-либо запретное та­ким же образом, как и государственные властные структуры, наказывающие за уже совершенное преступление. В действи-

146               Ментальный метаболизм

тельности, многие невротики не могут отличить воображае­мого проступка от реального.

При психозах слияние воображения и реальности зачас­тую приводит к тому, что пациент не только ожидает реально­го наказания, но и наказывается за поступки, совершенные им в воображении.

Интеллектуальный и эмоциональный голод воздейству­ют на человека подобно физическому: К.Хорни верно заме­чает, что невротик постоянно с жадностью ищет любви, но его жадность никогда не вознаграждается. То, что невротик не ассимилирует предлагаемую ему любовь, является реша­ющим фактором в его поведении. Он либо отвергает, либо недооценивает ее, и она начинает претить ему или теряет для него всякую ценность, как только он ее получает.

Более того, это нетерпеливое, жадное отношение боль­ше чем что-либо другое ответственно за ту чрезмерную глу­пость, что царит в мире. Точно так же, как таким людям не хватает терпения, чтобы как следует прожевать обычную пищу, им не хватает времени и для того, чтобы «разжевать» пищу духовную.

Поскольку новейшие времена в значительной степени способствуют распространению привычки поспешного по­едания пищи, неудивительно, что один великий астроном ска­зал: «Насколько мы знаем, бесконечны две вещи — вселен­ная и человеческая глупость». Сегодня мы знаем, что это ут­верждение не совсем правильно. Эйнштейн доказал нам, что вселенная ограничена.

Глава 2 СОПРОТИВЛЕНИЕ

Теория либидо утверждает, что развитие сексуального инстинкта проходит через оральную и анальную стадии и что нарушения и фиксации на этих стадиях препятствуют развитию здоровой сексуальной жизни. И собственные на­блюдения, и соображения теоретического порядка вынужда­ют меня не согласиться с этой гипотезой. Если основные интересы человека лежат в оральной или анальной сфере, то Эго может значительно ослабить его сексуальные инте­ресы; а если он признает сексуальные табу, то его интерес к поглощению пищи и, по крайней мере в нашей цивилиза­ции, к испражнению, должны возрасти. Возникновение ораль­ного или анального характеров часто является результатом отталкивания и притяжения — от гениталий к отверстиям пи­щеварительного тракта.

Весьма спорным было бы рассматривать генитальный ха­рактер как высшую форму развития. Райх, к примеру, в своем прославлении сексуальной потенции создает впечатление искусственного идеала, не существующего в действительно­сти. Я согласен с ним в том, что любое нарушение в функции оргазма ведет к расстройству других функций личности, но то же самое происходит и при любом нарушении функций Эго, инстинкта голода и, как показали Ф.М.Александер и сам Райх, двигательной системы. В моей практике встречались случаи истерии, в которых затруднения сексуального характера пре­одолевались очень быстро, хотя анализ оказывался затруд­нен из-за слабо развитых функций Эго.

148                Ментальный метаболизм

В нашей цивилизации определенно встречаются типич­но оральные и анальные характеры, но упоминание об аналь­ном комплексе нечасто можно встретить в Библии или в среде примитивных народов. Дефекация превратилась в до­садную неприятность, и с тех пор как произошло открытие того, что фекалии являются переносчиками бацилл тифа, хо­леры и других болезней, они подверглись гигиеническому табуированию и стали глубоко презираемы. Противополож­ное анальное поведение мы видим в Китае, где испражнить­ся на поле хозяина не выглядит постыдным; напротив, это рассматривается как любезность, поскольку навоз в дефи­ците и потому высоко ценится.

Хотя психоаналитики квалифицировали людей на обла­дающих оральным, анальным и генитальным характером, они никогда не интересовались различными видами сопротив­лений, присущим этим трем типам. Оральное и генитальное сопротивления игнорируются, а всякое сопротивление трак­туется как анальное, как нежелание отдавать или как тен­денция удерживать в себе умственное, эмоциональное и физическое содержимое. Фрейд обращался со своими па­циентами как с детьми, сидящими на горшке, убеждая, вы­нуждая их открыть ему все, что у них на уме без снисхожде­ния к их смущению.

Если мы признаем существование трудностей у людей с оральным или генитальным характером, то почему бы нам не попытаться поискать специфичные для этих типов сопротив­ления? Генитальное сопротивление не обязательно должно быть таким убогим, как типичное анальное сопротивление. Мастурбирующий человек не всегда избегает полового кон­такта из-за того, что боится потерять свое драгоценное семя; его сопротивление может быть вызвано стеснительностью, страхом заразиться или другими видами генитального сопро­тивления, типичными следствиями которых оказываются фри­гидность и импотенция.

В оральном типе можно встретить случаи очевидного орального сопротивления, соответствующие недостаточному развитию функций кусания. Примитивное оральное сопротив­ление выражается в голодовке, либо сознательной, как у зак­люченных (с целью добиться выполнения определенных тре­бований), либо бессознательной, в форме отсутствия аппети­та. Муж, расстроенный поведением жены, возможно, не станет выражать свою агрессию посредством зубов, его раздражи­тельность находит выход не в том, чтобы наброситься на еду,

Сопротивление               149

а в отказе от приготовленной ею пищи: «он просто-таки не может проглотить ни кусочка». Недавно я натолкнулся на сле­дующее упоминание: У.Фолкнер обнаружил, что у людей, уз­нающих плохие новости, наблюдаются локальные сокраще­ния пищевода (спазмы), и совершенно очевидно, что они со­противляются «проглатыванию» неприятной информации.

Оральным сопротивлением чрезвычайной важности явля­ется отвращение. Оно (главным образом в качестве чувства «сытости-по-горло») оказывается главным симптомом невра­стении. Подавленное отвращение играет ведущую роль в раз­витии параноидного характера. Я наблюдал случай расстрой­ства, пограничный между паранойей и параноидным характе­ром у человека, который страдал от возобновляющихся при­ступов тошноты, не сопровождаемых, однако, чувством отвра­щения. Для этого не было никаких физиологических основа­ний. Отвращение, по существу, это чисто человеческий фено­мен. Хотя в этом направлении и производились некоторые наблюдения над животными (в основном, прирученными), можно взять за общее правило, что животное не нуждается в том, чтобы возвращать не нравящуюся ему пищу. Оно не ста­нет есть ту пищу, к которой его не тянет. В соответствии с теорией инстинкта, представленной в данной книге, кусок мяса, лежащий на лугу, не существует для коровы. Он никогда не становится «фигурой», не съедается и поэтому не может вы­зывать отвращения. В процессе воспитания человеческого существа, однако, отвращение играет важную роль.

Отвращение означает неприятие, эмоциональный отказ организма от пищи вне зависимости от того, действительно ли пища находится в горле или желудке или только вообра­жается, что она там. Пища, так сказать, избежала вкусовой цензуры и попала прямо в желудок. Если человек при виде гниющего вещества (или чего-то другого, вызывающего ан­типатию) испытывает отвращение, он ведет себя так, «как если бы» это вещество уже было у него в желудке. Его ощу­щения варьируют от легкого дискомфорта до сильнейшего раздражения; его даже может стошнить, хотя вызывающее отвращение вещество в действительности находится снару­жи. Такой род сопротивления относится к разряду уничто­жающих. Отвращение имеет смысл прекращения возникше­го орального контакта, отторжения чего-то, что стало частью нас самих:  «и Господь изверг его из уст Своих».

Отвращение к фекалиям является эмоциональным моти­вом, последствием воспитания у ребенка чистоплотности, и,

150                Ментальный ме та болизм

хотя исходно отвращение представляет собой оральное со­противление, оно формирует ядро анального комплекса. Ре­бенок отчуждается от своих материальных продуктов и про­цесса их выработки¹.

Дополнительное сопротивление, сопротивление сопро­тивлению, имеет особое значение: подавление отвращения. Например: ребенок, который терпеть не может определенную пищу, может почувствовать к ней отвращение, которое вызо­вет рвоту. Ребенка наказывают, так как предполагается, что он должен есть все. Снова и снова его заставляют есть не­приятную ему пищу.

Поэтому, дабы найти выход из конфликтной ситуации, он начинает быстро заглатывать еду (с тем чтобы избежать от­вратительного вкуса) и пытается, со временем все более и более успешно, вообще ничего не почувствовать. Так у него развивается отсутствие вкуса, оральная фригидность. Я на­рочно использую термин фригидности, поскольку этот про­цесс очень похож на тот, посредством которого женщина, страшащаяся по разным причинам ощущений своих генита­лий, становится фригидной, что позволяет ей, с одной сторо­ны, «терпимо относиться» к сексуальным посягательствам мужчин, а с другой — избегать конфликтов, которые возник­ли бы между ними, если бы она поддалась своему страху и отвращению.

Пока я только затронул вопрос об оральных, анальных и генитальных сопротивлениях, и еще многое можно добавить, в особенности о дентальном сопротивлении, ибо я настаиваю на том, что в использовании зубов проявляется самая глав­ная биологическая репрезентация агрессии. Не только про­ецирование, но также и подавление (или сопротивление) их агрессивной функции во многом ответственно за то плачев­ное состояние, в котором находится наша цивилизация.

Перед тем как начать обсуждение данного явления, я все же хочу еще раз подчеркнуть, что большинству людей труд­но свыкнуться  с  мыслью о структурном  сходстве физичес-

¹ Его незаинтересованное, равнодушное отношение к производимому им самим продукту как нельзя лучше готовит его к жизни современного про­мышленного рабочего, чья продукция рассматривается под тем же углом, что и испражнения ребенка. Как только продукт вырабатывается, он тут же отбирается у производителя, который не проявляет к нему дальнейше­го интереса. Поразительным контрастом выглядит случай средневеково­го ремесленника, имевшего личное отношение к своей работе и видев­шего оценку своих продуктов другими людьми.

Сопротивление               151

ких и душевных процессов. Человека, который придержива­ется теории, или скорее заблуждения, о том, что тело и душа есть две совершенно разные вещи, совмещенные вместе, нелегко будет убедить в правильности холистического мыш­ления. Принятие концепции неделимости организма в тех ситуациях, когда вам это выгодно, не означает еще, что вы «овладели» ею. До тех пор, пока холизм для вас — лишь не­что головное, и вы верите в него абстрактно, с оговорками, каждый раз, когда вы будете встречаться с психофизичес­кими фактами, они повергнут вас в изумление и заставят искать спасения в скептицизме.

Утверждение, что человек, недостаточно хорошо чувст­вующий вкус пищи, проявит «недостаток вкуса» — или то, что называется «дурным вкусом» — в искусстве, одежде и тому подобных вещах, может вызвать ожесточенные споры. Без достаточного числа наблюдений сложно дать достойную оцен­ку тому факту, что наше отношение к еде оказывает гро­мадное влияние на разум, способность понимания сути ве­щей, развитие жизненной хватки и умение «вгрызаться» в насущную  задачу.

Тот, кто не пользуется зубами, лишается способности об­ратить свои деструктивные функции себе на благо. Он ос­лабляет свои зубы и способствует их разрушению. Недоста­точно тщательное подготавливание материальной пищи к ас­симиляции отразится на структуре его характера и умствен­ной деятельности. В худших случаях дентального недоразви­тия люди остаются «сосунками» на всю жизнь. Хотя нам и редко доводится встречать кого-то, кто был бы совершенным «сосунком», никогда не использовавшим свои зубы, находит­ся множество людей, ограничивающих свою дентальную ак­тивность пережевыванием легко разжижаемой мягкой пищи или хрустящей пищи, которая позволяет зубам почувствовать себя в работе, но не требует при жевании сколь-нибудь су­щественных усилий.

Младенец у материнской груди является паразитом, и те, кто сохраняет это отношение в течение всей своей жиз­ни, оказываются неограниченными паразитами (например, кровопийцами-эксплуататорами, вампирическими соблаз­нителями или золотокопателями). Они вечно ожидают по­лучить что-то, не давая ничего взамен, не достигая необхо­димого взрослому человеку равновесия, не усваивая прин­ципа «ты — мне, я — тебе».

152                Ментальный ме та болизм

Так как люди понимают, что с таким характером им да­леко не уйти, им приходится либо скрывать его, либо кос­венным образом платить за него. Таких людей можно узнать по преувеличенной скромности и бесхребетности. За сто­лом такой подавленный паразит останавливается в замеша­тельстве перед каждым поданным ему блюдом, но при бли­жайшем рассмотрении за скромностью очень скоро обнару­живается жадность. Он украдкой таскает сладости, пока ник­то не смотрит, и окружает тысячью хитростей и извинений свои всевозрастающие запросы. Положите ему в рот палец — и он отхватит руку. Малейшая оказанная им услуга раз­дувается до размеров самопожертвования, в награду за ко­торое он ожидает благодарности и восхвалений. Его талан­ты проявляются в раздаче по большей части пустых обеща­ний, неуклюжей лести и услужливом поведении.

Его противоположностью можно считать сверхкомпенси-рованного паразита, который не принимает пищу как долж­ное, но живет в постоянном бессознательном страхе голод­ной смерти. Его часто можно найти среди государственных служащих, которые жертвуют своей индивидуальностью и не­зависимостью в обмен на безопасность. Он лежит у груди государства, полагаясь на пенсию по старости, гарантирую­щей ему пропитание до конца своих дней. Подобная же тре­вога побуждает многих копить деньги, еще и еще больше де­нег, для того чтобы проценты (молоко) с капитала (матери) натекали и натекали бы бесконечно.

Вот и все, что касается характерологической стороны описанной мною картины. Нахождение сокрытых в прошлом истоков болезни на сегодняшний день не гарантирует изле­чения. Историческое мышление просто помогает понять па­разитический характер. Простое понимание факта своего недоразвития (появление такого «чувства», как я это назы­ваю; или перенесение из Бессознательного в Сознательное, как называет Фрейд) способно заставить пациента усты­диться этого, или же принять свой оральный характер.

Только научившись использовать свои кусательные ору­дия, зубы, он будет способен преодолеть свое недоразви­тие. Его агрессия, таким образом, направится в правильное биологическое русло; она не будет сублимироваться, пре­увеличиваться или подавляться и, таким образом, придет в гармонию со всей его личностью.

Не может быть никаких сомнений в том, что человечество страдает от подавленной индивидуальной агрессии, и прев-

Сопротивление               153

ратилось одновременно в своего палача и жертву высвобо­дившейся в огромных масштабах коллективной агрессии. Предвосхищая тезис, который будет доказан позднее, я мог бы сказать: Биологическая агрессия превратилась в пара­нойяльную агрессию.

Усиленная паранойяльная агрессия является попыткой еще раз переварить проекции. Она переживается как раздра­жение, ярость или как желание разрушать или завоевывать. Она не переживается как дентальная агрессия, как нечто, при­надлежащее сфере пищеварения, но направляется против другого человека в качестве личностной агрессии или про­тив группы людей, служащих своего рода экранами для про­екций. Люди, порицающие агрессию и вместе с тем понима­ющие, насколько вредно бывает ее подавлять, советуют суб­лимировать ее так же, как психоанализ прописывал сублима­цию либидо. Но кто мог бы «защищать» сублимацию агрес­сии любой ценой?

Человек с сублимированным либидо не способен произ­вести на свет ребенка, с сублимированной агрессией — ус­воить пищу.

Восстановление в правах биологической функции агрес­сии есть ключ к решению проблемы агрессии. Однако очень часто нам приходится прибегать к сублимации агрессии, обычно это происходит в случаях крайней необходимости. Если человек подавляет агрессию (которая таким образом уходит из-под его контроля), как в случаях невроза навязчи­вых действий, если он сдерживает свою ярость, нам прихо­дится искать отдушину. Мы должны дать ему возможность вы­пустить пар. Боксирование с грушей, колка дров или занятие любым видом агрессивного спорта, вроде футбола, порою способны творить чудеса¹.

У агрессии с большинством эмоций есть одна общая цель:   не  бессмысленная   разрядка,   а,   скорее,   приложение

¹ Одна женщина как-то пожаловалась мне на то, что, хотя она и любила своего мужа, она всегда раздражалась, когда он приходил домой; каждую ночь между ними происходили скандалы. Я посоветовал ей мыть днем полы, и на следующий день она с гордостью похвасталась мне, что никог­да еще ее полы не выглядели такими чистыми и ухоженными. Я спросил ее о муже, и она сказала: «О! Да... я совсем забыла вам сказать... вчера мы провели вместе первый хороший вечер за долгие годы». Следующий менее приятный путь сублимации агрессии являет нам судьба рабов на галерах. Удар бичом, полученный от надсмотрщика, естественно, вызывал ярость по отношению к нему, но единственным выходом для них было на­править свой гнев на весла, а такое его употребление и составляло в точ­ности цель бичевания.

154               Ментальный метаболизм

энергии. Эмоции могут быть избыточным продуктом организ­ма (т.е., у организма может появиться потребность избавить­ся от них), но между эмоциями и просто ненужными отхода­ми имеется одно отчетливое различие. Организму необхо­димо избавиться от определенного рода отходов, таких как моча, и для него неважно, где и как это произойдет: между уриной и окружающим миром не существует биологическо­го контакта¹. Большей части эмоций, с другой стороны, не­обходим мир в качестве объекта своей направленности. Возможен выбор заменителя: например, поглаживание соба­ки вместо друга, поскольку нежные чувства нуждаются в разного рода контактах; но, как и другие эмоции, они не при­несут удовлетворения в том случае, если окажутся бессмыс­ленно выплеснуты наружу.

В случае сублимированной агрессии за объектом не при­ходится далеко ходить: проблема может оказаться крепким орешком, и вот уже сверло вгрызается в металл, зубья пилы режут дерево. Все эти занятия — прекрасные отдушины для выплеска агрессии, но они никогда не смогут сравняться с дентальной агрессией, которая служит нескольким целям: че­ловек избавляется от раздражительности и не наказывает себя плохим настроением и голодовкой; он развивает свой разум и сохраняет при этом чистую совесть, потому что сде­лал что-то «полезное для здоровья».

Я утверждал, что агрессия есть главным образом функ­ция пищевого инстинкта. В принципе, агрессия может быть частью любого инстинкта — возьмите, для примера, хотя бы ту роль, которую агрессия играет в преследовании сексуально­го объекта. Термины «разрушение», «агрессия», «ненависть», «ярость» и «садизм» используются в психоаналитической ли­тературе почти как синонимы, и никогда нельзя сказать с оп­ределенностью, что подразумевалось: эмоция ли, функция ли это или перверзия? Хотя мы обладаем недостаточным знани­ем для того, чтобы давать четкие определения, тем не менее мы должны попытаться внести какой-то порядок в данную терминологию.

Когда напряжение голода усиливается, организм начина­ет выстраивать в боевой порядок имеющиеся в его распоря­жении силы. Эмоциональный аспект этого состояния пережи­вается  вначале как раздражительность,   потом  как гнев  и  в

¹ Связь между мочеиспусканием и тушением огня, отмеченная Фрейдом, является не биологическим, а культурным феноменом.

Сопротивление               155

конце концов как ярость. Ярость — это не то же самое, что агрессия, но именно в ней она находит свой выход, в иннер­вации моторной системы как средстве завоевания объекта потребности. После «убийства» сама пища еще требует раз­рушения; орудия разрушения, зубы, всегда находятся в бое­готовности, но для того, чтобы совершить эту работу, требуют­ся мускульные усилия. Садизм принадлежит к сфере «субли­мированной» агрессии и, по большей части, встречаются сме­шанные формы с сексуальными импульсами.

Сублимация пищевого инстинкта оказывается в чем-то легче, а в чем-то и труднее, нежели сублимация полового инстинкта. Легче, потому что нетрудно найти объект для аг­рессии (все виды работы, в особенности ручной труд, субли­мируют агрессию — неагрессивный кузнец или резчик по де­реву парадоксальны). Труднее постольку, поскольку денталь­ная агрессия всегда требует объекта. Самодостаточность, которая порою обнаруживается в связи с половым инстинк­том, невозможна. Существуют люди, которые живут половой жизнью без какого-либо объекта в действительности и до­вольствуются фантазиями, мастурбацией и ночными поллю­циями, но никто не может удовлетворить инстинкт утоления голода без реальных объектов, без пищи. Фрейд дает этому факту убедительную иллюстрацию в виде истории о собаке и колбасе¹, но и здесь он снова занимается «подыскиванием доказательств на случай», на этот раз не инстинкта утоления голода, а полового инстинкта и невозможности его фрустри-рования.

Не может быть ни малейшего оправдания выделению по­лового инстинкта в качестве единственного объектного ин­стинкта. Агрессия по меньшей мере настолько же привязана к объекту, как и половое влечение, и она может точно так же как и любовь (в случаях нарциссизма или мастурбации) сде­лать своим объектом собственное «Я». Они могут быть «рет-рофлексированы».

¹ Достаточно долго можно заставлять собаку тащить повозку, дразня ее подвешенной возле самого ее носа колбасой; но все же собаку когда-то придется накормить!

Глава 3

РЕТРОФЛЕКСИЯ И ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Наши беды начались с появления Моисея. Ни одна рели­гия не содержит такого грандиозного количества предписа­ний, регулирующих потребление пищи, как религия Моисея. Некоторые из них, вроде запрета на свинину, оказались впос­ледствии рационально обоснованы научными открытиями; но тем не менее вполне возможно, что Моисей разработал свои пищевые законы потому, что сам был большим привередой, и либо обобщил свои антипатии, либо хотел быть уверенным, что церковная десятина (10 процентов от урожая, которые по­лучали священники) придется ему по вкусу.

Кроме того, существует иррациональный фактор, который осложняет ситуацию. Евреи различают два вида пищи: «мо­лочную» и «мясную». Это соответствует разделению на пищу «сосунка» и пищу «кусаки», чье желание съесть свою мать дол­жно быть остановлено. Таким образом, дентальная агрессия, хоть и не запрещается в целом, строго ограничивается и ре­гулируется, оставаясь невыраженной. Эта невыраженная аг­рессия, должно быть, и способствовала сопротивлению евре­ев своему лидеру.

Всякому привилегированному классу приходится опа­саться агрессии со стороны угнетаемого класса, и Моисей по праву рассматривал такую агрессию (которую он сам бес­сознательно подстегнул своими пищевыми установлениями) как личную угрозу. Когда напряжение агрессии подавляемо­го класса становится слишком сильным, правители обычно направляют ее на какого-либо внешнего врага. Они разжига­ют войну  или  находят козла  отпущения  в  каком-то другом

Ретрофлексия и цивилизация               1 57

классе, расе или иноверцах. Моисей, однако, использовал дру­гой трюк: ретрофлексию. Примитивные племена молятся сво­им фетишам о ниспослании помощи в преодолении бедствий, и если их молитвы не приносят должного результата, фетиш выбрасывается «за ненадобностью». Древние греки вели себя подобным же образом, но их боги обладали слишком большим авторитетом для того, чтобы им можно было дать отставку и, кроме того, их было слишком много. Таким обра­зом, если кто-то чувствовал, что один бог не оправдывал воз­ложенных на него надежд или обманывал его, он переклю­чался на другого и становился его клиентом. Чтобы не стать объектом такого вероломного поведения, диктатор Моисей, спроецировав свой образ на Иегову, объявил его единствен­ным богом. Однажды он пришел в ярость, когда во время его отсутствия евреи сотворили себе бога-соперника, Золотого Тельца, бога, которого они могли увидеть и потрогать — и по­клонение которому, хотя и не в открытую, совершается по сей день. Чтобы сохранить за собой лидерство, Моисей применил хитрость: ретрофлексию агрессии.

Ретрофлексия означает, что какая-то функция, которая ис­ходно была направлена от индивидуума к внешнему миру, меняет свое направление и обращается в противоположную сторону, к ее инициатору. Ее примером может послужить нар-циссист, человек, который вместо того, чтобы направлять свою любовь вовне, влюбляется в самого себя¹.

Во всех тех случаях, когда какой-либо глагол использует­ся с возвратным местоимением, можно поискать ретрофлек­сию; если человек разговаривает «сам с собой», то он делает это вместо того, чтобы разговаривать с кем-то еще. Если де­вушка, разочаровавшись в парне, убивает «себя», то она со­вершает этот поступок из-за того, что желание убить его рет-рофлексируется, отражаясь от стены ее совести. Самоубий­ство — это заменитель убийства, суицид заменяет гомицид².

¹  Психоанализ различает два вида нарциссизма: первичный и вторич­ный. Термин «нарциссизм» служит для обозначения того, что в психоана­лизе именуется «вторичным» нарциссизмом. «Первичный» нарциссизм не имеет ничего общего с поведением греческого юноши, который ретроф-лексировал любовь к своей сестре- близняшке на себя. В случае «первич­ного нарциссизма» ретрофлексии не существует. Он совпадает с тем, что я называю сенсомоторным осознаванием.

² В ретрофлексии присутствует диалектическая сложность, рассмотре­нием которой можно пренебречь в данной ситуации: мы будем иметь с ней дело в последней части этой книги.

158                Ментальный ме та болизм

Теперь мы понимаем, чего добился Моисей ретрофлек­сией агрессии своих последователей. Религиозный еврей не винит Иегову в своих промахах и неудачах. Он не вырыва­ет Его волосы, не колотит Его по груди — он ретрофлекси-рует свое раздражение, обвиняет себя во всех своих несча­стьях, сам рвет на себе волосы, бьет себя по своей собст­венной груди¹.

Ретрофлексированная агрессия была первой ступенью в развитии нашей паранойяльной цивилизации. В действие были пущены «вторичные средства» для достижения «итого­вой выгоды» от подавления. Подавление образует порочный круг: ретрофлексированная агрессия порождает новую волну агрессии, которая снова ретрофлексируется и так далее.

Очевидно, в намерения Моисея входило избавиться от агрессии лишь постольку, поскольку она угрожала его авто­ритету. Однако в христианской религии этот процесс полу­чает свое дальнейшее развитие: все инстинкты должны быть подавлены, торжественно объявляется раскол между душой и телом; тело как носитель инстинктов презирается и обвиня­ется в греховности. Иногда для умерщвления тела и его фун­кций даже прописываются специальные упражнения.

В то же время совершается еще одна ошибка. Эмоцио­нальным эквивалентом агрессии является ненависть. Вмес­то того, чтобы дать агрессии свободный выход, догма пред­положила, что ненависть можно компенсировать или даже заменить любовью; но вопреки или, возможно, благодаря этому, усиленное воспитание в духе милосердия лишь уве­личило нетерпимость и агрессию. Эти эффекты не нейтра­лизуются любовью, они направлены против «тела» и всех, кто не согласен с тем, что истина принадлежит данной особой религии. Эта ошибка, эта вера в то, что можно нейтрализо­вать ненависть любовью и религией обретает в наше время повышенную значимость. Два выдающихся современных пи­сателя, О.Хаксли и Х.Раушнинг, совершенно не представля­ют себе, что делать с агрессией. Они также не видят иного пути справиться с ней, кроме как с помощью идеализма, любви и религии.

¹ Если бы евреи прекратили ретрофлексировать и свою агрессию на­правили в первоначальное русло, они бы напали на Моисея с его Иего­вой; после этого от их религии не осталось бы и камня на камне, но то же случилось бы и с их меланхолией.

Ретрофлексия и цивилизация               159

После того, как агрессия подавлена, тело отвергнуто, а душа превознесена, индустриальная эра приносит с собой новые затруднения: сегодня душа рабочего уже не представ­ляет никакого интереса для предпринимателя. Ему нужны лишь функции «тела», и особенно те, которые требуются для работы (рабочие руки, Чарли Чаплин в фильме «Новые вре­мена»).Таким образом, процесс обезжизнивания прогресси­рует: личность, индивидуальность умерщвляется. Этот про­цесс не обходит стороной и высокоспециализированных ра­бочих, разрушая гармонию их личности.

Все больше и больше различных видов деятельности про­ецируется на машину и препоручается машине, которая таким образом приобретает власть и начинает жить своей собствен­ной жизнью¹.

Она идет рука об руку с религией и индустриализмом, объединяясь с ними ради уничтожения человечества: каж­дый раз, когда мы пользуемся лифтом или автомобилем, мус­кулы ног слегка атрофируются или хотя бы упускают шанс стать сильнее. То, что тотальное уничтожение человечества еще не произошло — это просто чудо, но нам уже довелось увидеть наглядную до тошноты (ad nauseam) демонстрацию превосходства танков и самолетов над живой силой.

Вот что мы называем прогрессом!

¹ Польза от машин (подобно пользе от религии и других проекций) бо­лее чем компенсируется их недостатками.

Глава 4 МЕНТАЛЬНАЯ ПИЩА

Результаты дентальных запретов сказываются не только на развитии характера и социальном развитии, существует еще одно их последствие: Оглупление. Без признания этого факта мы не сможем понять, почему большая часть рода че­ловеческого не замечает разложения нашей цивилизации.

«Хотя медленно мельницы Господни мелют, чрезвычайно тонок помол их». Человек раздавлен тисками эксплуатации, вопреки всем достижениям цивилизации и вопреки всем ил­люзиям, с помощью которых наша гордость «прогрессом» пы­тается заглушить голос «недовольных внутри цивилизации». Наше отчаяние в поисках спасения не ослабевает, мечта о восстановлении потерянного контакта с Природой остается не более чем мечтой, тогда как любую попытку найти прибе­жище в религии, в вере, будь то вера в коммунизм, фашизм, теософию, философию или психоанализ, рано или поздно по­стигает крах. Она приводит либо к возникновению противо­речий внутри самих этих систем, либо к конфликту с реально­стью, с коллективной деструктивностью.

Христианские религии придают вере чрезвычайную важ­ность. Они утверждают: вера — это сила, вера — это добро­детель. Критика запрещается; независимое мышление явля­ется ересью.

Как эти утверждения относятся к запретам на денталь­ную агрессию? Ответ на этот вопрос дает нам обряд Тайной Вечери. С помощью проекции верующий переживает галлю-

Ментальная пища               161

цинацию: ему кажется, что облатка является телом Христа — он проецирует свою фантазию о Христе на облатку и затем вводит (интроецирует) этот образ в себя. В некоторых церк­вях ему необходимо проглотить облатку, не касаясь ее зуба­ми. Будучи раскушенной и попробованной на вкус, облатка становится обычным хлебом, банальным кусочком еды, и сим­волическая иллюзия данной процедуры разрушается. Смысл этой церемонии состоит, по существу, в обучении проглаты­вать¹ все, что бы ни проповедовала религия.

Такое отношение принято не только в религии, но также и в обучении детей. От них требуют, чтобы они проглатывали всякую чепуху, вроде истории про аиста и младенцев. Непод­дельный интерес зачастую встречается в штыки: «Любопыт­ной Варваре на базаре нос оторвали». В Германии, где един­ственной доступной ментальной пищей является та, что по­ставляется правительством (в основном через радио и газе­ты), средний немец «загеббельсовывает»² все, что ему пода­ют; он поглощает и впитывает нацистские лозунги и идеоло­гию в той степени, в какой оказались ослаблены его способ­ности пережевывать, его способность к критике. Даже тогда, когда усвоение психического материала неполно — a liquid semper haeret — что-то все-таки должно проникнуть в систе­му, особенно в тех случаях, когда это что-то представляется людям, испытавшим травматические переживания, связанные с пищей, за время последней войны или после нее.

Нацистская пропаганда понимает, что духовная пища дол­жна быть легкоусвояемой. Ее обещания, лесть и «сласти», те­шащие самолюбие, вроде «теории расы господ», проглатыва­ются с жадностью. Агрессия и жестокость сперва «сублими­руется» за счет евреев и большевиков, затем за счет малых, а в конце концов и больших наций.

На мое отношение к психоанализу оказало влияние мое собственное оральное недоразвитие. Раньше я верил в тео­рию либидо (особенно в райховский идеал генитального), и, не понимая ее подтекстов, я создал своего рода фалличес­кую религию, рационализированную и подкрепленную тем, что

¹  Игра слов в оригинале: глагол «to gulp dawn» означает как «жадно, быстро или с усилием глотать», так и «принимать за чистую монету» {прим. перев.).

² Неологизм Перлза отсылает читателя к фамилии фашистского про­пагандиста Геббельса, которая послужила основой для образования гла­гола «to goebbel down», по форме и звучанию похожему на глагол «to gulp down» (см. сноску 1 данной главы) (прим.   перев.).

162                Ментальный ме та болизм

казалось мне прочным научным обоснованием. Пережевывая психоаналитические теории и размышляя над каждым не пе­реваренным куском, я, однако, обнаружил, что становлюсь все более и более способным усваивать ценные части и отказы­ваться от ошибочных и искусственных построений. Поскольку этот процесс все еще продолжается, у данной книги, по край­ней мере в некоторых ее частях, получился отрывочный, схе­матический характер. В ней могут содержаться противоречия, которые я проглядел; но раз уж этот новый подход (хотя он покрывает лишь малую толику организм ических функций) уже привел к хорошим практическим результатам в трудных слу­чаях и был встречен с энтузиазмом людьми, явно не выказы­вавшими признаков «позитивного переноса», я решил, что на­ступило время для того, чтобы привлечь внимание к необхо­димости «психоанализа» инстинкта голода и нарушений в ус­воении психического материала.

Уровень психического метаболизма должен быть пони­жен в тех крайних случаях дентальной заторможенности, которой характеризуется тип людей, чрезмерно падких до сладостей, проглатывающих только самую легкую духовную пищу (типа журнальных рассказов) и неспособных к пере­вариванию всего, что требует размышлений или хотя бы от­даленно напоминает науку или «высоколобую» литературу. Такие люди, однако, обладают сильным инстинктом не про­глатывать то, с чем они не согласны, в отличие от тех, кто заглатывает духовную пищу и чей психический «кишечник» хранит в себе непереваренные остатки. В связи с тем, что они не могут переварить, они обычно извергают их обратно, отрыгивают эти остатки. Двойственное значение слова «по­вторять» указывает на неудобоваримость такого «рвотного» материала¹.

Примером такого типа может служить средний газетный репортер. Жадный до новостей, он носится по городу, но до­бытые знания не идут ему впрок. Он не обогащает ими свою личность, но выплевывает их на следующий день на страни­цы утренней газеты. Составители компиляций часто относят­ся к тому же типу. Их тошнит чужим знанием, но ассимиля­ция, действительное «обладание» этим знанием остается на очень низком уровне. Распространение сплетен — еще один пример подобного поведения.  В этом случае,  однако, жен-

¹ Английский глагол «to repeat» может значить и «повторять(ся)», и «от­рыгиваться)» {прим. перев.)

Ментальная пища               163

щина, пересказывающая последний скандал своей подруге, зачастую подливает в свои едкие замечания немалую пор­цию желчи.

Последние примеры не принадлежат к группе полностью обусловленных задержкой дентального развития. Они отно­сятся к людям, пользующимся резцами, но не использующим перетирающие моляры. В их желудок попадают не большие куски, а маленькие кусочки.

Соотношение между интеллектуальным и дентальным по­ведением имеет огромное значение также и для психоанали­тической ситуации. Частенько человек, подвергшийся анали­зу, рассказывает своей жене или друзьям обо всех своих ин­тересных переживаниях. Он может полагать (и одурачить этим даже аналитика), что его поведение выдает интерес к курсу лечения, но аналитик вскоре приходит к открытию, что пациент усвоил очень мало из того, что он ему говорил. Распространя­ясь о деталях сеанса в разговоре с кем-то еще, пациент из­бавляется от всего, что он смог там осознать — усваивать уже нечего. Поэтому неудивительно, что лечение продвигается че­репашьими шагами.

Наблюдения такого свойства побудили Фрейда заметить, что одних интерпретаций недостаточно, так как пациент их на самом деле не воспринимает; за исключением лозунга о «пе­реносе», Фрейд нигде не показывает, «как» пациент воспри­нимает и какие факторы сопротивления мешают переварива­нию этой умственной пищи. Я не нашел ни одного замечания, относящегося к деталям, от которых зависит готовность и спо­собность пациента принять то, о чем говорит аналитик. Хотя благодаря позитивному переносу (энтузиазму), пациент ока­зывается лучше подготовлен к принятию интерпретаций; так­же верно, что его реакция будет враждебной, если аналитик скажет что-либо, ему неприятное. Данная реакция является спонтанным защитным импульсом, а не внезапным возникно­вением «негативного переноса».

Каждому человеку трудно принять толкования, относящи­еся к его подавленному Бессознательному, то есть к тем об­ластям личности, осознания которых люди стремятся избег­нуть любой ценой. Если бы это было не так, подавление и проекции оказались бы не нужны. Таким образом, требовать от пациента принятия того, чего ему хотелось бы избежать, парадоксально. Метод Райха, состоящий в попытках заста­вить пациента узнать истину путем концентрации на «броне», определенно  прогрессивен.  Однако его  прогрессивность в

164               Ментальный ме та болизм

значительной мере сходит на нет в связи с тем, что интел­лектуальная пища буквально запихивается пациенту в рот, а аналитик высмеивает и даже запугивает его. Отметая ораль­ные сопротивления и заставляя пациента проглатывать идеи, которые он сможет переварить, его склоняют к искусствен­ным отношениям и неестественным поступкам вместо того, чтобы стимулировать естественное развитие личности. Мне случалось наблюдать этот факт на примере двоих бывших пациентов Райха.

В противоположность Райху, ортодоксальный психоана­литик делает вид, что он ничего не требует от пациента, но на самом деле он требует невозможного — а именно, согласия с основным правилом и принятия его интерпретаций. Мой со­вет состоит в том, чтобы иметь дело, по мере возможности, не с Бессознательным, а с Эго. Как только достигается улучше­ние функционирования Эго и восстанавливается способность сосредотачиваться на чем-то, пациент с большей охотой со­гласится сотрудничать в покорении Бессознательного. Готов­ность, с какой человек учитывает утверждения другого чело­века, зависит во многом от его орального развития и свободы от оральных сопротивлений.

Простейшая форма орального сопротивления — прямое избегание. Дети плотно закрывают рот, когда их просят съесть что-нибудь невкусное, или закрывают уши руками, когда не хотят слушать. Взрослые обычно более опытны в том, что ка­сается вежливости и лицемерия, часто бывает сложно раз­личить, когда они на самом деле не заинтересованы (от­сутствие ментального аппетита; не образуется фигура на фоне), а когда просто подавляют возможный интерес. Таки­ми сдерживаниями контакта являются: игнорирование при­сутствия других; блуждание мыслей; вежливое, но безраз­личное слушание; притворный интерес; навязчивая склон­ность противоречить. В повседневной жизни часто можно ус­лышать следующее замечание: «Что вы сказали? Я Бог зна­ет о чем задумался! Пожалуйста, повторите еще раз». Тако­го не происходит, если у человека имеется интерес, если тема пришлась ему по вкусу.

Никто не посылает сообщений, если не уверен, что они дойдут до адресата. Как может аналитик быть уверенным, что до пациента, который все время повторял «да, да», дошло его послание — например, интерпретация? Для того, чтобы возбудить здоровый интеллектуальный аппетит и добиться ассимиляции, нам придется перестроить пациента; мы долж-

Ментальная пища               165

ны изменить «неправильное» отношение к физической пище и пище для ума. Но чтобы исправить «неправильное» отно­шение, необходимы:

(1)  Противопоставления его «правильному».

(2)  Понимание того, что термин «правильное» мы относим к хорошо знакомому, а незнакомое именуем «неправильным» (Ф.М.Александер). Наше осознанное чувство обычно не пра­вильно, но справедливо. Фаза так называемого «негативного переноса» совпадает по времени с нежеланием пациента или ученика расстаться со своими привычными мыслями и чув­ствами. То, что говорит аналитик или учитель на данной ста­дии, кажется ему «неправильным».

(3)  Отток «энергий» и фиксаций от «неправильного» и рас­чистка путей для «правильного» поведения.

С мнением, противоположным собственному убеждению, соглашаются редко; это легко заметить в любой дискуссии. Поэтому я не считаю само собой разумеющимся, что пациент соглашается с моими словами, но считаю своим долгом уде­лять оральным сопротивлениям не меньше внимания, чем обычно уделяется анальным. На мой взгляд, во многих случа­ях было бы плохой аналитической техникой сказать пациенту несколько предложений только в конце сеанса, оставляя на волю случая, признает ли пациент правильность выводов и интерпретаций аналитика. Верно и то, что, если в течение це­лого часа подвергать пациентов интеллектуальному голода­нию, некоторые захотят услышать, что же все-таки скажет ана­литик, но те, кого можно лечить по такому ускоренному методу, являются исключениями из правила. В большинстве случаев приходится внимательно следить за оральными сопротивле­ниями и уметь отличать безнадежную ситуацию полного от­сутствия интереса от перспективной, когда интерес пациента просто сдерживается. Если я замечаю, что мысли пациента блуждают, я прошу его повторить то, что я сказал. Он вскоре осознает свою невнимательность и неконтактность; взявшись за дело с терпением, можно побудить его восстановить в па­мяти кусочки и обрывки, вспомнить услышанные вполуха предложения и пересказать их по-новому. С помощью этого метода он может сохранить большую часть материала, кото­рый в противном случае был бы им утерян. Как только паци­енты осознают свою невнимательность, начинается процесс излечения их «плохой памяти».

С другой стороны, если мы имеем дело с сопротивлени­ем  сопротивлению — если,  к примеру,  пациент заставляет

166                Ментальный ме та болизм

себя слушать, как студент на скучной лекции, — для него это будет мукой и принесет мало пользы, поскольку материал был воспринят без особой охоты. Аналитик должен иметь четкое представление о пищеварительной толерантности пациента и соответственно осуществлять дозировку мен­тальной пищи и лекарства. «Сладости», например похвала, употребленная к месту, окажется полезна для того, чтобы показать пациенту, что его искренние усилия в трудной ситу­ации высоко ценятся (адлеровское одобрение). Иногда па­циента настолько перекармливают психоаналитической муд­ростью, что он оказывается сыт ею по горло, начинает испы­тывать к аналитику отвращение и уходит от него. Впослед­ствии может иметь место чудесное улучшение, которое не­редко относится на счет обстоятельств, не связанных с пси­хоанализом. На самом деле здесь происходит то, что «нако­пившийся» материал позднее ассимилируется, и человек все-таки обретает знание, но уже самостоятельно: аналити­ческий курс позволил бывшему пациенту самому разрешить свои конфликты.

Оральным сопротивлением, хорошо знакомым аналитику, является интеллектуальное сопротивление. Пациент согла­шается со всем, что говорит аналитик, очень интеллигентно и с готовностью поддерживает разговор об аналитических теориях — о своих инцестуальных желаниях, анальном комп­лексе и т.д. Он выдаст аналитику столько детских воспоми­наний, сколько тому заблагорассудится, но все они «проду­маны», а не «прочувствованны». Интеллектуальный «желудок» у этого типа напоминает рубец у коровы. Мудрость, пусть и пережеванная как жвачка, не проникает сквозь стенки ки­шечника и так и не доходит до тканей организма как тако­вого. Ничто не усваивается, ничто не достигает личности — все хранится в умственном рубце — в мозгу. Такая жажда знаний обманчива. Эти интеллектуалы могут проглотить все, что угодно, но они не развивают в себе индивидуального вкуса, способности высказывать собственное мнение; они всегда готовы уцепиться за тот или иной «изм» как за свою любимую пустышку (см. главу 6). Они переключаются с од­ной умственной «пустышки» на другую не потому, что уже ус­воили содержание одного «изма» и готовы к приему новой пищи для ума. Старая «пустышка» опротивела им скорее всего из-за того, что они в ней разочаровались, и они хвата­ются за очередной «изм» с иллюзорной надеждой, что новая «пустышка» окажется более приемлемой.

Ментальная пища               167

Когда они излагают свои пустые теории, аналитик должен заставить их детально объяснить, что же они на самом деле имеют в виду. Более того, он должен привести их в заме­шательство, заставив почувствовать контраст между сложно­стью их фраз и малостью вложенного в них смысла. Только в том случае, если они научатся пережевывать и пробовать на вкус каждое произносимое ими слово и в то же время почув­ствуют, как неразмельченные кусочки еды, настоящей еды, идут вниз у них по горлу, есть надежда, что они поймут или ассимилируют, что означают эти «измы».

Только те, кто перемалывает свою ментальную еду очень тщательно, так что они могут ощутить ее полную ценность, могут ассимилировать и получить пользу от сложной идеи или ситуации. Любой получит гораздо больше для своих знаний и интеллекта, прочитав одну хорошую книгу шесть раз, чем читая шесть хороших книг одновременно. Прожевы­вание можно отнести и к критике: если человек обидчив и его дентальная агрессия проецируется, любое критическое мнение переживается как нападение, то это часто заканчи­вается неспособностью выдерживать даже благосклонную критику. Когда же дентальная агрессия функционирует био­логически, человек не остерегается, критика даже привет­ствуется. Человек немного может узнать из любезной похва­лы, но из критики можно извлечь нечто конструктивное, пре­образовав даже самое неуважительное нападение в свою пользу. Критику никогда не следует ни отвергать, ни прогла­тывать, ее надо разжевывать тщательно и в любом случае принимать во внимание.

Глава 5 ИНТРОЕКЦИЯ

Те, кому я демонстрировал важность анализа инстинкта голода — структурное сходство стадии развития потребле­ния пищи и ментальной абсорбции мира — были удивлены, что Фрейд упустил из виду этот момент. В сравнении с от­крытыми Фрейдом подтекстами и сложностями сексуального подавления это представляется менее значимым. После пол­ного анализа одной группы инстинктов рано или поздно дол­жен был последовать анализ других групп инстинктов. Мате­риал, которым располагал Фрейд для построения своих тео­рий, был скуден и несовершенен (например, ассоциативная психология). Хотя я полагаю, что теория либидо устарела, я не настолько слеп, чтобы не замечать, что она явилась важней­шим шагом в развитии психопатологии, и что если бы Фрейд не сосредоточился на ней, психоанализ, может быть, так и не зародился бы.

Многие люди, рассчитывающие добиться интеграции свое­го мировоззрения путем изучения объективного и субъектив­ного мира человека, пытаются построить свою философскую систему на двух столпах: марксизме и фрейдизме. Они пыта­ются навести мосты между двумя этими системами, но упус­кают из виду, что экономические проблемы, которыми зани­мался Маркс, проистекают от инстинкта самосохранения. Не­смотря на полное осознание базовых потребностей человека в питании, одежде и жилище, Маркс не отследил до конца то, что стояло за пищевым инстинктом так, как это сделал Фрейд

Интроекция               169

с сексуальными импульсами. Сфера исследований Маркса включала в себя главным образом социальные отношения.

В коммунистической и социалистической литературе о сексуальных потребностях и проблемах — об инстинкте про­должения рода — говорилось мало по сравнению с тем, что было написано о проблеме питания: голодании, самосохра­нении или воспроизводстве рабочей силы. Фрейд сексуа-лизировал инстинкт утоления голода, а коммунизм прошел период, когда сексуальные проблемы рассматривались так, «как если бы» они принадлежали к кругу проблем, связан­ных с голодом (теория «стакана воды»), точно так же, как многие люди в нашей цивилизации говорят о сексуальном аппетите и тем самым смешивают половой инстинкт и пи­щевой инстинкт.

Психоанализ марксизма оказывает настолько же мало влияния на спорные экономические вопросы, насколько мар­ксистское обозначение психоанализа как продукта буржуаз­ного идеализма умаляет ценность фрейдовских открытий. Заявление Райха о том, что комплекс кастрации является ме­ханизмом, с помощью которого держатся в подчинении угне­таемые классы, так же произвольно, как утверждение, что в бесклассовом обществе неврозы исчезнут автоматически.

Маркс был в некотором смысле предшественником Фрейда: «Маркс обнаружил простой факт (прежде скрытый под идеологической коростой), что люди должны иметь воз­можность нормально есть, пить, иметь одежду и кров над го­ловой, прежде чем они смогут интересоваться политикой, ис­кусством, наукой, религией и тому подобными вещами. Под этим подразумевается, что уровень производства товаров первой необходимости определяет уровень жизнеобеспече­ния и вместе с тем существующую фазу развития нации или эпохи, закладывает фундамент, на котором зиждутся госу­дарственные институты, официальная точка зрения, художе­ственные и даже религиозные идеи. Имеется в виду, что последние должны быть объяснены через первые, в то вре­мя как обычно первые объявлялись проистекающими из пос­ледних» (Ф.Энгельс).

Это является общим основанием для Фрейда и Маркса: потребности человека (у Фрейда это инстинкт сохранения рода, у Маркса — инстинкт самосохранения) для них первич­ны; интеллектуальная надстройка определяется биологичес­кой структурой и потребностью в удовлетворении двух ука­занных групп инстинктов.

170                Ментальный ме та болизм

Хотя известно, что некоторые войны, например Троянс­кая война, начались по либидозным причинам, большинство их велось за охотничьи угодья и другие источники пищи; в новое время — для того, чтобы «накормить» сырьем промыш­ленность или удовлетворить ненасытную жадность ужасных завоевателей.

Отношение Фрейда к коммунизму было враждебным, по крайней мере в продолжение одного периода его жизни. В русской революции он видел прежде всего разрушение. Он питал отвращение к разрушению, что подтверждается его специфической теорией смерти, равно как и его любовью к археологии. Прошлое для Фрейда не должно оставаться в прошлом, а должно быть спасено и возвращено к жизни. Прежде всего это отвращение к разрушению проявилось в его отношении к интроекции.

Фрейд несомненно совершил ценнейшие открытия, ка­сающиеся интроекции, как, например, меланхолию, которую он понимал как безуспешную попытку уничтожения интроециро-ванного объекта любви. Однако, также как и Абрахам, он ут­верждал, что интроекция может быть нормальным процессом. Он проглядел тот факт, что интроекция означает сохранение структуры внедренных в психику объектов, в то время как организм требует их разрушения. Психоанализ рассматри­вает интроекцию как часть нормального психического мета­болизма. Я же полагаю, что эта теория, принимающая пато­логический процесс за здоровый, в корне ошибочна. Интро­екция — вдобавок к той роли, которую она играет в форми­ровании совести, меланхолии и т.д. — часть параноидного псевдометаболизма, и в любом случае противоречит потреб­ностям личности.

Возьмем в качестве примера Эго. Согласно Фрейду, в норме Эго формируется в результате ряда идентификаций. Хелен Дойч, по поразительному контрасту, считает, что приро­да идентификации Эго патологична, и даже настаивает, что идентификации могут аккумулироваться до такой степени, что подобные «как бы»-личности (которые быстро, но поверхнос­тно принимают на себя ту роль, которая соответствует ситуа­ции) не могут успешно пройти психоанализ. У меня, однако, имеются доказательства того, что «как бы»-личность доступна анализу, если подходить к этой проблеме не с позиции тео­рии либидо, а с точки зрения психической ассимиляции.

Интроекция               171

Заглатывание мира происходит в три следующие фазы: полная интроекция, частичная интроекция и ассимиляция, со­ответствующие фазам «сосунка», «кусаки» и «жевуна» (пре-дентальной, резцов и коренных зубов). В случае, изображен­ном на рис. 4—6, отношения между атакующим субъектом и атакуемым объектом просты.

 

 

 

Рис.4               Рис.5              Рис.6

На рис. 4 мы видим прямую агрессию, которая подвер­гается ретрофлексии на рис. 5 (т.е. саморазрушение). На рис. 6 агрессия проецируется: нападающий и жертва оче­видно поменялись местами; нападающий испытывает страх вместо желания нападать.

Сложности возникают тогда, когда мы начинаем прини­мать во внимание

ПОЛНУЮ ИНТРОЕКЦИЮ

У представителя предентальной группы — ведущего себя так, «как будто у него нет зубов» — интроецированная лич­ность или материал остаются нетронутыми, как чужеродное тело внутри организма. Объект проглочен. Он избежал кон­такта с агрессивными зубами, как показано на примере ев­харистии. Образ поглощен более или менее in toto.

 

 

 

Рис.7              Рис.8              Рис.9

(а) При меланхолии (рис. 7) порыв к нападению нацелен на интроецированный объект. Он ретрофлексируется, отра­жается от реальной пищи (лень пользоваться челюстными мускулами; часто встречается пониженный тонус мышц лица).

172               Ментальный ме та болизм

(b)  Если человека грызет суровая совесть (рис. 8), агрес­сия проецируется на интроецированный объект. Совесть об­рушивается на те личностные структуры, которые вызывают ее неодобрение; атаки колеблются в пределах от легких уко­лов до жесточайшего наказания. «Эго» отвечает раскаянием и чувством вины.  Немецкое слово «Gewissensbiss» (испыты­вать угрызения совести) отражает оральное происхождение совести так же, как и английское — «remorse»¹ (смертельный укус).

(c)  В случае с «как бы»-личностями (рис.9) агрессия или любовь проецируются на ту личность, которая впоследствии интроецируется. С помощью этого «как бы»-личность избе­гает страха нападения и поддерживает благожелательность окружающего   мира.   Движущие  силы,   вовлеченные   в  этот процесс, слишком сложны для того, чтобы заниматься ими в данном контексте.

В трех последних примерах «интроект» не растворяется. Результатом этого является временная или постоянная фик­сация; поскольку разрушения избегают, а ассимиляция не имеет места, ситуация остается по необходимости незавер­шенной.

частичная интроекция

Частичная интроекция относится к стадии «кусаки», и Фрейд считает ее нормальной. Здесь интроецируются лишь некоторые личностные структуры. Например, если некто го­ворит с оксфордским акцентом, а его друг ему завидует, то последний может подражать этому акценту, но не всей его речи. Судить об этом, как о здоровом развитии Эго, было бы парадоксально. Оксфордский акцент ни в коем случае не может являться выразителем истинного «я» друга. «Эго», по­строенное из содержаний, из интроекций, есть конгломерат — чужеродное тело внутри личности — также как и совесть или утраченный объект в случае меланхолии. В любом случае мы обнаруживаем в организме пациента инородный, неассими-лированный материал.

¹ Словарь дает нам следующие значения этого слова: 1) угрызение со­вести; раскаяние; 2) сожаление, жалость. Вероятно, имеется в виду ла­тинский корень «mors» («смерть»), содержащийся в данном слове {прим. перев.)

Интроекция               173

АССИМИЛЯЦИЯ

Психоанализ невнимателен к дифференциации денталь­ного периода, и вследствие этого развитие полной и час­тичной фаз интроекций не прослеживается до состояния ас­симиляции. Вместо того, чтобы обратить внимание на эту важнейшую черту, присущую всему живому (скотома), психо­аналитическая теория переключается со рта на анус. Ван Офуйсен был первым, кто увидел, что аналы-ю-садистская стадия уходит корнями в оральную агрессию, подобно тому, как Фрейд первым понял, что анус перенимает многие свои функции у рта. Однако рот не перестает ни функциониро­вать, ни развиваться с началом того, что Фрейд назвал анальной стадией. Источником агрессии не служит ни зона ануса, ни какой-то инстинкт смерти. Предполагать, что ораль­ная агрессия — лишь переходная стадия в развитии внут­реннего мира индивидуума, все равно что утверждать, что у взрослых не существует дентальной агрессии.

Любая интроекция, полная или частичная, должна пройти через мельницу перетирающих моляров, чтобы не стать или не остаться инородным телом — мешающим изолированным фактором внутри нашего организма. Я собираюсь позднее доказать, что то же самое «Эго» должно быть не конгломера­том из интроекций, но функцией, и чтобы достичь надлежаще­го функционирования личности, необходимо растворить, раз­ложить химически такое субстанциональное «Эго», реоргани­зовать и ассимилировать его энергии, так же как Райх нахо­дит лучшее применение энергиям, поддерживающим мышеч­ную броню.

Аварийные действия, типа тошноты или диаретической дефекации неиспользованных остатков пищи, не способ­ствуют развитию личности. Психоаналитический эквивалент этого, катарсис, был отставлен в сторону, как только выясни­лось, что успех катарсиса так же кратковременен, как и инт-роективное лечение гипнозом¹. Одним из моих самых труд­ных случаев было лечение пожилого мужчины, страдавшего желудочным неврозом и параноидной манией ревности. Он испытывал глубокое удовлетворение от чистосердечного признания во всем том, что с ним приключалось. Он посто-

¹ Многообещающие свойства анализа с применением наркотиков не должны обманывать нас. Он представляет из себя исключительно лече­ние симптомов и не может принести каких-либо постоянных личностных изменений.

174               Ментальный ме та болизм

янно накапливал и продуцировал всевозможный патологи­ческий материал и чувствовал громадное облегчение, когда мог просто исповедаться и высказать свою проблему. Но когда я остановил его и заставил пережевать «жвачку» вос­поминаний, он заупрямился. Излечение продвигалось вперед очень медленно и зависело от того объема агрессии, кото­рый нам удавалось высвободить и направить на пережевы­вание. Одновременно, как и следовало ожидать, уменьши­лась его глупость, которая прежде не укладывалась ни в ка­кие рамки.

Если утверждение Фрейда, что невротик страдает от воспоминаний, принимается не как объяснение невроза, а как указание на симптом, мы начинаем понимать, насколько велика (хотя и ограничена) ценность классического анали­за. Если попытаться справиться с тем непереваренным му­сором, который мы несем с собой из прошлого, со всеми незавершенными ситуациями и нерешенными проблемами, недовольствами, неоплаченными долгами и притязаниями по частям, несогласованно, то нам предстоит геркулесов труд по очистке авгиевых конюшен от непретворенных в жизнь ответных действий (мести и благодарности). Однако эта ра­бота станет намного проще, если вместо того, чтобы зани­маться каждым вопросом по отдельности, мы восстановим организмическую ассимиляцию целиком, раз и навсегда. Это окажется возможным лишь тогда, когда мы примем в расчет психический метаболизм и станем относиться к психичес­ким содержаниям так же, как к материальной пище. Нам не следует успокаиваться на переводе психического материа­ла из бессознательного в сознание, на вызывании «рвоты» находившимся в бессознательном материалом. Мы должны настаивать на его вторичном «обращении в прах» для под­готовки к ассимиляции.

Если это годится уже для частичной интроекции, то для полной интроекции или задержки дентальной агрессии это оказывается еще более приемлемым. Использование зубов для разрушения при меланхолии (и в других случаях полной интроекции) настолько заторможено, что оставшаяся без при­менения агрессия направляется на саморазрушение индиви­дуума. Контакт с любым интроецированным материалом обычно бессильно агрессивен, что проявляется в злобности, ворчании, придирках, беспокойстве, жалобах, раздражении, «негативном переносе» или враждебности. Это в точности соответствует   неиспользованному   потенциалу   разрушения

Интроекция               175

материальной пищи: это искаженное приложение t в психи­ческом метаболизме.

Меланхолия чаще всего становится фазой маниакально-депрессивного цикла. В маниакальный период несублимиро-ванная, но дентально заторможенная агрессия не ретрофлек-сируется, как при меланхолии, но посредством сильнейших вспышек направляется во всей своей прожорливости против мира. Частым симптомом циклотимии является дипсомания, которая, с одной стороны, оказывается цеплянием за «бутыл­ку», а с другой — средством саморазрушения.

В ходе лечения интроецированный материал разделяется, раскалывается и видоизменяется, становясь готовым к усво­ению, что идет на пользу развитию личности, а образующийся эмоциональный излишек может получить разрядку или при­менение. В психоаналитической терминологии: вспоминание обладает терапевтической ценностью только тогда, когда со­провождается эмоциями.

Повышенному психическому метаболизму сопутствуют повышенный уровень кислотности и кишечной деятельности, а также возбуждение, которое может обернуться тревогой при недостаточном поступлении кислорода. Пониженный уровень метаболизма характеризуется депрессией, недостаточным притоком пищеварительных соков, сухостью во рту и аспас-тическим запором.

Открытие феномена интроекции произошло сравнитель­но недавно, но фольклору он хорошо известен еще с неза­памятных времен. Сказочные персонажи имеют более-менее устоявшееся символическое значение. Фея означает добрую мать, ведьма или мачеха — злую. Лев символизирует власть, лиса — хитрость. Волк является символом жадности и инт­роекции. В истории про Красную Шапочку волк интроециру-ет бабушку, копирует ее, ведет себя так, «будто бы» он был ею, но его истинная натура вскоре разоблачается маленькой героиней.

В менее известной сказке братьев Гримм волк прогла­тывает семерых детей. Детей спасают, а вместо них дают волку камешки — действительно хороший символ для обо­значения неперевариваемости интроекта.

В обеих историях интроецированные объекты, несмотря на то, что проглочены, не ассимилируются, но остаются целы­ми и невредимыми. Или все-таки права теория либидо, и волк совершенно не был голоден, а просто влюблен в бабушку?

Глава 6

КОМПЛЕКС ПУСТЫШКИ

Вероятно, наиболее интересным из всех оральных сопро­тивлений можно считать «пустышечное» отношение. Хотя наши познания этого явления все еще ограничены, достаточ­ное количество наблюдений оправдывает их публикацию. От­крытие «комплекса пустышки» пролило свет на целый ряд не­ясностей, возникающих в ходе анализа, и я надеюсь, что как только оно будет проверено другими аналитиками, оно еще не раз сделает свой вклад в исследования, особенно касаю­щиеся вопроса фиксаций.

Для того чтобы разобраться в «пустышечном» отношении, необходимо снова вернуться к грудничку и к тем трудностям, которые возникают у него при переходе к стадии кусания. Основной род деятельности грудничка сводится к присасы­ванию, которое не является ни «прокусыванием насквозь», ни откусыванием от груди кусочка, но обеспечивает конфлюэн-цию между матерью и ребенком. Таким образом, только нача­ло процесса кормления представляет какие-либо сознатель­ные затруднения; как только младенец превратил свой рот в вакуумный насос и молоко начинает течь, от него не требует­ся никаких дальнейших усилий. Регуляция движений младен­ца осуществляется на подкорковом, подсознательном уровне, и по ходу кормления ребенок постепенно засыпает. Только через несколько недель после рождения можно наблюдать другие виды сознательной деятельности, связанные с про­цессом кормления, вроде сознательного выталкивания соска изо рта или сознательных сосательных движений.

Комплекс пустышки              177

Конфликт может возникнуть, когда у ребенка начнут ра­сти зубы. Если молока течет недостаточно, то Эго подталки­вает ребенка к мобилизации всех имеющихся в его распо­ряжении средств для достижения удовлетворения, что под­разумевает использование окрепших десен и попыток ку­сать. Любая фрустрация на этой стадии, любое отлучение от груди без немедленной замены жидкой пищи более твер­дой приведет к дентальной задержке. У ребенка появится впечатление, что попытки укусить не восстанавливают рав­новесие, а скорее наоборот — еще более нарушают его, и, следовательно, к вырабатывающему молоко объекту необ­ходим подход ни в коей мере не отличающийся от того, что был раньше. Различения на грудь, которая должна оставать­ся нетронутой, и пищу, которую надо кусать, жевать и разру­шать, не происходит.

Эта ранняя дентальная задержка ведет к развитию двух определенных черт характера: присасывающемуся отноше­нию (фиксации) с одной стороны, и «пустышечному» отноше­нию — с другой.

Люди, обладающие этими свойствами, цепляются за че­ловека или вещь и думают, что этого окажется достаточно для того, чтобы «молоко потекло» само по себе. Они могут приложить громадные усилия для того, чтобы заполучить кого-то или что-то, но как только они этого добиваются, то сразу же расслабляются. Они пытаются упрочить любые отношения на самых первых порах; поэтому у них могут быть сотни зна­комств, но ни одно из них не перерастает в настоящую друж­бу. Что касается сексуальных отношений, то в них происходит лишь завоевание партнера, а затем завоеванные отношения быстро становятся неинтересными, наступает равнодушие. Наблюдается поразительное различие в отношение к партне­ру до и после свадьбы. Пословица гласит: «Женщины могут плести сети, но не строят клеток».

В подобных случаях отношение к работе и к учебе стра­дает по тем же причинам. Они знают кое-что обо всем, но не могут добиться ничего, что требовало бы каких-то особых уси­лий. Им достается в основном рутинная, автоматическая (ме­ханическая) работа, не требующая творческой жилки. Короче говоря, их целью остается, как и у младенца, успешное приса­сывание, которое восстанавливает равновесие и избавляет от необходимости дальнейшего труда (кусания).

Но во взрослой жизни присасывающееся отношение мо­жет привести к полному успеху лишь случайно.  В больший-

178                Ментальный ме та болизм

стве случаев приходится устанавливать настоящий контакт — справляться с насущными задачами, «вгрызаться» в них, про­должать сохранять интерес и работоспособность в течение определенного промежутка времени — с тем, чтобы извлечь какую-то пользу для своей личности.

Как люди справляются с недостатками цепляющегося, присасывающегося отношения? Как им удается обойти необ­ходимость кусания? Как они могут избавиться от излишней агрессивности, которая неизбежно возникает из-за неудов­летворенности отношением (чувство обиды), без опасности (как они это чувствуют) вызвать изменения и разрушения?

Если существует фиксация на инфантильном отношении, мы можем ожидать, что способы, посредством которых оно поддерживается, в равной степени инфантильны. Фрустриро-ванный и неудовлетворенный ребенок ищет (и иногда ему даже дают) соску, что-то неразрушимое, то, что можно кусать без неприятных последствий. Пустышка позволяет разрядить определенную долю агрессивности, но кроме этого она не производит в ребенке никаких изменений; то есть не кормит его. Соска представляет собой серьезную помеху развитию личности, поскольку в действительности она не утоляет аг­рессию, а отводит ее от биологической цели, состоящей в уто­лении голода и восстановлении личностной целостности.

Все, что окажется у ребенка под руками, может служить в качестве соски: подушка, плюшевый медвежонок, кошачий хвост или собственный большой палец. В более поздние годы любой объект может быть «думмифицирован»¹, уподоблен пу­стышке, стоит лишь применить к нему «присасывание». В по­добных случаях индивидуум живет в смертельном страхе, что «пустышка» трансформируется в «реальную вещь» (исходно это грудь) и что присасывание может обернуться «первым укусом». Он боится, что объект фиксации может быть уничто­жен. Данный объект может быть человеком, принципом, науч­ной теорией или фетишем. В то время пока я пишу эту книгу, англичане испытали сильное огорчение, потому что им при­шлось от одной из таких идей отказаться. Идея линкора была неоценена. Линкор стал для них фетишем, но на практике он представляет собой лишь очень дорогую и неуклюжую без­делушку, пригодную только «для того, чтобы быть потоплен­ной», как выразился известный политик.

¹В данном случае мною был выполнен «побуквенный» перенос глагола «to dummify» («делать похожим на соску»), являющегося «изобретением» Перлза, в русский научный лексикон {прим. перев.).

Комплекс пустышки              1 79

Парламентские дискуссии часто думмифицируются (и даже мумифицируются). Вместо того, чтобы претворять в дей­ствия, идеи заговаривают до смерти и дела оказываются в тупике в результате того, что комиссия отфутболивает их в подкомиссию, а та — в другую подкомиссию. Вместо прогрес­са и интеграции наступает застой, состояние дел, в возникно­вении которого наибольшая заслуга принадлежит склоннос­ти к бесконечным разговорам, желанию сохранить все как оно есть, нетронутым. Существующая система ни при каких об­стоятельствах не должна быть разрушена; пустышка или фе­тиш должны быть сбережены.

Пустышка как объект, остающийся в целости и сохранно­сти, служит идеальным экраном для проекции стремления ин­дивидуума к целостности. Чем больше холистических функ­ций проецируется, тем больше вероятность того, что они ока­жутся потерянными для построения личности, тем сильнее бу­дет дезинтеграция и тем заметней опасность развития ши­зофрении. Однако до тех пор, пока действительность обес­печивает соску, она служит очень важной цели: не дать инди­виду соскользнуть в состояние паранойи (экстенсивное про­ецирование агрессии), занимая его пусть и непроизводитель­ной, но реальной деятельностью.

Но, как в случае обсессивного характера, все попытки сохранить вещи в исходном состоянии обречены на неуда­чу. Недостаток изменений, то есть отсутствие такого прило­жения агрессивности, которое пошло бы на пользу целост­ности личности, приводит к ее распаду, действуя таким об­разом вопреки своей собственной цели. Только с помощью возвращения деструктивного стремления обратно на пищу, равно как и на все, что служит препятствием к достижению личной целостности, восстановления в правах успешной аг­рессии, возможна реинтеграция обсессивной и даже пара­ноидальной личности.

Вряд ли найдется хоть что-то, что не могло бы послужить в качестве пустышки, пока Эго помогает избежать перемен в действительности. Возьмите для примера навязчивые мысли, которые могут преследовать пациента часами, занимая его со­знание, и не приводить ни к каким решениям или выходам (хроническое сомнение). Возьмите сексуальный фетишизм, фиксацию человека, например, на женских панталонах или ту­фельках в качестве защиты от реального полового контакта. Возьмите мечтателя, предпочитающего свои фантазии «ре­альной вещи». Далее, возьмите хотя бы тех пациентов, кото-

180                Ментальный ме та болизм

рые продолжают посещать психоаналитика год за годом и воображают, что одно их присутствие на сеансах является до­статочным доказательством намерения изменить свое отно­шение к жизни. На самом деле, они лишь меняют одну «пус­тышку» на другую, и как только аналитик затрагивает какой-либо существенный комплекс, пациент обычно ухитряется из­бежать потрясения благодаря собственной думмификации, «опустышечивания» себя.

Крайний случай такого рода представлял пациент, кото­рый всякий раз, когда ему приходилось сталкиваться с жиз­ненными затруднениями, становился совершенно одереве­невшим. Он чувствовал себя так, будто он кукла, и все его жалобы, весь его интерес был сосредоточен на своей «пус­тышке» — собственной мумифицированной личности. Другой пациент в любой затруднительной ситуации продуцировал навязчивую идею, воображая, что сквозь его тело проходят ножи, не вызывая боли или кровотечения. В своей фантазии он превращался в идеальный манекен, которому была нипо­чем любая вспышка агрессии. В иных случаях люди просто начинают ощущать сонливость или вялость всякий раз, ког­да замечают грозящую «опасность».

Классическая психоаналитическая ситуация, когда паци­ент почти не осознает присутствия аналитика, особенно под­ходит для думмификации. Здесь пациента действительно по­ощряют к тому, чтобы рассматривать ситуацию анализа не как «реальную» и аналитика не как «реального» человека; таким образом взаимоотношения между аналитиком и паци­ентом становятся целиком «нереальными», то есть чем-то та­ким, что само по себе не имеет смысла и последствий. Лю­бая эмоция или реакция интерпретируются как проявление «переноса», другими словами, как что-то не относящееся не­посредственно к данному моменту и данной ситуации. Итак, аналитическая ситуация предстает идеальной «пустышкой», которую ищут все обладатели обсессивных и параноидаль­ных характеров. Это относится и к фиксации на анализе тех пациентов, которые способны продолжать годами ходить к аналитику, не обращая внимания — или, скорее всего, имен­но поэтому — на безуспешность этого занятия.

Глава 7

ЭГО КАК ФУНКЦИЯ ОРГАНИЗМА

(а) ИДЕНТИФИКАЦИЯ / ОТВЕРЖЕНИЕ

Когда мы пытаемся применить на практике полученные ранее выводы, мы встречаем очевидное противоречие: утвер­ждение, что здоровое Эго не имеет субстанции, расходится с моим требованием, что аналитику следует иметь дело с Эго, а не с Бессознательным. Противоречие снимется, если мы по­дыщем для этого требования подходящее выражение: ана­литику следует заставить работать функцию Эго вместо того, чтобы призывать к Бессознательному.

Функция легких состоит главным образом в газо- и паро-обмене между организмом и окружающей средой. Легкие, газы и пар — вещи конкретные, но сама функция абстрактна и все же реальна. Эго, как я подчеркиваю, также является фун­кцией организма. Это не вещественная его часть, а скорее функция, которая прекращает действовать, например, во вре­мя сна или комы и для которой невозможно найти никакого физического эквивалента ни в мозгу, ни в любой другой час­ти организма.

Концепция Эго как субстанции довольно широко распрост­ранена в среде психоанализа. Приведу один пример: Штерба рассматривает лечение психоанализом как создание изоли­рованных островков Эго, которые с течением времени долж­ны будут объединиться в одно прочное и надежное целое.

182                Ментальный ме та болизм

Другой аналитик, Федерн, также утверждает субстанцио­нальность Эго. На его взгляд, Эго состоит из таинственного материала под названием «либидо». Либидо, вдобавок к тому, что может занимать образы и эрогенные зоны, питать энерги­ей различные виды деятельности и быть представителем объектных инстинктов, теперь наделяется способностью рас­ширяться и сжиматься. В то же время дуалистическая кон­цепция либидозных объектных инстинктов, противопоставлен­ных инстинктам Эго, благополучно забыта. Несмотря на тео­ретическую путаницу, в наблюдениях Федерна присутствует ценное ядро: его либидозное Эго имеет изменчивые грани­цы. Отказавшись от теории либидо, мы увидим, что идея гра­ниц Эго может существенно помочь нам в понимании его.

Два утверждения Фрейда увеличивают путаницу: (а) Эго отделяется от Бессознательного; (б) Бессознательное содер­жит в себе подавленные желания. Если желание подавляет­ся, оно должно было быть достаточно сильным для того, чтобы заявлять от имени Эго («Я» хочу...). Противоречие разрешает­ся, однако, как только мы начнем понимать, что существует два вида Бессознательного: биологическое Бессознательное (в том смысле, в каком это имел в виду философ Гартман) и психоаналитическое Бессознательное, состоящее из прежде сознательных элементов. Мы можем теперь заключить: Эго отличается от биологического Бессознательного, но из этого следует, что определенные аспекты Эго оказались подавлен­ными и сформировали психоаналитическое «Бессознатель­ное». Принадлежность последних к Эго очевидна для наблю­дателя, но не для пациента. Когда, к примеру, страдающий неврозом навязчивости человек говорит: «В глубине души у меня имеется смутное чувство, что я могу испытать импуль­сивный порыв, в результате которого с моим отцом, который мне совершенно не нравится из-за его дурных привычек, при­ключится какая-нибудь беда!», он первоначально подразуме­вает под этим: «Я хотел бы убить этого борова».

Фрейд пишет далее об Эго, что оно управляет моторной системой. Это утверждение указывает на то, что Эго не тож­дественно личности в целом. Если «Я» отдает приказания мо­торной системе, оно должно отличаться и находиться в сторо­не от нее: генерал, возглавляющий армию, является ее час­тью, но отделен от остальной армии.

Итак, если я говорю: «Я еду в город X», мое Эго пред­ставляет мою личность в целом. Приводящий в замешатель-

Эго как функция организма

183

ство ряд утверждений без какого-либо центрального поня­тия! Для того, чтобы продемонетрировать свою собственную концепцию Эго, я должен сперва увеличить это замешатель­ство, но не путем дальнейшего нагромождения теоретичес­ких положений, а путем показа еще некоторых практических аспектов Эго.

Ниже представлен ряд аспектов Эго таким образом, что­бы противопоставить каждый из них его противоположности, как мы ранее поступили с термином «актер».

Психоаналитическое разделение на Ид, Эго и Супер-Эго, или Эго-Идеал, составляющие человеческую личность, мо­жет помочь нам сориентироваться на первых порах.

Фрейд использует понятия Супер-Эго и Эго-Идеал почти синонимично; но, тем не менее, мы можем разделить их, обо­значив первое как совесть, а второе как идеалы, и описать следующим образом:

Это является	6 противоположность
функцией	субстанции
функцией контакта	конфлюэнции
построением «фигура-фон»	деперсонализации и сну
	без сновидений
неуловимым	устойчивому
активно вмешивающимся	организмической
	саморегуляции
самосознанием	осведомленности
	о другом объекте
ответственной инстанцией	Ид
само по себе пограничным	объекту со своими границами
феноменом
спонтанным	внимательному «по долгу
	службы»
слугой и исполнителем	хозяину в своем доме
воли организма
возникающим	мезодерме и эндодерме
в эктодерме
идентификацией/отвержением	чувством безразличия

184               Ментальный ме та болизм

ИД                                                        ИД

Совесть агрессивна и выражает себя главным образом в словах; агрессия направляется от совести на «Эго», напряже­ние, возникающее между совестью и Эго, переживается как чувство вины.

Идеалы по большей части существуют в виде наглядных образов; основная эмоция — любовь, она направляется от Эго к идеалу; напряжение между Эго и идеалом ощущается как неполноценность.

Ид выражает инстинкты, проявляющиеся в ощущениях; напряжение, возникающее между Эго и Ид — влечение, по­буждение, желание и т.д.

Мы можем теперь применить данную концепцию на прак­тике для разбора следующего примера: маленький мальчик чувствует желание стащить сладости. При этом, как и многие другие дети, он одержим идеалом взрослости, а взрослые большие дяди, в его представлении, не таскают сладости; по­этому он решает, что должен перебороть аппетит. Вдобавок его совесть говорит ему, что красть грешно. Переживая три чувства одновременно, его бедное Эго оказывается пойман­ным меж трех огней. Но он все же не ощущает свое Эго как субстанцию. Здоровый ребенок не думает, что «идеал навя­зывает себя мне; голод мучит меня, а моя совесть воспреща­ет мне красть сладости». Он думает иначе: «Я хочу быть взрослым; я голоден, но я не должен красть сладости».

 

Эго как функция организма               185

С объективной точки зрения его сознательное пережива­ние определяется совестью, идеалами и Ид, но вряд ли он субъективно отдает себе в этом отчет. Он достигает субъек­тивной интеграции при помощи процесса идентификации — он чувствует, что нечто является частью него или он сам явля­ется частью чего-то еще.

Таким образом, я соглашаюсь с Фрейдом в том, что Эго тесно связано с идентификацией. Однако Фрейд не обраща­ет внимания на фундаментальное различие между здоровым и патологическим Эго. У здоровой личности идентификация есть функция Эго, тогда как патологическое «Эго» построено на основе интроекций (субстанциональных идентификаций), которые определяют и ограничивают диапазон чувств и по­ступков личности. Супер-Эго и Эго-идеал неизменно содер­жат в себе определенное количество устойчивых идентифи­каций, но частично бессознательных. Если идентификации Эго оказываются постоянными вместо того, чтобы действо­вать в соответствие с требованиями меняющейся ситуации и исчезать с восстановлением организмического баланса, Эго становится патологическим¹.

Проблема возникает и с самим термином «идентифика­ция», имеющим различные значения, например, копировать кого-либо, быть на чьей-либо стороне, заключать, что две вещи суть одно и то же, испытывать симпатию или проявлять пони­мание. Различные аспекты одного и того же слова ответ­ственны за появление в психоанализе двух противостоящих теорий: Федерна и Фрейда.

Мнение Фрейда о том, что любое Эго строится из иден­тификаций или интроекций (в смысле подражания кому-то, поведения «как будто бы» это кто-то другой), можно отнести только к тому типу людей, у которых образовался своего рода Эго-конгломерат — фиксированный взгляд на жизнь, или ригидный, или искусственный характер. В случае ригид­ного характера мы видим, что действие функций Эго почти полностью приостановлено, поскольку личность ограничила себя привычками и поведение ее стало автоматическим. Фрейд  осознавал  этот факт  и   говорил, что  анализ  только

¹Одно сравнение способно по крайней мере дать намек на это разли­чие. В функцию почек входит выведение солей. Соли просто проходят через мочеполовую систему. При некоторых патологических условиях соли осаждаются и образуют твердое инородное тело внутри организма, кото­рое препятствует благополучной жизнедеятельное™ и, как водится, функ­ционированию самих почек.

186

Ментальный метаболизм

тогда может быть успешен, когда характер еще не окаме­нел. Полная идентификация (например, с условностями) вы­зовет внутри такого рода личности сильнейшие конфликты, как только Эго придется действовать в согласии и по указ­ке инстинкта (и идентифицировать себя с ним), которого Эго не одобряет в соответствие со своими принципами. Может случиться, человек будет умирать от голода, но присвоить кусок хлеба будет казаться ему таким ужасным преступле­нием, что Эго оттолкнет его от осуществления своего жела­ния. Он скорее умрет, нежели подвергнет себя риску по­пасть на пару дней в тюрьму.

В деле воспитания такая строгая мораль может привес­ти к серьезным недоразумениям. Когда недостаток углево­дов побуждает ребенка таскать сладости отовсюду, где бы они ни лежали, родители (проецируя свои добропорядочные взгляды на ребенка) могут быть очень обеспокоены тем, ка­кого бандита они произвели на свет.

(б) ГРАНИЦА

Поскольку термин «идентификация» стал синонимом инт-роекции, Федерн (возможно понимая, что интроекция не един­ственная форма идентификации) разработал концепцию Эго и его границ. Его теория сильно продвигает нас вперед в понимании некоторых функций Эго, если мы проигнорируем некоторые ошибочные моменты.

Для демонстрации диалектики границ Эго нам может по­служить пример физического явления:

 

Эго как функция организма               187

Две металлические пластины, А и Б, разделены изолирую­щей прослойкой. Если одна пластина конденсатора заряже­на положительно, то на другой соберутся отрицательные за­ряды; но при непосредственном контакте положительные и отрицательные заряды нейтрализуют друг друга (рис. 10). Границы Эго ведут себя точно таким же образом. Необходи­мо лишь заменить + и - на Ч[ и ф, которые обозначаются в психоаналитической терминологии как либидо и враждеб­ность (рис.11)¹.

Федерн предполагает, что Эго является либидинозной субстанцией с постоянно изменяющимися границами. Под этим подразумевается, что мы идентифицируем себя со всем, что кажется нам знакомым или принадлежащим нам. Наше Эго, по Федерну, способно сужать свои границы до размеров личности или расширять их за ее пределы.

При неврозе навязчивых идей функции Эго оказывают­ся особенно ограниченными: желание смерти, как выше упо­миналось, отрицается; оно не признается принадлежащим «Я». Человек с обсессивным характером отказывается при­нимать на себя ответственность или идентифицировать себя с подобными мыслями — ответственность и вина сливают­ся у него воедино. Всякие запреты и подавления сужают границы Эго.

Мы расширяем границы нашего Эго, когда идентифици­руем себя со своей семьей, своей школой (традиции школь­ного коллективизма), своей футбольной командой, своей страной. Мать способна защищать своего ребенка так, «как будто» она сражается за себя самое; если к футбольной ко­манде отнеслись несправедливо, любой из ее членов спосо­бен отомстить, «как будто» оскорбили его лично.

Во всех этих случаях объект идентификации остается вне личности. Он не интроецируется и идентификация оказыва­ется воображаемой («как если бы», «как будто»). Никто не на­падал на мать, никто лично не оскорблял игрока команды.

Господин X видит дом и говорит: «Я вижу дом». Он не говорит: «Зрительная система в организме господина X ви­дит дом». Он идентифицирует себя с этой своей системой. В следующее мгновение дом может отступить на задний план сознания, и он обнаружит, что его внимание сосредото-

¹ Фотографии электронов показывают, что (+) электроны имеют ч, а (-) электроны — ф природу.

188                Ментальный ме та болизм

чилось на каких-то голосах. Он может сказать: «Я слышу го­лоса» или иначе: «Я слышу голоса», тем самым делая упор на противопоставлении себя другим людям, которые могли не слышать ни звука.

Теперь давайте предположим, что он слышал голоса, но рядом никого не было. Если он идентифицирует себя с тем, что ему все это почудилось, и говорит: «Мне почудилось, что я слышал голоса», его Эго работает правильно; но если он идентифицирует себя с содержанием своей галлюцинации, не понимая того, что это было воображаемой, «псевдо»-иден-тификацией, он ведет себя так, «будто бы» на самом деле слы­шал чьи-то голоса.

Сама по себе «псевдо»-идентификация не патологич­на; под эту категорию подпадает лишь принятие вообража­емой идентификации за настоящую. Иногда воображаемые идентификации до такой степени накапливаются, что при­ходится говорить о «псевдо»-характере (Х.Дойч). «Псевдо»-идентификации встречаются в случае интроекции (ребенок, играющий в дочки-матери), равно как и при расширении границ Эго.

Соответствующее «псевдо»-отчувдение присутствует в подавлении, проекции и подобном же сужении границ Эго. Хотя пациент утверждает, что такие-то и такие-то мысли — не его мысли, фактически они принадлежат его личности: отчуж­дение путем подавления и проецирования, в итоге, никогда не бывает успешным. Психоанализ признает этот факт, называя его «возвращением подавленного».

В функции идентификации/отвержения мы снова можем наблюдать действие холизма. Мы видим образование целос-тностей: единство матери и ребенка, объединение группы лю­дей в клуб; чем сильнее его члены будут идентифицировать себя с клубом, тем прочнее окажется его структура, порою даже вплоть до окостенения. Сужение границ также происхо­дит с целью сохранить целое. Те части личности, которые оче­видно представляют опасность для принятого целого, прино­сятся в жертву. («Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя».) Подобной же идеей руковод­ствуются устроители политических чисток.

Теория Федерна обнаруживает в себе определенную ошибочность и односторонность. Ошибка состоит в том, что он рассматривает Эго в качестве субстанции, обладающей границами, в то время как, по моему мнению, Эго как таковое

Эго как функция организма               189

состоит исключительно из пограничья, из зон контакта. Толь­ко там и тогда, когда «Я» сталкивается с чем-то «чуждым», Эго приходит в действие, вступает в игру, определяя границу между «областями» личного и безличного. Односторонность Федерна проявляется в том, что он обращает внимание лишь на интеграционную энергию либидо, упуская из виду одно­временное появление ф.

Игроки футбольной команды стремятся слиться в единое целое (Ч[). Члены одного клана более привязаны друг к другу (Ч[), нежели члены другого клана. Идеологии объединяют тех, кто в них верит (<fl). В смутное время, когда существует угроза национальной безопасности, сплоченность граждан имеет первостепенное значение для обороны.

Здоровый холизм предполагает взаимную идентифика­цию. Команда, не отождествляющая себя со своими члена­ми — не защищающая их интересы и вознаграждающая их за преданность — обречена на распад; t, которое накапли­вается в коллективе и находится за его пределами, обра­щается  на индивидуумов.

Федерн не рассматривает границу Эго снаружи, оттуда, где скапливается ф. Точно так же, как накопление положи­тельных зарядов на одной пластине конденсатора сопровож­дается аккумуляцией противоположно заряженных частиц на другой пластине, интеграционные энергии в пределах границ Эго снаружи дополняются враждебностью.

Когда бы ни встретились два целостных образования, их держит вместе и отделяет друг от друга более или менее явная враждебность. Две футбольные команды выказывают это в мягкой форме в соперничестве между собою в общем и в матчах, в частности. Между школами существуют сорев­нования, между народами — войны. Семья Смитов задирает нос перед семьей Браунов, которая, в свою очередь, прези­рает членов семьи Смитов. Монтекки и Капулетти дают при­мер враждебно настроенных кланов; но Ромео и Джульетта прорываются сквозь эти границы, их желание быть вместе гораздо сильнее семейных уз.

Чем более враждебен внешний мир, тем сильнее оказы­вается интегративная функция у индивидуумов и групп. В момент опасности организм мобилизует все имеющиеся в его распоряжении способности; всякий раз, когда страна подвер­гается нападению извне, внешняя агрессия способна приве­сти к сплочению сограждан. Мать, которая только что злилась

190                Ментальный ме та болизм

на ребенка, в следующее мгновение бросится защищать его от постороннего обидчика.

Любовь представляет собой идентификацию с объектом («мой/моя»); ненависть — его отвержение («прочь от меня!»). Желание быть любимым проявляется в стремлении к тому, что­бы объект идентифицировал себя с желаниями и запросами субъекта. Сильная взаимная любовь описывается в выраже­ниях вроде «едины душой и телом» и т.д. При половом сно­шении взаимная идентификация — непременное условие; «муж и жена — едина плоть», говорится в Библии.

Границей между двумя фермами служит забор. Забор указывает на контакт между фермами, но в то же время и изолирует их друг от друга. Во времена кочевников границ не существовало — было свободное перетечение, конфлюэнция. С частной собственностью пришло разделение земли, между соседями создавались дружеские и враждебные отношения. Если сегодня объединить фермеров в коллективы, конфлю­энция будет восстановлена, но границы между коллективны­ми хозяйствами (ср. с социалистическим соревнованием в России) останутся. Конфлюэнция также будет иметь место в том случае, если некий фермер «возжелает» ферму соседа и присвоит ее себе.

Изоляция подчеркивает разделение, тогда как контакт делает упор на подход, целью которого будет снятие изоля­ции либо путем устранения враждебности и замены Я и Ты на Мы, либо путем превращения всей совокупности в «мое» или — вследствие отречения от объекта — «твое».

Является ли <fl создателем ф, или же происходит обрат­ное? Оба предположения неверны. Между этими двумя функциями не существует каузальной связи. Когда бы и где бы ни образовывалась граница, ей присущи как функция контакта, так и функция изоляции. Обычно нет ни контакта, ни изоляции, поскольку отсутствует граница, вместо которой наблюдается конфлюэнция. Процессу конфлюэнции препят­ствуют 1 и 4;, либидо и агрессия, дружба и враждебность, чувство знакомого и незнакомого и вообще все, что было выбрано в качестве объекта оттягивания энергии на созда­ние границы.

Хорошим примером одновременного действия ЯТ и ф мо­жет служить замешательство. Здесь одновременно проявля­ются тенденции к установлению контакта (эксгибиция, «по­каз» себя) и к тому, чтобы спрятаться. Его предварительная

Эго как функция организма               191

стадия — смущение. Застенчивому ребенку открыты обе возможности: и возникновение привязанности, и отделение. Застенчивость, таким образом, есть нормальная фаза детс­кого развития; но панибратство с каждым встречным-попе­речным или уклонение от любого контакта, если они высту­пают в качестве постоянного отношения, а не адекватного ответа, становятся нездоровыми крайностями.

В результате исключительного идентифицирования себя с требованиями среды, интроекции идеологии и черт харак­тера Эго утрачивает свою эластичную силу идентификации. На самом деле оно начинает функционировать практически только в роли исполнителя требований конгломерата прин­ципов и фиксированных схем поведения. Супер-Эго и харак­тер прочно заняли свое место, подобно тому как в наше вре­мя изготовленные машинным способом предметы заместили единичные изделия, выполненные вручную.

Глава 8

РАСКОЛ ЛИЧНОСТИ

Существует хорошо известная пословица, гласящая, что метла крепче того же количества отдельных хворостин. Не подтверждает ли эта пословица простой научный факт? Ко­нечно, нет. Пословицы содержат в себе мораль. В этой име­ется в виду, что, соединив несколько прутьев вместе, мы по­вышаем их способность к сопротивлению и делаем их куда лучше приспособленными для нападения! Или же наоборот: если вам нужна крепкая палка, некоторое количество связан­ных вместе палок потоньше вполне ее заменит!

Инегративная функция такого рода — еще один аспект Эго. Эго действует в роли, так сказать, администратора, свя­зывая вместе действия всего организма с его первоочеред­ными потребностями; можно сказать, что оно призывает те функции целого организма, которые служат для удовлетворе­ния наиболее животрепещущей потребности. Как только организм идентифицировал себя с этой потребностью, он на­чинает всеми силами добиваться ее удовлетворения, прояв­ляя враждебность по отношению ко всему, что этому мешает.

Человек сначала утверждает: «Я голоден», а потом — «Я не голоден». С логической точки зрения здесь имеется про­тиворечие, но лишь до тех пор, пока мы рассматриваем этого человека как объект, а не как пространственно-временное событие. Между двумя этими заявлениями он успел что-то поесть. Поэтому оба раза он сказал правду. Более сложная ситуация получается,  если поместить голодного человека в

Раскол личности              193

герметично закрытый ящик. Тот, кто просто говорил: «Я го­лоден», теперь чувствует: «Я задыхаюсь», а даже не «Я голо­ден и задыхаюсь». С позиции выживания дыхание важнее, чем еда.

Как происходит, что мы не воспринимаем несовмести­мость такого рода противоречивых утверждений? Идентифи­кация (а то, что говорится об идентификации во всяком слу­чае применимо и к отвержению, постольку поскольку обе они являются взаимодополняющими друг друга контрфункциями) следует за образованием «фигуры-на-фоне». Функция здо­рового Эго реагирует на субъективную реальность и на по­требности организма. Если, скажем, организм испытывает голод, пища становится «гештальтом»; Эго идентифицирует себя с голодом («Я голоден») и откликается на гештальт («Я хочу съесть это»).

В случае с человеком, который скорее умрет, нежели ук­радет кусок хлеба, Эго отвергает возможность взятия пищи. Однако без образования «фигуры-на-фоне» он не смог бы ни увидеть, ни вообразить себе этот кусок хлеба — отчуждение Эго от порыва к взятию хлеба и идентификация его с зако­ном были бы невозможны.

Если бы функции Эго были идентичны «фигуре-на-фоне», они оказались бы излишни, но их участие абсолютно необхо­димо в административной задаче направления всех свобод­ных энергий на удовлетворение той потребности организма, которая является в данный момент «фигурой». Этот факт на­водит нас на следующую бифункциональную проблему — проблему хозяина и слуги. Замечание Фрейда «Мы не хозяе­ва в собственном доме» годится лишь тогда, когда Эго полу­чает приказы от инстинктов относительно биологической сфе­ры, а относительно социальной сферы — от совести и окру­жения. Однако Эго не просто слуга инстинктов и идеологий; оно также и посредник со множеством обязанностей. (Пере­кладывание ответственности на обстоятельства не способ­ствует развитию Эго.)

Желание справиться с собой возникает в результате не­достаточного сотрудничества между функцией Эго и орга­низмом. Если кто-нибудь, например, решает, что дефекация — это помеха и неудобство и что его кишечник обязан во всем беспрекословно его слушаться, то такое барское отношение будет злоупотреблять функцией Эго. Функции Эго призваны обеспечивать адекватное удовлетворение потребности в де­фекации с минимумом затраченной энергии и оптимальным

194                                               Ментальный ме та болизм

уровнем задействованное™ организма. Диктаторское, запу­гивающее, контролирующее Эго (которое, точнее говоря, оз­начает идентификацию функций Эго с запугивающей совес­тью) далеко от того, чтобы взять на себя ответственность за организм и перекладывает ее (по большей части в качестве наказания) на Ид или «тело», как будто оно есть что-то не принадлежащее «Я».

Понятие «Ид» возможно лишь в качестве контрапункта к понятию «Супер-Эго». Таким образом, оно является искусст­венной, небиологической конструкцией, созданной функцией отторжения Эго. Между принимаемой и отвергаемой частями личности образуется граница, раскол личности усиливается.

Другими словами, принимая Эго за субстанцию, нам при­ходится признать его некомпетентность. Мы должны смирить­ся с зависимостью Эго от требований инстинктов, совести и окружения и полностью согласиться с нелестной фрейдовс­кой оценкой власти Эго. Как только, однако, мы осознаем спо­собность Эго к идентификации, нам придется признаться себе в том, что наш сознательный разум обладает возможностью чрезвычайной важности — возможностью идентифицировать­ся со всем тем, что он считает «правильным».

В функции идентификации/отвержения обнаруживаются зачатки «свободной воли». Этой функцией часто злоупотреб­ляют, не умаляя, однако, того факта, что в ней мы сталкиваем­ся с принципом сознательного контроля над человеческим «Я». Общество должно определять, какие из идентификаций индивидуума окажутся желательными для нормальной рабо­ты его холистической функции без нарушения процесса ин­дивидуального развития, душевного и телесного здоровья. Хотя эта программа и выглядит простой, она выпадает из поля зрения человечества на данном этапе развития нашей циви­лизации. В настоящее время индивиду не остается ничего другого, как избегать множества идентификаций, которые на­верняка приведут к ослаблению целостности личности — что должно выражаться во внутренних конфликтах, расколах лич­ности и всевозрастающем чувстве несчастности. Эти раско­лы, конфликты и несчастье отдельного индивида отражают на уровне микрокосма нынешнюю ситуацию во всем мире.

Шум недовольных в городе поднялся; Всех разом слышно, всяк советовать горазд. Одни — за мир, другим война милее; Врагов изгнать, друзей приветить тщатся...

Вергилий

Раскол личности              195

Интуитивное знание функций 4J и ф, формирующих грани­цы, — огромное преимущество Гитлера. Его агрессия не на­ходит себе дентального выхода (плохие зубы — кушаю кашу) и проявляется в основном в криках и воплях. Когда он не получает того, что хочет, он становится раздражительным, сперва хнычет, затем кричит и вопит во все горло до тех пор, пока все окружающие не начинают паниковать и делать все, чтобы угомонить плаксу (нехорошо обижать невинного ре­бенка, а Гитлер всегда изображал из себя невинность). За­тем, он понимает, что чем больше последователей ему удас­тся привлечь, тем большая агрессия может быть использо­вана; чем сильнее агрессия, приложенная им, тем крепче ста­новятся внутригрупповые связи. Он находит объединяющий символ в свастике¹, лозунге «Один народ, одна страна, один вождь» как идеологической формуле, привлекавшей многие классы немецкого общества. В конце концов он предос­тавляет эмоциональную пищу для германского тщеславия: идею «расы господ».

Наряду с применением <fl Гитлер занимался изучени­ем действия ф. Понимая важность целостностей и того, что сила — в единстве, он намеревается уничтожить каждую мощную враждебную организацию, будь то промышленный совет, профсоюз или Церковь. Он раскалывает скорлупу и отбрасывает прочь не могущий быть переваренным матери­ал, проглатывает членов распущенных организаций и асси­милирует их капиталы. «Одну за другой» он устраняет сна­чала внутригосударственные, а затем внегосударственные организации и сами государства. Он применяет оральную технику также и в стратегии. Он вгрызается в стан враж­дебных армий резцами массированных бомбардировок и растирает их в порошок молярами своих танков. Если рез­цы, передовые отряды, притупились, если моляры бомбарди­ровок действуют недостаточно успешно для того, чтобы пе­ремолоть врага в кашу, тогда он пропал. Все, что он спосо­бен предпринять — это вцепиться зубами, не давая проходу.

Существенная задача его метода состоит в раскалыва­нии целого — например, нации — при помощи пятой колон­ны. Идея заключается в том, чтобы, с одной стороны, объе­динить всех членов пятой колонны в единый крепкий кулак, подогревая их общее недовольство и ненависть, делая упор

¹В оригинале «gallows-cross» — «крест висельника» {прим. перев.).

196                                               Ментальный ме та болизм

на внутригрупповых отношениях между ними и выставляя себя единственным спасителем. С другой стороны, он по­буждает их учиться разрушать, что, в свою очередь, усилива­ет сплоченность пятой колонны. Чем больше орального не­доразвития (например, недостаток умения рассуждать само­му или зависимость от церкви и государства) он находит, тем проще оказывается найти подходящих людей, которые бы в него «верили».

Преимущество Гитлера состоит единственно в созна­тельной эксплуатации феномена границ Эго. Границы, конеч­но же, образуются повсеместно и варьируют от трещины, ко­торая, особенно во время избирательной кампании, раскалы­вает американское общество, до личностей с расщеплен­ным сознанием.

Если футбольная команда не направляет свою агрессию в соревновательное русло, а других привлекательных сторон для объединения ее членов не имеется, команда либо раз­валится, либо, на худой конец, распадется на части. Люди с определенным взаимным сходством стянутся вместе и об­разуют клики. Они начнут мучить друг друга, спорить по ме­лочам, и в итоге, если не представится возможности восста­новить общность за пределами границы, они передерутся. Результатом окажется раскол или даже разобщение.

В случае разобщения враждебность исчезнет, но лишь при том условии, что прекратятся всякие контакты. Границы с их Tf/ф-функциями возникают только там, где еще сохра­нился хоть какой-то контакт.

Когда имеется раскол и контакт одновременно, всегда бу­дет задействована одна из функций границы: либо в виде неприкрытой или тайной враждебности, либо в качестве по­давленного стремления к воссоединению посредством иден­тификации, как скрытое дружелюбие или любовь. Зона кон­такта в данных случаях совпадает с зоной конфликта. «Для ссоры необходимы двое».

Раскол между индивидом и обществом представлен слу­чаем помещенного в тюрьму преступника, чья изоляция обре­ла материализованную форму тюремной решетки. Друже­ственное отношение с каждой стороны (помилование и рас­каяние соответственно) может устранить разобщение и вос­становить контакт. Но феномен контакта не перманентен; он основывается на переживании воссоединения и будет заме-

Раскол личности              197

нен конфлюэнцией, как только бывший «преступник» снова окажется признанным членом общества.

В случае преступника раскол освящен обществом, но и отдельный индивид способен к редуцированию такого рода расколов. Жажда одиночества устанавливает границу в ка­честве переходной фазы, тогда как мизантропия или гене­рализованная идея преследования ведут к более устойчи­вой изоляции. Политическое убеждение, отличное от мнения большинства, способно создать новую партию; новая вера создаст новую секту.

С тем чтобы избежать конфликтов, остаться в среде об­щества или другого целостного образования, индивид оттор­гает те части своей личности, которые способны привести к конфликтам с окружением. Уклонение от внешних конфлик­тов приводит, однако, к образованию внутренних. Недаром психоанализ снова и снова подчеркивает этот факт.

Ребенку ужасно хочется иметь определенную игрушку. Он не получает ее, но знает, что ее можно купить за деньги, лежащие в папином кармане. Он знает, что если он возьмет эти деньги, то это повлечет за собой серьезный конфликт с отцом, который говорит, что красть грешно и что за это нака­зывают. Идентифицировав себя с авторитетным высказыва­нием отца, он должен отвергнуть, подавить свое желание. Ему придется уничтожить его либо с помощью изъявления покорности и плача, либо отбрасыванием его за пределы Эго, подавляя или проецируя его. Подавление достигается посредством ретрофлексирования агрессии, которая была первоначально направлена против фрустрирующего отца, а теперь направляется против своего собственного желания. Проекция с помощью другого и более сложного процесса восстанавливает гармонию между ним и отцом, однако за счет разрушения гармонии внутри себя самого.

Целостность требует внутреннего спокойствия. Внутрен­ний конфликт противоречит самой сущности холизма. Фрейд однажды сказал, что внутриличностныи конфликт напоминает ссору двух слуг, спорящих весь день напролет: сколько каж­дому из них следует работать? Если раскол существует внут­ри личности (например, между совестью и инстинктами), Эго может либо оказаться враждебным по отношению к инстинк­там и одобрять совесть (торможение), либо наоборот (вызы­вающее поведение).

На примере убийства показано, как одно и то же дей­ствие  может  вызывать  различные  реакции,   оценки  и даже

198                                                Ментальный ме та болизм

конфликты и как разнообразные реакции зависят от вида идентификации.

(1) Некто застрелил своего соседа. Общество или тот, кто его представляет, государственный обвинитель, который идентифицирует себя с жертвой, называет это убийством и требует наказания. (2) Некто застрелил своего противника на войне. Общество идентифицирует себя с солдатом, жертва на этот раз оказывается за границами идентификации. Сол­дат может быть представлен к награде. (3) То же самое, что и (1), но здесь судья, узнав, что наш «убийца» был глубоко ос­корблен соседом, может начать симпатизировать обвиняемо­му. Вследствие идентификации с убийцей и убитым одно­временно судья оказывается в ситуации конфликта вокруг вины обвиняемого. (4) То же, что и (2), но Супер-Эго солдата придерживается догмы о том, что убийство — это основной грех. В результате идентификации он также будет находить­ся в ситуации конфликта с требованиями своей страны и своей совести.

В (3) судья говорит: «Я осуждаю вас» и «Я не осуждаю вас». В (4) солдат чувствует: «Я должен убить» и «Я не дол­жен убивать». Такого рода двойные идентификации непере­носимы для организма. Требуется принять решение. От од­ной из идентификаций следует отказаться. По сути, лишь че­рез понимание возможности отказа от идентификаций как от нежелательных и опасных и их отторжения мы можем ухва­тить верное значение Эго и его развития в качестве цензора или селекционера.

Идентификация с потребностями организма исходно не требует затраты усилий, а отвержение требует. Чем теснее связано желание с организмическими нуждами, тем тяжелее проходит отвержение, когда этого требует социальная обста­новка. Большинство из нас почувствовало, как трудно быва­ет отогнать от себя нездоровое любопытство, возникающее при рассматривании уродов. Несмотря на все попытки отве­сти взгляд, снова и снова обнаруживаешь, что смотришь туда, куда не надо. Если почти невозможно уже отказаться от та­кого нездорового любопытства или неприятной привычки вроде тика или заикания, насколько труднее окажется про­цесс отвержения действительно мощного импульса. «Прекра­тишь ли ты, если я дам тебе конфетку?»

Ранее я упоминал, что в функции идентификации заклю­чено ядро «свободной воли», которая возникает в действи­тельности,   как только  в результате процесса переобуслов-

Раскол личности              199

ливания мы заменяем «хорошее» и «плохое» на «идентифи­кацию» и «отчуждение» соответственно. Идентифицировав себя с определенными методами, мы называем их «правиль­ными» и отторгаем другие, называя их «неправильными». Данное «чувство» правильности и неправильности зачастую обманчиво, поскольку знакомое и привычное воспринимает­ся как правильное, а странное и непривычное — как непра­вильное. Ф.М.Александер провел блестящее исследование тех трудностей, с которыми сталкиваешься в процессе пе­рестройки.

Подобное принятие знакомого отношения за «правиль­ное» ежедневно встречается при анализе. Многие аналитики рассматривают это как недостаточное проникновение паци­ента в суть своей болезни. Такой упрек совершенно необос­нован. Биологически верное отношение может подвергнуть­ся отчуждению до такой степени, что пациент окажется более неспособен увидеть в нем нечто природное. Его сопротивле­ние есть идентификация с определенными идеологическими требованиями, которые он воспринимает не как подвержен­ную изменениям идентификацию, а как непреложно «правиль­ные» взгляды.

Анализ симптома может высветить значение отказа и по­казать, как необходима мобилизация функций Эго для вос­становления здорового функционирования личности в целом. Миссис А. страдает от головной боли после того как подруга оскорбила ее. Она не сознает, что головную боль создает себе сама, и не желает принимать за это ответственность; она скорее станет сваливать вину на свой организм, склон­ность к головным болям или на невнимательную подругу. Психоанализ также освобождает ее от ответственности, на­ходя причину в преобразованной энергии либидо. Если бы она приняла больше ответственности за головную боль (и меньше аспирина) и знала бы точно, что сама виновата в ее возникновении, она могла бы решить больше не допускать подобной ситуации.

Она говорит, что после того, как подруга оскорбила ее, ей хотелось плакать, но она не проронила ни единой сле­зинки. Похоже, что плач преобразовался в головную боль. Но поскольку я не могу представить себе, каким образом по­давленное либидо могло превратиться в головную боль, то я не могу принять такого превращения. Всякий трюк фокусни­ка может получить рациональное объяснение. Идентифици­ровав себя с достоинством и гордостью, она оказалась не-

200                                               Ментальный метаболизм

способна идентифицировать себя с биологической потреб­ностью искать облегчения в плаче, поэтому она напрягла мышцы глаз и горла, чтобы остановить слезы. Сильное мы­шечное напряжение приводит к боли; сжатие черепных мус­кулов чревато головной болью. Любой может убедиться в таком «продуцировании боли», изо всей силы сжав кулак.

Вернемся к пациенту: без растворения Эго-конгломера-ции (в данном случае, постоянных сокращений мышц) она не сможет поддаться порыву поплакать и овладеть адекватны­ми функциями Эго, т.е. идентификациями с актуальными по­требностями. Ее головная боль сигнализирует о незавер­шенной ситуации; она не в состоянии завершить это, изба­виться от чувства обиды, поскольку совершенно не распо­ложена вести себя свободно.

В этом ей содействует ее сенсомоторная система.

Глава 9

СЕНСОМОТОРНЫЕ СОПРОТИВЛЕНИЯ

Когда аналитик указывает пациенту на то, что с его сто­роны имеется сопротивление или что он находится в состо­янии сопротивления, пациент часто чувствует себя винова­тым, «как будто» ему не следовало бы обладать такими не­приемлемыми свойствами. Психоанализ справедливо сосре­дотачивается на сопротивлениях, но зачастую с мыслью о том, что они представляют нечто нежелательное — с чем можно разделаться и что должно быть непременно уничто­жено для формирования здорового характера. Действитель­ность выглядит несколько иначе. Сопротивления уничтожить невозможно; и, в любом случае, они — не зло, а скорее энер­гии, представляющие ценность для нашей личности, вредо­носные только тогда, когда получают неверное приложение. Мы не сможем должным образом относиться к своим паци­ентам до тех пор, пока не поймем диалектику сопротивле­ний. Диалектическая противоположность сопротивлению — содействие. Крепость, оказывающая сопротивление агрессо­ру, в то же самое время содействует достижению целей за­щитника. В данной книге мы можем придерживаться терми­на «сопротивление», поскольку являемся, по существу, вра­гами невроза. В книге об этике мы предпочли бы термин «содействие» для обозначения тех механизмов, которые по­могают нам в подавлении «осужденных» черт характера. Не­обходимо, однако, иметь в виду, что без признания того, что пациент воспринимает свои сопротивления как своих по­мощников, мы не сможем успешно иметь с ним дело.

202                Ментальный метаболизм

Ригидность энергий сопротивления представляет главное затруднение. Если тормоз в машине или водопроводный кран заклинило, нормальная работа автомобиля или водоснабже­ние оказываются невозможны. В ситуации анализа стоит за­дача восстановления гибкости подобных ригидных сопротив­лений. Это не значит, что исчезло внутреннее сопротивление и возник негативный перенос. Скорее происходит то, что вдо­бавок к границе Эго, лежащей между внушающим тревогу внутренним желанием и сознательной личностью, появляется еще одна граница: между пациентом и аналитиком. Аналитик воспринимается как союзник запретного порыва и соответ­ственно отторгается. Цензор, полный недоверия и враждеб­ности, настороже по отношению к нарушителю, следит, как бы не произошла идентификация со «странными» идеями анали­тика. Организм идентифицирует себя с этой враждебностью и сопротивляется или даже нападает на аналитика.

Образование «фигуры-на-фоне» обладает одним серьез­ным недостатком. Организм способен сосредотачиваться лишь на одном объекте в один момент. Тем самым достига­ется максимум действия на одном участке, но ценой миними­зации внимания, уделяемого всему остальному. Всякая не­предвиденная атака, таким образом, представляет опасность. Неожиданное, внезапное нападение наносит такой же вред отдельному индивиду, как и целой армии или нации. Также как оборонительные сооружения и постоянные укрепления возмещают недостаток в живой силе, в организме индивида имеются кожа и панцирь на физиологическом, поведенческом и характерологическом уровнях. Но, как упоминалось ранее, эти границы не могут быть герметично изолированы. Какой-то контакт с окружающим миром должен оставаться. Замок может иметь пути коммуникации, вроде дверей, предназна­ченных для получения пищи и отправки сообщений. Большой пролом в стене, в противоположность двери, может служить для прямого сообщения, конфлюэнции. Если, скажем, слома­лась ограда на ферме, скот может убежать, «перетечь» сквозь брешь во внешний мир, и фермеру придется отказаться от механической защиты в виде ограды в пользу живого защит­ника, пастушонка или собаки. Последние, впрочем, могут зас­нуть, и выход окажется без охраны; конфлюэнция, таким об­разом, будет восстановлена.

Именно такими путями сообщения являются отверстия в теле. Они требуют определенного сознательного ухода (функции Эго); иначе они могут стать зонами конфлюэнции.

Сенсомоторные сопротивления                 203

Пользуясь сравнением с замком, патологическое сопротив­ление можно уподобить запертой двери, ключ от которой по­терян, а полное отсутствие сопротивлений — дырам в стенах, образовавшимся в результате совершенного удаления две­рей. Импульсивный, безответственный характер, наблюдае­мый в случаях «преступности несовершеннолетних», ясно по­казывает отсутствие необходимых сопротивлений, тормозов, которые следует применять для того, чтобы предохранить себя от возмездия общества. Мы подвергнем себя огромному риску, если будем руководствоваться при анализе сопротив­лений предположением о том, что их быть не должно. Часто происходит так, что сопротивления не принимаются всецело, но подавляются и подвергаются сверхкомпенсации — сму­щение компенсируется показным молодечеством, стыд — бесстыдством, отвращение — неразборчивой жадностью. Что касается преступности несовершеннолетних, то подавление сопротивлений часто проявляется в виде вызывающего по­ведения и «героического» выставления себя похожим на иде­ал «крутого парня». Простая ликвидация энергий сопротив­ления влечет за собой еще одну опасность. Многие люди едва ли развили в себе другие функции Эго кроме функции сопротивления, будь то по своим собственным импульсам или по запросам общества. Они нацелены на создание сильного Эго, характера, исполненного «силы воли». Действенная, ра­циональная личность означает для них «сильный» характер — возможность подавить желание курить, иметь половые отно­шения, есть и т.д.

Если кто-то лишает их этих доминирующих функций со­противления, не остается ничего, в чем бы они были заинте­ресованы. Они так и не научились получать удовольствие от жизни, быть агрессивными, любить, и в то время как их сопро­тивления подвергаются анализу, они приходят в полнейшее замешательство, так как идентификации с этими жизненны­ми функциями еще не произошло.

Более того, энергии сопротивления у таких людей пред­ставляют значительную ценность, и если они обладают хо­рошим уровнем сопротивления, люди найдут возможности для того, чтобы обратить их себе на пользу. Чего следует достичь, так это избавления от ретрофлексии. Пациент дол­жен научиться обращать свои энергии сопротивления про­тив внешнего мира, применять их в соответствии с требова­ниями ситуации, говорить «нет», когда это надо сказать. Ког­да приходится  иметь дело с мертвецки пьяным человеком,

204               Ментальный метаболизм

более важным оказывается контролировать его, даже изба­виться от его назойливости, нежели держать себя под конт­ролем. Ребенок, который всегда выполняет зачастую идиот­ские и безответственные требования родителей, калечит свою личность и становится впоследствии смиренным, бес­честным чудаком. Если порой ему удается сопротивляться их приказаниям, вступать в борьбу, это поможет ему в пос­ледующей жизни защищать свои права. Каждый конкретный случай является критерием полезности или бесполезности сопротивления. Упрямство, концентрированное сознательное сопротивление, подобным же образом должно обсуждаться с точки зрения его полезности. Упрямство, выражающееся в невосприимчивости к доброму совету, отличается от упрям­ства, с которым полный решимости народ готов отражать неспровоцированные нападения.

Если мы вполне осознаем явление центробежности сен­сорных и моторных функций и феномен ретрофлексии, мы получим четкое представление о соматоневротических со­противлениях. Из вышеперечисленного моторные сопротив­ления, представляющие главным образом случаи повышен­ного мышечного напряжения, являлись предметом обширных исследований в контексте райховой теории панциря. Я хочу лишь добавить, что эти зажимы в действительности — рет-рофлексированное объятие. Они становятся симптомами цепляющегося отношения (присасывание; цепляние за чело­века или имущество, фекалии, дыхание и так далее; можно сравнить с анализом хватательного рефлекса, выполненным Имре Херманн).

Наиболее частым из сенсорных сопротивлений считается скотомизация, ослабление перцептивной функции или заме­на ее на функцию исключения, благодаря чему достигается избегание восприятия определенных вещей. Менее известен факт, что повышенная сенсорная активность также является сопротивлением. Всем нам знакомы люди-недотроги, сверх­чувствительные и обидчивые. Их обидчивость, высокоразви­тая и культивируемая, служит им средством избегания ситуа­ций, в которые им не хочется попадать. Любимое их выраже­ние: «Это действует мне на нервы». Подобная гиперстезия принимает форму, например, мигрени с ее сверхчувствитель­ностью к свету и т.д., когда мадам желает уклониться от не­приятного разговора с мужем. В сексуальном отношении она

Сенсомоторные сопротивления                 205

оказывается настолько чувствительной, что всякая попытка сближения ранит ее; эта защита исчезает, когда она находит себе подходящего мужчину. Другие развивают в себе обид­чивость не для защиты, а для нападения. Если вы откажетесь выполнить какое-нибудь их желание, они будут выглядеть та­кими обиженными, что вы почувствуете себя преступником; и в следующий раз, несмотря на эмоциональный шантаж, вы не осмелитесь отказать их требованиям.

Картина гиперстезии, готовности почувствовать себя оби­женным, была бы неполной без учета проекции причинения боли. Любой человек, которого легко оскорбить, легко оби­деть, имеет в себе столь же сильную, хотя и подавленную на­клонность к причинению боли. Порой она идет кружным пу­тем, находя себе цель и выход. Меланхоликам, например, доставляет удовольствие заставлять других людей чувст­вовать себя жалкими, и признано, что им чаще всего удает­ся заставить других ощутить неловкость, замешательство и раздражение.

Продуцирование противоположного гиперстезии соп­ротивления — потери чувствительности (гипостезия и анес­тезия) требует еще дополнительных исследований. Порой гипостезия возникает в результате продолжительных мы­шечных сокращений, иногда — вследствие сосредоточения на «фигуре», не совпадающей с требованиями ситуации («пустышка»).

Пациент пожаловался на отсутствие ощущений во время полового сношения. Детальное исследование его пережива­ний показало, что во время полового акта он «думал» вместо того, чтобы сосредоточиться на своих чувствах. Часто в своих фантазиях он был занят чтением газеты; в ходе анализа об­наружилось, что его поведение являлось попыткой справить­ся с гиперчувствительностью и преждевременным семяиз­вержением. Отвлекая внимание от своих ощущений на чте­ние газеты, он победил свой недуг, но его гиперстезия смени­лась анестезией, а здоровое удовлетворение оказалось не­возможным в обоих случаях.

Потеря чувствительности зачастую сопровождается ощу­щением, как будто тебя завернули в вату, или затемнением сознания. И все же, сколько бы пациент ни говорил мне, что он ничего не чувствует и в его голову не приходит ни еди­ной мысли, я видел, что затемнение или анестезия были не­полными и что это была лишь гипостезия, что-то вроде по­тускнения сознания. Мысли были (но скорее на заднем пла-

206                Ментальный метаболизм

не), и чувства были тоже, хотя и назывались избитыми или притуплёнными.

В случае, описанном Фрейдом, пациент жаловался на по­стоянно висящую перед глазами пелену, которая исчезала лишь во время дефекации. Я полагаю, что это «снятие пеле­ны» совпадало с чувством, возникающим у него при контакте фекалий со стенками анального отверстия, то есть при «кон­такте на выходе». Отсутствие такого контакта приводит к бес­препятственной, «неохраняемой» конфлюэнции между лично­стью и окружающим миром. Конфлюэнция такого рода, отсут­ствие границы Эго, необходима для образования проекций.

Маленькие дети крепко закрывают глаза, если не хотят смотреть. Это функция добавления, активность. Эффективно­сти их любопытства препятствует дополнительный мышечный импульс. Похоже на то, что пелена у пациента Фрейда явля­лась просто прикрытием, дополнительной функцией, чем-то вроде сенсомоторной галлюцинации. Если попытаться как следует описать и проанализировать подобные функции прикрытия, можно раскрыть их цель: избегание определенно­го эмоционального переживания. В случаях анального оне­мения описания ощущений были таковы: «Кал проходит че­рез резиновую трубку», или «Похоже на то, что там есть воз­душная прослойка», или «Фекалии не касаются стенок».

Похожие описания приводились в случаях генитальной фригидности. Здесь также обнаруживались галлюцина­торные прослойки наряду с функциями исключения, вроде невозможности сосредоточиться и образовать адекватную «фигуру-на-фоне».

Оральная фригидность («онемение вкуса», потеря аппети­та) играет значительную роль в нарушении развития Эго. Она препятствует появлению переживания наслаждения, равно как и отвращения, и способствует интроецированию пищи.

Глава 10 ПРОЕКЦИЯ

Построив с помощью существующей аналитической литературы ясную картину происхождения интроекции, мы все еще находимся в неведении относительно генезиса проекции.

Существует предварительная стадия проекции, для ко­торой, по моим сведениям, еще не было придумано назва­ние. Часто можно наблюдать, как ребенок вышвыривает кук­лу из коляски. Эта кукла заменяет самого ребенка: «Я хочу быть там, где сейчас кукла». Эта эмоциональная (ex-movere) стадия дифференцируется позднее на экспрессию и проек­цию. Здоровый психический метаболизм требует развития в сторону экспрессии, а не проекции. Здоровый характер вы­ражает свои эмоции и идеи, параноидальный характер про­ецирует их.

Важность экспрессии вряд ли можно переоценить, если помнить о двух фактах:

(1)  Неверно говорить о подавлении инстинктов. Инстинкты не могут быть подавлены — могут подавляться только их прояв­ления.

(2)  Наряду с торможением проявлений инстинктов (глав­ным образом в действиях) каждый невроз чинит препятствия самовыражению (главным образом в вербальной сфере). Эк­спрессия заменяется лицедейством,  вещанием в духе теле­передач, лицемерием, застенчивостью и проекцией.

Подлинное выражение чувств — дело непроизвольное; оно идет «от сердца»,  но формируется сознательно.  Всякий

208                Ментальный метаболизм

художник — изобретатель, находящий средства и способы, порою новые пути самовыражения.

Проекция — по сути бессознательное явление. Прое­цирующий человек не способен удовлетворительно отличить внешний мир от внутреннего. Он визуализирует во внешнем мире те части своей собственной личности, с которыми отказывается себя идентифицировать. Организм пережива­ет их как находящиеся за границами Эго и ведет себя аг­рессивно¹.

Чувство вины — вещь неприятная; вследствие этого дети и взрослые с недостаточно развитым чувством ответствен­ности склонны проецировать любые предвосхищаемые обви­нения на кого-либо другого. Ребенок, ударившийся о кресло, винит в этом «противное» кресло. Взрослый мужчина, загу­бивший свой бизнес, способен переложить ответственность на «тяжелые времена» или «судьбу» — какой-нибудь козел отпущения или недоброжелатель всегда под рукой.

Такие проекции вины дают преимущество временной пе­редышки, но лишают личность Эго-функций контакта, иденти­фикации и ответственности.

Подвергая анализу пациентов, проходивших ранее лече­ние у других аналитиков, я заметил, что у некоторых из них наблюдалось необычайно много проекций. Подавленные ча­сти их личностей попали в сознание, но пациенты не смири­лись с фактами и функциями, вынесенными на поверхность. Они были плохими «жевунами», и им так и не удавалось усво­ить материал, который был напрямую выброшен из Бессозна­тельного в окружающий мир, минуя границы Эго. В одном слу­чае такой пациент спроецировал свои сексуальные импульсы на друзей, почти развил в себе манию преследования. Дру­гой проецировал на мир свою агрессию и в результате стал намного   более   боязливым.   Высвобождение   подавленного

¹3десь остались некоторые сложности, требующие прояснения. Бог, к примеру, является проекцией человеческих стремлений к всемогуществу, но в результате частичной идентификации («Мой» Бог) агрессия направ­ляется лишь против чужого бога, либо в ситуациях разочарования, несог­ласия с «волей Божьей».

Люди часто говорят, что вспоминают о Боге лишь тогда, когда требуется его вмешательство. Но это не память, а каждый раз новая проекция. Когда в затруднительной ситуации они чувствуют себя беспомощными и же­лают обладать властью и магическими средствами, они проецируют по­добные желания всемогущества, и всемогущий Господь Бог воссоздается заново.

Проекция              209

материала без его ассимиляции в обоих случаях привело к тому, что пациенты попали из огня да в полымя.

Одна мамаша рассказала мне, что ее ребенку приснился кошмар. Он проснулся, крича, что его хочет укусить какая-то собака. Я обнаружил, что его попытка поиграть с матерью в «собачку» и «съесть» ее встретила суровый отпор: ему сказа­ли, что он негодный мальчишка. Я не пытался объяснить ре­бенку значение собаки как тотемного животного и ее роль в Эдиповом комплексе; я просто счел само собой разумею­щимся, что ребенок спроецировал фрустрированную агрес­сию на собаку из сновидения. Тем самым его активная роль «кусаки» была заменена на страх быть укушенным. Я посове­товал матери поощрять как игру в «собачку», так и сыновнюю агрессию. Кошмар больше не повторялся.

Человек, склонный к проекции, напоминает мне того, кто сидит в доме с зеркальными стенами. Куда бы он ни посмот­рел, ему кажется, что он видит сквозь стекло мир, тогда как на самом деле перед ним предстают лишь отвергнутые частицы его личности.

За исключением сновидений и вполне сформировавше­гося психоза, всегда можно обнаружить тенденции использо­вать в качестве экрана или приемного резервуара проекции адекватный объект. Ребенок, переживший кошмар, развил бы у себя кинофобию (боязнь собак), если бы ему не удалось вновь обрести первоначальную агрессивность. Страх перед нацией-агрессором увеличивается настолько, насколько жер­тва агрессии проецирует собственную агрессию на напада­ющую нацию, и снижается до реального уровня, когда жертва не поддается на запугивания и использует свою собствен­ную агрессивность.

Внешний мир, однако, не всегда служит в качестве экра­на для проекций; они могут иметь место также и в пределах самой личности. Существуют люди, чья строгая совесть не может быть объяснена единственно интроекцией. Родители, которые, согласно теории интроекции, воскресают в личнос­ти под видом совести, могут в действительности быть каки­ми угодно, только не строгими. В одном из исследованных мною случаев родители оказались чрезвычайно сочувству­ющими людьми, подавившими агрессивность в ребенке доб­ротой. Этот пациент страдал от жестоких упреков совести и сильного чувства вины. Он спроецировал свою агрессию — склонность к упрекам — на свою совесть, из-за чего сам чув­ствовал,  что она нападает на него.  Как только ему удалось

210                Ментальный ме та болизм

стать открыто агрессивным, совесть ослабила свою хватку, а чувство вины испарилось. Вылечиться от чрезмерно строгой совести можно только при условии смены самообвинения на приближение к предмету¹.

Русские «святые», описанные в советской литературе, уси­ливали чувство вины через укрощение агрессивности и от­каз от греха. С другой стороны, ребенок может иметь совер­шенно нетерпимых родителей, но если он поддерживает свой боевой дух и не проецирует собственную агрессию на роди­телей или свою совесть, он сохранит душевное здоровье.

Проекции могут относиться к самым неожиданным объек­там и ситуациям. Один из моих пациентов большую часть времени проводил в тревоге по поводу своих гениталий и тех ощущений, которые в них возникали. Он часто представ­лял себе, что его пенис исчезал в животе, что это как-то со­всем не по-мужски или что это доказывает его слабость. В любом разговоре он всегда сворачивал на тему своего пе­ниса. Анализ его генитальных и оральных проблем принес облегчение, но не разрешение их. Тогда до меня внезапно дошло, что его функции Эго сводились к жалобам и редким периодам плаксивости и раздражения. Куда подевались ос­тальные черты его личности? Они были спроецированы на пенис. Он не думал, что избегает определенных ситуаций, но в подобных случаях ощущал, что его пенис исчезает в жи­воте. Он не чувствовал себя слабым, слабыми были его ге­ниталии. Вместо того, чтобы попытаться преодолеть однооб­разие своей жизни, он постоянно старался вызвать новые ощущения в своем пенисе.

Подобный случай, вне сомнения, — исключение. То, что мы видим достаточно часто, это проекция на прошлое. Вме­сто того, чтобы выражать эмоцию, вызванную актуальной си­туацией, пациент воскрешает воспоминание. Вместо того, чтобы сказать аналитику: «Вы говорите много чепухи», он с видимым безразличием внезапно припоминает один случай, когда он обрушился с нападками на своего приятеля за то, что тот «говорил много чепухи». Подобного рода игнориро­вание проекции на прошлое помогает психоанализу с од­ной стороны поддерживать догму о крайней важности про-

¹ В оригинале Перлз пользуется игрой слов «reproach» и «approach», выделяя в них соответственно префиксы «re-» (указывает на повторение действия) и «ар-» (встречается в глаголах, связанных с установлением кон­такта: например «appear», «appeal», «appease» и т.д.) {прим. перев.).

Проекция              211

шлого, а с другой — мешает прояснению сути существую­щих в данный момент конфликтов.

Обычно нежелательный материал всецело проецируется на внешний мир. Порою обнаружить проекции оказывается действительно очень сложно; например, в случае с невроти­ческой потребностью в любви, всегда бывшей камнем пре­ткновения для аналитической теории и практики. Карен Хор-ни осознала, насколько важна роль, которую данная черта характера играет у современных невротиков, и я уже объяс­нил, что эта потребность не может быть удовлетворена, по­скольку любовь, будучи предложенной, фактически не при­нимается и не ассимилируется.

Психоанализ и индивидуальная психология (Адлер) выд­вигают догмат, гласящий, что невротик остается более или менее инфантильным. Потребность в любви, конечно, имеется у всякого ребенка, а неспособность любить часто является характерной чертой невротика; но способность любить ни в коей мере не принадлежит одним взрослым. Ребенок любит и ненавидит с такой силой, какой взрослые могут лишь поза­видовать. Трагедия невротика не в том, что он так и не смог научиться любить, и не в том, что он регрессировал до инфан­тильного состояния; она происходит от ингибиции, сдержива­ния любви и еще более от неспособности ее выразить. Ког­да за несчастной любовью следует разочарование, это бо­лезненное переживание заставляет его стараться не следо­вать своим эмоциям. Дело обстоит так, будто он решил: «Пусть другие занимаются любовью; я больше не стану рис­ковать». Однако всякий раз, когда он возбуждает в ком-то любовь, ситуация вновь становится опасной; он испытывает соблазн ответить любовью на любовь, но стыдится показать­ся смешным или романтичным. Он боится, что кто-то получит над ним преимущество или что ему придется выслушивать упреки. Если же, вдобавок, у него оральный характер, жажда любви совпадает у него с его основной потребностью.

Невротик проецирует сдерживаемую любовь и в резуль­тате в своих ожиданиях и фантазиях он вызывает видения, в которых к нему испытывают как раз те самые нежные чувства, которые он в себе подавляет. Другими словами, он страдает не от неспособности любить, а от торможения — от страха полюбить слишком сильно.

Как и невротическая «потребность в любви», так и дру­гой симптом, считающийся в классическом психоанализе не-

212                Ментальный ме та болизм

вротическим симптомом номер один, опирается на проекцию. Я говорю о комплексе кастрации, который основывается на страхе, что гениталии могут быть полностью или частично уничтожены. Чтобы доказать существование подобного ком­плекса, фрейдисты интерпретируют каждую часть человечес­кого тела как пенис. Даже материнское требование к ре­бенку пользоваться горшком истолковывается ими как каст­рация. Психоанализ, однако, упускает из виду тот важнейший факт, что при всем многообразии так называемых замените­лей пениса только один фактор остается постоянным, а именно повреждение; всякое дисциплинирующее обучение угрожает причинить, а порок и причиняет вред чему-то, будь то пенис, глаза, ягодицы, мозг или гордость. Возобновляю­щийся страх повреждения у невротика может быть излечен не втискиванием всевозможных символов пениса в комп­лекс кастрации, но скорее избавлением его от проекций не­вротической агрессии, от не нашедшего себе выражения желания угрожать и причинять вред.

Молодой человек с сильной, хотя несчастливой, мате­ринской фиксацией признался, что избегает полового сно­шения из-за страха, что с его пенисом может что-то слу­читься во влагалище. Его сны показали, что он испытывал страх перед vagina denlata («зубастым влагалищем»). Жен­ские гениталии представлялись ему чем-то вроде акулы, которая откусит его пенис. Очевидно, это был недвусмыс­ленный комплекс кастрации. Он был художником и испы­тывал необычайное отвращение к любым отзывам о своих работах из-за острых критических укусов, которые могли в них содержаться. Он избегал всего, что угрожало его пени­су и его нарциссизму.

Дальнейшее исследование симптомов принесло разгад­ку его невроза: он вряд ли когда-либо пользовался пере-дни-ми зубами и боялся обидеть даже муху — два феноме­на, части встречающиеся вместе. Кусание и причинение боли были спроецированы, но не только на влагалище, так что страх боли распространялся не только на пенис. На мой взгляд, считать, что пенис — это единственный и более того, первичный объект, — весьма сомнительное решение и озна­чает принятие симптома за причину. Даже если такого рода невротика можно было бы убедить, что влагалище не пред­ставляет никакой опасности, его проблемы не закончились бы на этом, поскольку комплекс кастрации не является цен-

Проекция              213

тральным пунктом его невроза. Это всего лишь еще один результат проецирования агрессивности. Он может приоб­рести половую потенцию, но страх ущерба (например, его престижу) тем не менее способен сохраниться, и он просто-напросто займется поиском очередного экрана для своих проекций. Робость нашего пациента прошла, когда он на­учился пользоваться своей агрессивностью, вгрызаться, по­лучать от жизни то, что ему причиталось. В ходе лечения я услышал с его стороны острейшую критику.

Проекция — это галлюцинации в самом строгом смысле этого слова. Кошмар мальчика являлся подобной проектив­ной галлюцинацией, которая занимает место центрального симптома при настоящей паранойе. В тех случаях, когда у че­ловека остается достаточно чувства реальности, галлюцина­ции рационализируются; здесь мы можем говорить о пара­нойяльном характере. Типичен поиск «обстоятельств», чего-то реального, что могло бы убедить параноика, что он не галлю­цинирует. Болезненно ревнивый муж, например, устроит заса­ду и попытается поймать свою жену в капкан, чтобы уличить ее в том, что она улыбается кому-то еще; и если это происхо­дит, он истолковывает ее улыбку в соответствии с заранее обдуманными идеями ревности¹.

Одного человека преследовал страх, что однажды он будет убит свалившейся с крыши черепицей. Он старался не ходить вдоль домов и, забредая на проезжую часть, ис­пытывал повышенный риск быть задавленным машиной. Его, естественно, невозможно было убедить в том, что шан­сы быть убитым черепицей составляют один к миллиону. Однажды он принес мне газетную вырезку и с триумфаль­ным видом показал, что какой-то человек был убит черепи­цей: «Вы видите, я был прав; такие вещи действительно случаются». Он искал «доказательства» и нашел-таки одно; в конце концов его страх растворился после того, как он избавился от проекции своего специфического желания высовываться из окна и кидать камни в тех, кто поступил с ним «несправедливо».

Более легкие случаи параноидного характера отличают­ся определенной избирательностью, которая подчеркивает некоторые характерные черты личности и игнорирует другие.

¹ Ревность всегда происходит из невыраженных, проецированных же­ланий.

214                Ментальный ме та болизм

Подвергшиеся нападению черты относятся к проекциям, к от­чужденным чертам параноидной личности. Проекции, таким образом, являются очень удобным средством для того, чтобы избегать решения проблем, возникающих при амбивалентном отношении. Проецируя свое собственное враждебное отно­шение, легко быть терпимым. Разве не заслуживает такой че­ловек, чтобы его похлопали по плечу за то, что он — такой хороший, а мир вокруг — такой плохой?

Так как для организмической концепции не достаточно исследования чисто психологических аспектов, мы можем по­пытаться найти, какие телесные процессы соответствуют про­цессу проецирования.

Глава 11

ПСЕВДОМ ЕТАБОЛ ИЗМ

ПАРАНОЙЯЛЬНОЙ ЛИЧНОСТИ

Два рисунка могут в простой форме продемонстрировать работу пищеварительного тракта: рис. 12 показывает здоро­вый пищевой метаболизм; рис. 13 — патологическое явле­ние, напоминающее метаболизм, но им не являющееся, кото­рое может быть названо псевдометаболизмом.

 

 

216                Ментальный метаболизм

Пищеварительный тракт представляет собой кожу, отде­ляющую организм от внешнего мира (подобно эпидермису). Пока пища находится внутри тракта и не проникла сквозь его стенки, она все еще изолирована от организма. В каком-то смысле она остается частью окружающего мира, подобно кис­лороду в легких перед тем, как он всасывается в альвеолах. И кислород, и пища становятся частью организма лишь пос­ле всасывания.

Без надлежащей обработки (пережевывание и т.д.) пи­ща не станет усвояемой. Люди, которые недостаточно пере­жевывают пищу, могут обнаружить в своем кале целые зер­на кукурузы, ягоды и тому подобные вещи. Интроецирован-ный материал остается вне организма и впоследствии спра­ведливо ощущается как нечто чуждое «Я», нечто, вызываю­щее дентальную агрессию или желание избавиться. Этот материал испражняется не в виде отходов, а в виде проек­ции. Он исчезает не из мира проецирующего человека, а только из его личности.

Под влиянием сопротивления здоровые процессы приня­тия пищи и дефекации часто превращаются в патологичес­кие состояния интроекции и проекции; с помощью сенсорных сопротивлений (гипостезия) ротовое и анальное отверстия становятся зонами конфлюэнции вместо того, чтобы регули­ровать коммуникации.

Когда я впервые натолкнулся на случаи, в которых паци­ент не принимал, а проецировал материал, высвобожденный из Бессознательного психоанализом, я попытался разгадать, каким образом этот материал мог выскользнуть наружу без контакта с Эго, без осведомленности пациента об этом про­цессе. Решением загадки оказалась структурная идентич­ность телесных и душевных процессов. Во всех этих случаях у пациентов имелась анестезия, нечувствительность ануса. Таким образом, аналитический материал, также как и фека­лии, не профильтровывался (используя терминологию Федер-на) сквозь границы Эго; или, как бы я предпочел сказать, Эго не существовало, не функционировало. Поскольку между организмом и средой существовала конфлюэнция, не заме­чалось, что части личности покидали организм.

Одно из следствий анестезии зачастую простирается далеко за пределы прямой кишки. Ощущается, что потреб­ность в дефекации существенно понижена, и появляется не­уверенность, выражающаяся в постоянном напряжении сжи­мающих мышц ануса и хроническом запоре. Контроль за де-

Псевдоме та болизм пара нойяльной личное ти                217

фекацией происходит не биологическим путем; анус, в це­лях безопасности, жестко закрыт; дефекация форсируется, и часто образуются геморроидальные шишки. Не чувствуется прохождение фекалий через анус; этот процесс протекает без соответствующих ощущений. Дефекация сопровождает­ся не полной осознанностью, а блужданием мыслей, порою даже чем-то вроде транса.

Здоровый организм ассимилирует физическую и духов­ную пищу и превращает ее в энергию, которая находит себе применение в деятельности; эта энергия проявляется в рабо­те и эмоциях. Негодный материал выбрасывается в качестве отходов и в разрядке, его выражают, но не проецируют.

При псевдометаболизме взятый внутрь материал недо­статочно ассимилируется, проходит сквозь личность и вы­ходит наружу более или менее не использованным, унося с собой свою энергию. Она выскальзывает наружу, не выпол­нив свою задачу внутри организма. Если материал только лишь выбрасывается из организма как отходы, ущерб, причи­ненный организму, можно возместить. Потеря может быть в значительной степени компенсирована увеличением объема пищи. («Интроектор» жаден, и определенное количество по­глощенной пищи всегда достигает тканей, несмотря на недо­статочное разрушение ее во рту.) Получается, однако, что в той степени, в какой могучий пищеварительный инстинкт ос­тается неудовлетворенным, организм стремится восстано­вить вещество, из которого он сам состоит. На примитивном уровне мы сталкиваемся с этой тенденцией в случае копро-фагической перверсии, на более высоком — в случае агрес­сивности параноика по отношению к своим проекциям.

Для того, чтобы понять патологию псевдометаболизма (особенно парадоксальную тенденцию параноидного харак­тера быть одновременно и очарованным своими проекциями, и относиться к ним враждебно), необходимо подчеркнуть ту роль, которую в данном процессе играет подавленное отвра­щение. Интроекция идентична пище, слишком быстро прохо­дящей через оральную зону. Если бы определенный продукт был распробован, это вызвало бы отвращение и рвоту; чтобы избежать этого, пища быстро проглатывается, а отвращение подавляется. Результатом является общая оральная анесте­зия и, в точности как в анусе, создается зона конфлюэнции. (Такая   оральная  анестезия   была  долгое  время   известна   в

218                Ментальный метаболизм

медицине в качестве истерического симптома.) Как только цензора — вкус и чувство пищи — лишают голоса, не остает­ся никакого различения, разборчивости. Все заглатывается без разбора как физически (пиша), так и психически (зна­ния). Бок о бок с недостаточной разборчивостью идет недо­статочная сосредоточенность — блуждание мыслей и другие неврастенические симптомы.

Если мы станем рассматривать подавленные воспоми­нания как скопление непереваренных кусочков, мы увидим два пути избавления от них: ассимиляция или выброс. Что­бы быть ассимилированным, материал должен оказаться вновь пережеванным, а для того, чтобы его можно было за­ново пережевать, его надо извергнуть наружу. Отвращение является эмоциональным компонентом рвоты. Если этот не­переваренный материал не извергнуть в виде рвоты (не по­вторить), он направляется в противоположном направлении, на  выброс.

Выброс не ощущается как отделение, так как благодаря анальной анестезии образовалась конфлюэнция: выброс превращается в проекцию. Организм продолжает атаковать и разрушать недавно спроецированный материал, который закрепляется за определенными объектами внешнего мира. Когда эти объекты становятся «фигурами», организм отвечает на их появление агрессией: враждебностью, мстительностью и преследованием.

Такого рода паранойяльное преследование — весьма за­мечательный феномен. Это попытка установить границу Эго, которой не существовало в момент проецирования. Но эта попытка обречена на неудачу, поскольку параноик желает атаковать материал, являющийся частью его самого, обраща­ясь с ним так, будто он принадлежит внешнему миру. Он не может оставить «проекцию» в покое, так как его агрессия в основе своей имеет пищеварительную природу. Однако по­скольку данная агрессия не применяется подобно денталь­ной агрессии, разрушение безуспешно ведет лишь к повтор­ной интроекции. Переваривание и повторное переваривание остаются незавершенными, противник поглощен, но не асси­милирован, он проецируется затем вновь и воспринимается как преследователь¹. И так далее, и так далее. Анестезия как ротового, так и анального отверстия приводит к потере

¹ Преследование собственных проекций сменяется при настоящей па­ранойе идеей «себя как преследуемого».

Псевдоме та болизм пара нойяльной личное ти                219

осознанности: чувство пищи (смакование вкуса и понима­ние его структуры) и чувство дефекации перестают быть функциями Эго.

Поскольку неассимилированный материал не просто выб­расывается и отвергается за ненадобностью, но и проециру­ется во внешний мир, в нем оказывается все больше и боль­ше ранее спроецированного материала, который опять-таки остается не полностью переваренным. Возникает порочный круг, который приводит к тому, что паранойяльная личность постепенно теряет контакт с реальным миром, изолируется от всего окружающего. Человек живет в «воображаемом» мире. Обычно он не осознает этот факт благодаря тому, что неспо­собность рта и ануса управлять коммуникацией привела к конфлюэнции между ним и проецируемым миром, который он принимает за реальный¹.

Следующий пример может послужить иллюстрацией к раз­витию цикла проекции/интроекции. Некий мальчик восхищен великим футболистом. Его воодушевление осмеивается, по­этому он подавляет его и проецирует свое восхищение на сестру, воображая ее поклонницей этого героя. Позднее он интроецирует героя и хочет, чтобы восхищались им самим. Чтобы завоевать восхищение, он «выпендривается» и пускает в ход весь свой детский репертуар. Сестра отплачивала ему ворчанием и насмешками вместо восхищения. Мальчик ста­новится застенчивым и втайне лелеет мечты о том, чтобы стать выдающимся спортсменом. Теперь он встал на путь превра­щения в невротика, но он все еще не параноик. Это, однако, может случиться, если он станет в то же время завидовать своему бывшему герою, который в его воображении превра­тился в соперника, и выражать недовольство его успехами. Если он затем начнет проецировать свою зависть и посред­ством этого приобретет уверенность в том, что мир завидует его (воображаемым) достоинствам, то поставит перегородку между собой и своим окружением; он притаится и станет мол­чаливым или наоборот — раздражительным и вспыльчивым. Основание паранойяльного характера, возможно даже буду­щей паранойи, уже заложено.

Я преднамеренно упростил паранойяльный метаболизм. Существует намного больше зон, сквозь которые интроекции

¹ Если бы по крайней мере не подавлялось отвращение, мощный его ба­рьер воспрепятствовал бы реинтроецированию проекций, и порочный фуг мог бы быть прерван. Отвращение является границей Эго, хотя, конечно, и не самой приятной.

220                Ментальный ме та болизм

и проекции проникают в организм и покидают его, но та час­тота, с которой обнаруживается связь между расстройствами пищеварительной системы и паранойяльными симптомами, настолько очевидна, что можно с уверенностью рассматри­вать псевдометаболизм в качестве первичного симптома.

Среди прочих симптомов мы находим в половой сфере ревность и вуайеризм. Один молодой человек был слишком скромен для того, чтобы вступить в половое сношение со сво­ей невестой, и проецировал свои мысли на приятеля, к кото­рому стал ее ревновать. Нетрудно было показать ему, что он визуализировал именно то, что ему не удавалось выразить как собственное желание, повторная идентификация быстро про­яснила ситуацию.

С другим пациентом дело обстояло не так просто. Здесь процесс зашел дальше. Этот человек был женат, и после проецирования он интроецировал своего воображаемого со­перника. Во время полового акта он вел себя так, «как буд­то» он был другим человеком. Не согласуясь со своими био­логическими потребностями, он вместо этого сосредотачи­вался на спектакле, где изображал своего друга. Контакт с женой был недостаточен: половой акт не приносил удовлет­ворения и оставался по сути своей незавершенным. Это только подстегивало проекции и интроекции в их следова­нии по порочному кругу.

В другом случае недостаточное чувство пениса создало конфлюэнцию. На этот раз пенис проецировался на женщин, и начался пожизненный поиск женщины с пенисом. Здесь налицо настоящий комплекс кастрации или, скорее, галлюци­наторная кастрация, имеющая отношение к отсутствию адек­ватных ощущений.

Ранее мы уже имели дело с иным аспектом комплекса кастрации: а именно, с тем, что проецированная агрессия рождает страх за какую-то часть себя (например, пенис). Су­ществует, однако, одна жалоба, которую психоанализ также относит к комплексу кастрации, но которая не может быть объяснена проецированной агрессией. Многие мужчины ве­рят, что потеря семени делает их слабыми или больными; другие живут в постоянном страхе потери денег и нищеты. Если какая-нибудь деятельность проецируется, Эго ощущает себя пассивным; в случае проецируемой агрессии оно чув­ствует, что на него нападают. Однако потеря энергии ощу­щается как функция самого организма, а не как результат нападения.

Псевдоме та болизм пара нойяльной личное ти                221

Проецирующий человек действительно теряет энергию вместо того, чтобы использовать и выражать ее. В вышепри­веденном примере мальчик вместо того, чтобы испытывать восторг (а с ним и острую радость жизни), пускается во все тяжкие для того, чтобы заставить людей восторгаться соб­ственной персоной. Проецируя свой восторг, он теряет его; это становится первым шагом к ослаблению личности.

Один пациент, обладающий паранойяльным характером, пожаловался мне, что несмотря на пониженную сексуальную активность, он испытывает постоянную потерю энергии. Он страдал от преждевременного семяизвержения. Он проеци­ровал свое семя, едва ощущая разрядку и ничего не испыты­вал даже приближаясь к настоящему оргазму. Вместо вре­менной конфлюэнции его личности с женой, вместо едине­ния, которое характеризует половой акт, всегда существова­ло половое перевозбуждение, но не личный контакт.

Верно, что в момент оргазма, возникает конфлюэнция, та­кое слияние мужчины и женщины в одно целое, при котором индивидуальность и окружающий мир перестают существо­вать. Но эта конфлюэнция есть высшая точка на повышаю­щейся кривой личного, кожного и, наконец, генитального кон­такта. Переход феномена контакта/изоляции в конфлюэнцию проявляется как сильное чувство удовлетворения¹.

Люди с преждевременным семяизвержением характери­зуются неразвитой зоной контакта и слабыми функциями Эго. Их возможности для генитального контакта так же малы, как ослаблена их способность к контакту с пищей. Так же, как они требуют немедленного перетекания молока безо всяких усилий, они позволяют своему семени вытекать, не создавая границы контакта и не пропуская его через нее, к примеру, без переживания удовлетворения. Преждевременное семя­извержение — это характеристика человека, неспособного к сосредоточенному усилию. Усилие проецируется, и ожидает­ся, что оно будет произведено не самим субъектом, а кем-то еще. Такие случаи кажутся проявлением либо инфантильнос­ти — зависимости от заменяющего мать, либо начальствен­ной позиции, предполагающей наличие наемных рабочих и слуг, выполняющих за них работу. В обоих случаях (они иног­да встречаются вместе у одного и того же человека) крах наступает тогда, когда им приходится самим вставать на ноги.

¹ Хорошо известным примером является сладкое примирение после ссоры.

222                Ментальный ме та болизм

В примере с преждевременным семяизвержением спе­цифическое усилие проецировалось, а единственным видом личностной экспрессии оставалось неспецифическое воз­буждение (раздражение). Бывает и противоположный слу­чай: фригидная личность проецирует свое возбуждение и, в то же время, чрезвычайно сосредоточенно прилагает бес­плодные («пустышечные») усилия. В сексуальной сфере эти фригидные типы избегают необходимой разрядки и выра­жения сильного возбуждения, но в то же время делают все, чтобы возбудить своего партнера. Сами они остаются пус­тыми, неудовлетворенными, разочарованными или, в лучшем случае, довольствуются жалким заменителем, садистским удовольствием от сознания достигнутой цели возбуждения партнера, в то время как сами они остались бесстрастными. Их фригидность является фортификационным сооружением, через которое они стараются проникнуть, но вознаграждение, получаемое ими в сексуальном, равно как и в оральном, пла­не столь же недостаточно, как и в случае с преждевремен­ным семяизвержением. Они выматываются до такой степе­ни, что после полового акта чувствуют себя не счастливыми, а только истощенными. При обоих типах нарушений (преж­девременной и задержанной эякуляции) никогда не проис­ходит завершения ситуации и организм не достигает требу­емого равновесия.

Невротик со своей неутолимой жаждой любви и восхи­щения находится в такой же ситуации. Даже когда он полу­чает вожделенную любовь, он не испытывает ожидаемого удовлетворения. Его псевдометаболизм обычно достаточно прост; он жаден до получения справедливой оценки, но ког­да он получает ее (в виде критического или благоприятного отзыва), он либо отвергает, либо интроецирует, неразборчи­во проглатывает ее. Он не извлекает для себя пользы из этого подарка, не ассимилирует, но проецирует оценку и про­должает двигаться по порочному кругу. Потеря энергии за счет проецирования, то есть за счет недостаточной ассими­ляции, приводит к атрофии личности у человека с параной­яльным характером.

Глава 12

КОМПЛЕКС МЕГАЛОМАНИИ-ИЗГОЙСТВА

Так как при паранойяльном характере различные циклы интроекции/проекции протекают одновременно, в целях ана­лиза они должны быть изолированы. Один из этих циклов зас­луживает особого интереса. Он присутствует у всякого пара­ноика и, в более мягкой форме, в повседневной жизни. Под­ходящим названием для этого цикла было бы «комплекс ме­галомании-изгойства», или, используя более привычное выра­жение, комплекс превосходства-неполноценности. Одна его половина — комплекс неполноценности — стала любимицей публики номер один.

В то время как А.Адлер, отец «чувства неполноценности», утверждает, что его источником является полученная в дет­стве травма, основанная на некоторой физической неполно­ценности, В.Райх видит в нем симптом импотенции. Оба они, однако, упускают из виду тот факт, что чувства неполноцен­ности появляются в ситуациях, когда высокомерные и им по­добные люди не справляются с поддержанием своего по­ложения     превосходства.

В этой главе я намереваюсь описать особую связь, воз­никающую между чувством неполноценности и специфичес­ким видом оценки, происходящую из оценивания фекалий. Те, кто наиболее сильно страдают от чувства неполноценно­сти, ощущают себя изгоями, отверженными всем миром. В другое  время у них появляется  высокомерие;   мегаломани-

224               Ментальный ме та болизм

ческие фантазии (часто скрывающиеся в мечтах), в которых они видят себя королями, вождями, лучшими игроками в кри­кет и т.д., и получают право смотреть на товарищей сверху вниз. При подлинной паранойе эти фантазии становятся убеждениями.

Мы имели дело с одной из причин подобных фантазий, проекциями, превращающими восхищение в навязчивую жаж­ду восхищения со стороны других. Даже если это желание не может исполниться, воображаемое претворение его в жизнь обнаруживает нарциссическую цель и выгоду, а именно — быть «царем горы» (собакой сверху), быть лучше всех, силь­нее или красивее других, или, по крайней мере, лучше сопер­ника. Оказавшись наверху, мечтатель может презирать и осуж­дать мир, смотря на ближних сверху вниз. Один мальчик меч­тал, чтобы его отец — личность весьма внушительная — стал гномиком.

И снова тот же порочный круг: «Чем выше заберешься, тем больнее падать». Презрение проецируется на других, и мечтатель чувствует себя презираемым, отверженным — из­гоем. Вскоре он интроецирует презирающего и начинает от­носиться к другим, как к изгоям.

Ретрофлексия усложненяет данный цикл: в некоторых случаях периоды мегаломании и «изгойства» совпадают; лич­ность параноика тогда раскалывается надвое; он ретрофлек-сирует свое презрение и презирает «себя» за свои отличи­тельные особенности или действия; он является презираю­щим и презираемым одновременно. Чем сложнее ему при­нять свое истинное «Я», тем большее возникает искушение оправдаться, потребовав невозможного от себя и окружаю­щих. В течение периода проекции он воображает, что к нему постоянно предъявляются некие требования. Одна из моих пациенток не способна была вынести и часа, если он не был чем-то заполнен — она набивала делами распорядок дня точ­но так же, как набивала желудок; но как только она договари­валась о чем-нибудь, это становилось для нее обязанностью, долгом, невыполнение которого было для нее равносильно смерти.

Часто можно встретить трудности в принятии компли­ментов, добрых чувств, подарков и т.д. В периоды «изгой­ства» неспособность таких людей принимать знаки любви проецируется, они чувствуют себя недостойными и ничто не может убедить их в обратном. Если происходит ретрофлек­сия, они не могут принять себя такими,  какие они есть.  Им

Комплекс мегаломании-изгойства               225

не нравится исходящий от них запах, они не выносят соб­ственного вида и так далее.

Комплекс «мегаломании-изгойства» отличается от более широкого явления псевдометаболизма тем, что он оказыва­ется заряжен оценками, более или менее похожими на об­щепринятое отношение к фекалиям. В психоаналитической интерпретации фекалии по большей части символизируют нечто ценное: ребенка (напоминание о ситуации рождения) или деньги (выражение через противоположное). Эти интер­претации могут быть верны, если речь идет о ребенке. В это время фекалии часто рассматриваются матерью и ребенком как подарок, но вскоре, в период приучения к чистоплотнос­ти, ребенок научается презирать их и интроецировать отвра­щение окружающих по отношению к ним.

Для современного взрослого фекалии принимают не­двусмысленное, символическое значение чего-то мерзкого, вызывающего отвращение, невыносимого, чего-то, что вооб­ще не должно существовать. «Ты — комок грязи, кусок дерь­ма» — чрезвычайно обидное ругательство. Символика мер­зостного, отвратительного, невыносимого лежит в основе чувства «изгойства» или неполноценности. В период интро-екции — идентификации с фекалиями — паранойяльная лич­ность ощущает себя грязью; в период проекции — отчужде­ния — она превозносит себя и воспринимает мир как грязь.

Дурной («грязный») вкус, который параноики чувствуют во рту, напоминает о фекальном происхождении интроекций, и они слишком усердствуют в том, чтобы рассматривать мно­гие вещи и поступки как «дурной вкус». Изо рта может дей­ствительно неприятно пахнуть, так как по моим наблюдени­ям у каждой паранойяльной личности наблюдаются наруше­ния пищеварительных функций. В случае желудочного не­вроза всегда можно ожидать появления сопутствующих па­ранойяльных черт.

Когда во время анализа паранойяльная личность начи­нает воспринимать проекции как презираемые части себя, она испытывает отвращение и сильный позыв к рвоте. Это добрый знак. Он указывает на возрождение цензора и гра­ниц Эго. Проекции больше не интроецируются слепо. Когда вкус оказывается восстановлен, отвращение (вызванное фекальным происхождением проекции) всплывает на повер­хность. Без повторного появления отвращения анализ лю­бого пищеварительного или паранойяльного невроза стано­вится делом безнадежным.

226                Ментальный ме та болизм

Психоанализ уже обнаружил, что в большинстве неврозов имеется психотическое ядро. Паранойяльное ядро в неврозе навязчивых состояний до сих пор рассматривалось как не­поддающееся лечению. Это ядро, однако, может быть раство­рено, если уделить достаточно внимания его пищеваритель­ному компоненту.

Между паранойяльным и обсессивным характером нахо­дятся всевозможные переходные, но с определенными раз­личиями, имеющими решающее значение. Паранойяльные функции по большей части бессознательны, а функции Эго серьезно расстроены; при обсессивном процессе функции Эго качественно преувеличены (почти застывая при этом), хотя сокращаются количественно. Кроме того, при неврозе навязчивых состояний онемение играет куда менее значи­тельную роль, и основным фактором является актуальное со­знательное избегание контакта. Избавление от «чувства» загрязненности достигается стремлением постоянно мыть руки и избегать контакта с грязью. Таким образом, чувство загрязненности проецируется куда в меньшей степени, не­жели у параноика. В оральном отношении у страдающего неврозом навязчивых состояний наблюдаются не такие пол­ные, законченные интроекции, как в случае с параноиком, но избегание кусания и причинения боли становится более ак­туальным. Также наблюдается жесткость мускулов, главным образом челюстных. Кажется, что страдающий неврозом на­вязчивых состояний старается при кусании избегать сопри­косновения верхних и нижних резцов, обеспечивая тем са­мым оральную конфлюэнцию. В противоположность парано­ику он часто использует коренные зубы, но оказывается не­способен к «ровному разрезу»; он опасается причинять вред впрямую и аккумулирует громадное количество агрессии (негодования, чувства обиды). Как следствие, львиную долю его навязчивых мыслей занимают мысли о причинении боли и убийстве.

Опасность, что эти фантазии об убийстве могут претво­риться в жизнь, отсутствует на обсессивном краю шкалы про­межуточных стадий, но повышается по мере приближения к паранойяльному краю (можно сравнить с превосходными очерками из жизни параноиков в фильме «Гнев небесный» и романе Кронина «Замок шляпного мастера»).

Как неврозу навязчивых состояний, так и паранойе свой­ственно сильное стремление к конфлюэнции. Но параноик, в

Комплекс мегаломании-изгойства               227

отличие от страдающего неврозом навязчивых состояний, не осознает этого; последний живет в постоянном страхе поте­ри индивидуальности и самоконтроля. Он уходит от опасно­сти соскальзывания в паранойяльную конфлюэнцию благо­даря установлению границ. Его защита, подобно Линии Ма-жино, страдает от недостаточной подвижности. Цепляясь за такие жесткие границы, он обретает ложное чувство безо­пасности, подобное тому, которое испытывали французы: они были недостаточно осведомлены о существовании кон-флюэнции, проходящей через страны Бенилюкса (так как конвенциональные границы не существовали для Гитлера), и о необходимости установления гибких обороняемых гра­ниц. Линия Мажино превратилась в «пустышку» — неразру­шимый, но обладающий жесткой и поэтому неспособной к адаптации структурой, объект.

Дальнейшие исследования прольют больше света на связь между неврозом навязчивых состояний и паранойей. Одно кажется определенным: при обоих заболеваниях, в от­личие от истерии и неврастении, наблюдается очень неболь­шая вероятность ремиссии или спонтанного излечения, и скорее имеется тенденция к постоянному ухудшению ситуа­ции. Неудивительно, что это напоминает порочный круг па­ранойяльного метаболизма и всевозрастающую склонность к избеганию у страдающего неврозом навязчивых состоя­ний. Оба эти явления постепенно приводят к распаду, де­зинтеграции личности. На продвинутых стадиях заболевания оба типа теряют способность улыбаться, ценить юмор. Они всегда смертельно серьезны.

Открытие паранойяльного ядра в обсессивном неврозе влечет за собой одну опасность. Можно поддаться искуше­нию «срезать угол» и заниматься одним ядром. Это будет серьезной ошибкой и только увеличит потребность в заня­тиях, связанных с «пустышкой», и страдания невротика. Не­обходимо, следовательно, «отточить», обострить притуплён­ную агрессивность. Для этой цели возможно использование симптома, который всегда встречался мне в подобных слу­чаях и который обладает тем преимуществом, что является феноменом контакта, хотя зачастую и искажается проекци­ей. Человек с обсессивным характером любит причинять боль и выставлять людей дураками: отношение, часто хитро скрываемое (например, тогда, когда людей заставляют чув­ствовать себя глупыми, бессильными или сконфуженными), но на ранних стадиях проявляющееся в очень примитивной

228                Ментальный ме та болизм

форме. Достаточно интеллигентный молодой человек зада­вал своему отцу, обладающему университетской степенью, глупые вопросы вроде: «Папочка, ты такой умный, я уверен, ты можешь сказать мне, сколько будет трижды четыре?» Если, однако, обсессивные невротики проецируют свое дуракава-ляние, они даже не извлекают из него удовольствия и живут в постоянном страхе, поддерживая в себе иллюзию, что из них делают дураков.

Лечение невроза навязчивых состояний должно предот­вратить дальнейшее распространение избегания агрессив­ности и провоцировать ее непосредственное выражение. Как только это оказывается достигнутым, лечение сводится к методу, применяемому к параноикам, которым мы обязаны помочь разорвать порочный круг проекции/интроекции и об­ратить этот процесс вспять путем возобновления здорового функционирования Эго.

Не имеет значения, в каком месте был впервые разор­ван порочный круг, при условии, что структура действий дер­жалась в уме, сама работа проводилась с позиций холизма и в ней присутствовали целиком и полностью все три ос­новных момента:

(1)  Тщательное размельчение телесной и духовной пищи в качестве подготовки к ассимиляции; особое внимание дол­жно уделяться извлечению наружу подавленного отвращения и «пережевыванию» интроекций.

(2)  Функция чувства дефекации и развитие способности выносить смущение и стыд.  Обучение распознаванию и ас­симиляции проекций.

(3)  Снятие груза ретрофлексированного.

Теперь мы разобрались со всеми пунктами вышеука­занного предписания за исключением «способности выно­сить смущение и стыд» (в пункте 2), которое требует к себе несколько большего внимания.

Глава 13

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ СОПРОТИВЛЕНИЯ

Существует разделение на соматические, интеллектуаль­ные и эмоциональные сопротивления в соответствии с тремя аспектами человеческого организма: телом, разумом и ду­шой. Подобная классификация сопротивлений является, ко­нечно, искусственной. Все три аспекта будут присутствовать в каждом случае, но в разной степени и разной компоновке. В большинстве случаев, однако, один из аспектов будет доми­нирующим и обеспечит более удобный подход к остальным.

Предыдущие главы были посвящены сенсомоторным (со­матическим) сопротивлениям. Интеллектуальные сопротивле­ния — это оправдания, рационализации, словесные требова­ния совести и цензора, важность которых была доказана Фрейдом. Но, несмотря на подчеркивание в основном психо­аналитическом правиле важного значения смущения, его тео­ретические интересы лежали скорее в сфере детального ис­следования интеллектуальных, нежели эмоциональных сопро­тивлений. И по сей день эмоциональные сопротивления — за исключением враждебности — не входят в круг интересов психоанализа настолько, насколько они этого заслуживают.

Мы можем поверхностно классифицировать эмоции на дополняющие и недополняющие, ЯТ и ф, положительные и отри­цательные.

Среди неполных эмоций числятся беспокойство и печаль, служащие выразительными примерами. Печаль может длить­ся часы и дни, если не набирает достаточной силы для того,

230                Ментальный метаболизм

чтобы разрядиться в порыве плача, который восстановил бы равновесие в организме.

Беспокойство связано с ворчанием и нытьем и соотно­сится с неуверенным откусыванием кусочков пищи. Беспо­коящийся человек не доводит действия до конца, агрессия частично подавлена и возвращается к нему в виде нытья и беспокойства. Ее постигает обычная судьба подавленной аг­рессии: она либо проецируется и тем самым превращается в пассивность («Я беспокоюсь насчет того или сего», «Мысль о том, чтобы пойти на эти танцы, все время беспокоит меня»), либо ретрофлексируется («Я так беспокоюсь, что это меня в могилу сведет»).

Если мать никак не выражает раздражение, вызванное по­здним приходом дочери, оно превращается в беспокойство или фантазии о несчастных случаях. Если она «испилит» ее по приходе домой, ситуация окажется завершенной; но если она не решится так поступить, или если ей приходится разыг­рывать дружелюбие и любовь, она поплатится за свое лице­мерие бессонницей или, по меньшей мере, кошмарами.

Мальчик прекращает беспокоить свою мать сразу же, как только она даст ему сладости, как только действие было предпринято. Среди «беспокойных» взрослых всегда имеют­ся те, кто не предпринимают действие сами, но ждут, пока за них это сделают другие. Неспособность обсессивного типа к выполнению действий ввергает его в постоянное беспо­койство; вечная раздраженность параноика обязана своим возникновением неосознанным и незаконченным попыткам переделать свои проекции на новый лад. Один из моих па­циентов, обсессивно-паранойяльный тип с доминирующими обсессивными чертами, неделями беспокоился по поводу малюсенького пятнышка у себя на пальто. Он не пытался удалить это пятнышко, поскольку боялся прикасаться к гря­зи. Ему хотелось попросить жену удалить это пятнышко за него, но он подавлял и это желание и продолжал беспоко­иться сам и своим молчанием беспокоил жену. Это была действительно незавершенная ситуация, если учесть, что для ее завершения, удаления пятна, ему потребовалось бы зат­ратить всего пару минут.

Эмоцией, относящейся к незавершенным ситуациям, мы называем чувство обиды, которое невозможно понять пра­вильно, не оценив значимость цепляющегося отношения. «Цепляющийся» человек не может отпустить свою добычу, от­казаться от нее и обратиться к сулящим лучшие перспективы

Эмоциональные сопротивления              231

занятиям или людям. В то же время, он неспособен успешно иметь дело с тем, кто стал объектом его фиксации: усиливая «присасывание», он не прекращает попыток извлечь что-то из уже выдохшихся взаимоотношений, не получая больше удов­летворения, а лишь изматывая себя и усиливая чувство оби­ды. Это, в свою очередь, приводит к еще более сильному «цеп-лянию», и гонка по все более расширяющемуся порочному кругу происходит ad infinitum.

Он не желает осознавать тщетности своих стараний, так как, с другой стороны, неспособен оценить возможности, от­крывающиеся ему при переходе к новому полю деятельности (дентальная импотенция). «Обиженный» проецирует свою дентальную потенцию на объект фиксации и тем самым на­деляет его неукротимой мощью, которой затем приходится подчиняться самому «обиженному». Благодаря проекции он оказался не в силах создать адекватные отношения. Он не может ни отклонять, ни соглашаться с тем, что делает или говорит объект фиксации. Хотя он и неспособен соглашаться, он обнаружит, что надоедливо твердит одни и те же возраже­ния — «ноет», а не «пережевывает» и не «переваривает» дейст­вие или высказывание. Если бы «обиженный» ассимилировал ситуацию, ему пришлось бы выпустить добычу, порвать с объектом фиксации, завершить ситуацию, пройдя через эмо­циональный переворот, вызванный работой оплакивания, с тем, чтобы достичь нулевой точки смирения и свободы.

Потребность организма в завершении эмоциональных си­туаций лучше всего может быть продемонстрирована путем сравнения с процессом выделения. Мочу можно удерживать долгие часы, но мочиться возможно не долее минуты. Сдер­живание эмоций ведет к эмоциональному отравлению, так же как удерживание мочи вызывает уремию. Люди могут быть отравлены ожесточением по отношению ко всему миру, если им не удается разрядить свою ярость по отношению к отдель­ному объекту.

И снова я должен предостеречь от принятия идеи, со­гласно которой, эмоции являются мистическими энергиями. Они всегда связаны с событиями в соматической сфере до такой степени, что часто бывает трудно отличить незавер­шенную эмоцию от незавершенного действия. Подобным же образом термины «катарсис» или «эмоциональная разрядка» станут теми выражениями, которые мы будем временно ис­пользовать, пока не узнаем больше о функциях, вовлеченных в этот процесс.

232               Ментальный метаболизм

If и ф эмоции могут быть аутопластическими и аллоплас-тическими. Аллопластическое ф принимает форму разрушения объекта (удовольствие от разгрызания хрустящей пищи, не­истовой ярости и т.д.); аутопластическое разрушение — это резиньяция (отказ от объекта), работа оплакивания, соп­ровождающиеся в случае успеха плачем. Подавление плача вредно, поскольку оно препятствует приспособлению орга­низма к потере или фрустрации. Когда кто-то причиняет вам боль, плач — не обязательно на виду у всех — процесс цели­тельный. Воспитательный принцип «мальчики не плачут» спо­собствует паранойяльной агрессии. Даже сержанты полиции порой говорят: «Не надо давать сдачи; лучше поплачь!»

Древние греки совершенно не стыдились плакать, хотя Ахиллес и был достаточно «крутым парнем». В современной литературе, особенно русской и китайской, часто можно про­читать, что герой плачет. Наряду с большей эмоциональной независимостью человек получает возможность независимо действовать (партизанская война).

Дифференцировка t, как мне кажется, заключается в сле­дующем: аллопластическое разрушение представляется имеющим преимущественно физическую природу, аутоплас­тическое — химическую. Аутопластическое разрушение, на­правленное вовне, проявляется как бессильная ярость или злословие, месть посредством слов. Оно больше походит на плевок, чем на укус, и представляет малую ценность для организма.

Для того, чтобы понять «позитивные» и «негативные» эмо­ции, нам придется вспомнить закон диалектики о переходе количества в качество.

Всякая эмоция, всякое ощущение превращается из при­ятного в неприятное, когда его напряжение или интенсивность превышает определенный предел. Горячая ванна может сперва оказаться приятной, но чем выше становится темпера­тура, тем более неприятной она будет, пока не достигнет той точки, когда мы обваримся, и наша жизнь окажется в опаснос­ти. Для большинства людей чай обладает неприятным горь­ким вкусом, но добавьте одну-две ложки сахару, и вкус ста­нет приятным; добавив его сверх того, вы почувствуете тош­нотворную приторность и скорее всего не станете пить такой чай. Дети любят, когда их обнимают, но им вряд ли понравит-

Эмоциональные сопротивления               233

ся, если вы начнете сжимать их так, что «дух перехватит». В условиях патологии гордость сменяется стыдом, аппетит — от­вращением, любовь — ненавистью. Дети легко переходят от смеха к плачу. Воодушевление и апатия, приподнятое настро­ение и депрессия представляют собой еще несколько эмо­циональных противоположностей.

Негативные эмоции возбуждают желание избавиться от них. Они, однако, не могут превратиться в свои приятные про­тивоположности, если мы не допускаем их разрядки, смены чрезмерного напряжения терпимым и дальнейшего перехода к нулевой эмоциональной точке.

Эмоции поддаются контролю, но весьма сомнительно, что они могут быть подавлены и вытолкнуты в бессознательное. При благоприятных условиях они разряжаются мельчайшими дозами (досада, например, провялятся в угрюмости), при ме­нее благоприятных обстоятельствах они либо проецируются, либо контролируются, и поддержание контроля требует по­стоянной бдительности.

Неспособность выносить неприятные ситуации мобили­зует «предателей» организма: смущение и стыд.

Застенчивость — это тот же стыд в более мягкой форме, противоположный его полюс — гордость. В случае наличия этих эмоций, например, смущения, личность стремится стать «фигурой», противостоящей фону окружения. Если попытка ребенка показать свои успехи в каком-либо деле встречает интерес, похвалу и подбадривание, это будет способствовать его развитию; но если справедливая оценка удерживается при себе, похвала и известность становятся для него более значимыми, нежели само делание. Ребенок, вместо того что­бы концентрироваться на объекте, делает центром своего внимания самого себя. Лишите ребенка разумной похвалы, и у него появится постоянная, часто неутолимая, жажда ее. Экс­прессия превращается в выставление напоказ, но попытки пускать пыль в глаза по большей части встречают отпор. Само достижение упускается из виду, тогда как его эксгиби-ционирование осуждается и подавляется. Подавление, в та­ком случае, превращает эксгибицию в нечто ей противопо­ложное, в ингибицию (задержку, торможение); вместо того, чтобы «выносить наружу», ребенок «прячет внутрь себя» («ех-habere» и «in-habere»).

Если естественное выражение чувств ребенка встреча­ется в штыки, гордость оборачивается стьщом. Хотя стыд под­разумевает склонность к слиянию с фоном,   исчезновению,

234               Ментальный метаболизм

такого не происходит; изоляция от среды осуществляется символическим путем: лицо и другие части тела закрываются (краской стыда или руками), ребенок отворачивается, но, слов­но поддавшись каким-то чарам, стоит на месте как приклеен­ный. Психологический аспект этого явления особенно инте­ресен. В соответствии с сильным чувством разоблаченности кровь приливает к действительно обнаженным частям тела (щекам, шее и т.д.) вместо того, чтобы направляться к тем частям тела, которые провоцируют появление чувства стыда (мозг: онемение, неспособность мыслить, пустота в голове, головокружение; мышцы: неуклюжесть, невозможность дви­гаться; гениталии: омертвелость, фригидность вместо ощу­щений и эрекции).

Так как наши способы выражения многообразны, мы спо­собны испытывать стыд почти за все. Вообразите замеша­тельство типичной крестьянской девушки, одетой в свое луч­шее воскресное платье, под презрительным взором светской модницы. С подлинной наивностью, безо всякого желания ока­заться на первом плане, она даже не испытает смущения.

Для ребенка, построившего в саду замок, очень важно, заинтересуется ли и оценит ли его мама или станет кричать: «Посмотри, какой ты грязный! Что за беспорядок ты наде­лал! Тебе должно быть стыдно за себя!» Этот последний ча­сто слышимый упрек принимает особенное значение для воспитания, поскольку не ограничивает вину каким-либо от­дельным действием или положением, но осуждает и клей­мит личность в целом.

Я назвал стыд и смущение предателями организма. Вме­сто того, чтобы способствовать здоровому функционирова­нию организма, они препятствуют ему и тормозят его. Стыд и смущение (и отвращение) — те неприятные эмоции, которых мы стараемся избегать. В первую очередь они — орудия по­давления, «опосредующие способы», образуемые неврозом¹. Также как предатели идентифицируют себя с врагом, а не со своим собственным народом, так и смущение со стыдом, зас­тенчивостью и страхом ограничивают экспрессию индивида. Выражение чувств становится их подавлением.

Теперь становится очевидной ценность следования ос­новному аналитическому правилу. Способность выдерживать смущение выносит подавленный  материал  на поверхность,

¹0ни,   в   свою  очередь,   имеют  в   своем   распоряжении   мышечную систему.

Эмоциональные сопротивления               235

ведет к появлению уверенности и способности к контакту и помогает пациенту принять ранее отвергнутый материал в результате поразительно облегчающего жизнь открытия, что факты, вызвавшие смущение, могут быть не таким уж и кри­миналом и способны даже вызвать интерес у аналитика. Но если пациент подавляет свое смущение вместо того, чтобы выражать его, у него появятся бесстыдные, нахальные ухват­ки, и он начнет «пускать пыль в глаза» (без настоящей уве­ренности). Бесстыдство ведет к потере контакта. Потакание смущению (подавление) приводит к лицемерию и чувству вины. Поэтому аналитик просто обязан довести до сознания пациента, что ни при каких обстоятельствах тот не должен заставлять себя говорить что-либо ценой подавления сму­щения, стыда, страха или отвращения. Опасность подав­ления либо сопротивляющихся эмоций, либо действий, вы­зывающих неприятную эмоцию, должна постоянно держаться в уме наряду с требованием, что для анализа необходима завершенная ситуация; эмоции сопротивления плюс подав­ленные действия.

Взяв за пример агорафобию, мы видим, что наши пациен­ты избегают пересекать улицу и позволяют своему страху диктовать им, что делать или, скорее, чего не делать; или ина­че, если совесть или окружающие требуют от них самоконт­роля, они начнут подавлять свой страх. Они могут преуспеть в этом, лишь становясь напряженными и онемелыми, еще более усложняя тем самым свою невротическую позицию.

Успешное лечение фобии требует от пациента сопротив­ляемости как страху, так и побуждению действовать. Я раз­работал метод лечения, сравнимый с «заходом на посадку» в авиации. Студент летного училища делает несколько захо­дов до тех пор, пока ситуация не оказывается благоприят­ствующей посадке. Подобным же образом каждая новая по­пытка пациента пересечь улицу выносит на поверхность ка­кую-то долю сопротивления, ту долю, которая должна пройти анализ и трансформироваться в адекватную функцию Эго, и так должно происходить до тех пор, пока ситуация не окажет­ся подходящей для пересечения улицы. Давайте предполо­жим, что агорафобия протекает на фоне бессознательного желания совершить самоубийство. Пониженная бдительность, возникающая вследствие онемения, способна лишь увеличить шансы пациента быть задавленным при «форсированном» пе­ресечении улицы. Если мы принципиально оставим в покое его страх и заставим пациента сперва осознать, что он боится

236                Ментальный метаболизм

не улицы самой по себе, но транспорта; если мы позволим ему преодолеть его преувеличенный страх машин, мы помо­жем ему сделать первый шаг на пути к нормальности. По­зднее мы возможно обнаружим за его страхом быть убитым желание убить кого-то другого и то, что это желание настоль­ко сильно, что его страх, очевидно, оправдан.

Один из наиболее интересных неврозов, который можно назвать «парадоксальным неврозом», возникает как следст­вие сопротивления сопротивлению. Таким образом, подавлен­ный стыд трансформирует характер, делая его бесстыдным («pudere» = «быть пристыженным»), нахальным¹ («даже не краснеет»). Подавление отвращения не ведет к появлению аппетита, но к жадности и склонности набивать живот.

Определенные перверсии обязаны своей парадоксаль­ностью попыткам управлять эмоциональными сопротивления­ми. Мазохист, хотя он и сознательно ищет боли, боится ее, и, несмотря на все попытки привыкнуть к ней, никогда не будет в силах вынести ее сверх определенного предела. Эксгиби­ционист постоянно занят подавлением стыда. Вуайериста («подглядывающий Том») бессознательно отталкивает вид того, за чем ему хотелось бы наблюдать.

Одно из фрейдовских определений невроза утверждает, что это подавленная перверсия. Дело обстоит как раз наобо­рот. Перверсия и есть невроз, тогда и до тех пор, пока она содержит в себе незавершенную ситуацию. Вуайерист не мо­жет смириться с тем, что он видит, и поэтому подглядывает снова и снова. Как только он убеждается в том, что он видит нормальное явление, его любопытство удовлетворяется и тем самым сводится к нулю.

Общим для всех этих случаев является то, что подавле­ние эмоциональных сопротивлений отбирает у субъекта боль­шую часть его энергии и интереса к жизни. То, чем они зани­маются, по большому счету, так же изматывающе и бессмыс­ленно, как попытки удерживать мяч под водой, надавливая на него сверху, чтобы он не всплыл. Стыд, отвращение, смуще­ние и страх должны получить возможность выйти на поверх­ность, попасть в сознание.

Осознавание нежелательных эмоций и способность их выдерживать является непременным условием успешного излечения; эти эмоции получат разрядку и тогда они станут

¹ Исходное выражение звучит по-английски как «cheeky» — «щекастый» {примеч.   перев.).

Эмоциональные сопротивления               237

функциями Эго. Именно этот процесс, а не процесс припоми­нания, формирует via regia к здоровью.

Способность выдерживать неприятные эмоции необхо­дима не только для пациента, но и для терапевта. Психоана­литический метод все еще страдает от личностных сложно­стей своего создателя: неспособности Фрейда выдерживать его собственное чувство смущения. В личном контакте, на­сколько я сам переживал и слышал от других, он подавлял свое смущение нелюбезностью и даже оскорбительной гру­бостью. В процедуре психоанализа, как он сам признавал, он чувствовал себя неловко и смущенно под взглядом пациен­та; он избегал неприятного напряжения, организуя аналити­ческую ситуацию таким образом, чтобы не попадаться на глаза пациенту.

Не так важно, что эта процедура стала догмой, которой прочно привержен психоанализ; кому бы не хотелось защи­титься от смущения? Еще независимо от последствий для аналитика, это обуславливает определенный недостаток ана­литического лечения, так как дает пациенту возможность не видеть аналитика, который на него смотрит, а следовательно проигнорировать тот факт, что он находится под наблюдени­ем, и избежать осознавания смущения и стыда, с помощью которых он мог бы оздоровить развитие своего Эго.

Еще важнее, чем все эти эмоциональные сопротивления, оказывается неэмоциональное сопротивление, которое мы называем «сила кролика». Ни либидозный катексис, ни ин­стинкт смерти, ни обуславливание, ни теория запечетлевания никак не раскрывают истинных условий. Установка пустышки и страх неизвестности немного объясняет нежелание изме­няться, но инерция и подлиная природа привычки остается самой темной загадкой.

Для практических целей нам может быть достаточно зна­ний о том, что привычки — это экономное приспособление, которое облегчает решение задач функции Эго, так как со­средоточение возможно только на одном объекте в одно и то же время. В здоровом организме привычки согласованы, нацелены на поддержание целостности. При некоторых ус­ловиях, например при взрослении или изменении окружения, привычки становятся неадекватны. Вместо поддержки це­лостности они разрушают ее, ведут к дисгармонии и конф­ликту. В таких случаях требуется реавтоматизация — проти-

238                Ментальный метаболизм

вопоставление нежелательным привычкам тренировки жела­тельных установок.

Подход Ф.М.Александера к этому вопросу наиболее ин­тересен. Он ставит торможение перед активностью (пережи­вание торможения идентично переживанию «точки творчес­кого безразличия» по Фридландеру). Здесь не место обсуж­дать его отвержение организмических влечений, которые при­водят к «забыванию вспомнить» (т.е. неосознанный саботаж, страх изменений). Я хочу указать, что его «торможение» при­водит к деавтоматизации привычек и дает шанс почувство­вать влечение за привычкой.

Давайте рассмотрим такой пример: у человека есть при­вычка вскакивать и ходить из угла в угол во время разгово­ра с кем-нибудь. Вспоминая о том, что нужно сдерживать эту привычку, он может ее преодолеть, но основное влече­ние, поднимающее его с места, остается незатронутым¹. Возможно, он привычно смущается или впадает в панику, но он осознает только, что немножко нервничает. Он встает и уходит от тех людей, с которыми имеет дело, он прячется в раковину и это его единственный способ разобраться в своих мыслях. Другая возможность заключается в том, что во время разговора он становится раздраженным. Вместо того чтобы выразить свое раздражение, он убегает. И опять он ничего не узнает про свою потребность, кроме того, что чувствует себя утомленным.

Затормаживая, подавляя свой импульс, он, однако, удер­живает его размытым, он осознает «голый» импульс. Я обна­ружил, что очень небольшой результат достигается отторма-живанием значения импульса и переобуславливания, если одновременно с этим мы ничего не делаем с мощным внут­ренним влечением. Самый простой способ сделать это — под­держать его выражение. Если человек попросит своих коллег подождать немного, потому что он смущен или ему нужно дать выход своему раздражению, он сможет изменить неприятную привычку на адекватное управление ситуацией.

Однако это все детали. Они не умаляют ни в малейшей степени ценности выводов Александера о том, что человек должен замереть, прежде чем приступать к действиям или размышлениям. Чистым переобуславливанием он уменьша-

¹ В этом отношении техника Фрейда напоминают технику Алексанцера, при которой исцеление происходит благодаря фрустрации — очень «де­ятельная» техника, решительно препятствующая спонтанным импульсам пациента.

Эмоциональные сопротивления               239

ет (но не избегает полностью) опасность развития парано­идной установки. Люди, не способные к «сублимации», ло­мая свои привычки, лишают себя энергии выражения и бу­дут однозначно проецировать свои импульсы (которые пер­воначально вели к формированию этих привычек) и стано­виться не счастливее, но опустошеннее.

Александер больше всего интересуется и больше всего занимается сверхнапряженными людьми; его «торможение» соотносится с высвобождением присасывания (Verbissenheit), и если ему успешно удается разместить эту инфантильную установку благодаря сознательному планированию, он ко­нечно достигает фундаментальных изменений. Он правиль­но подчеркивает трудности, которые переживают люди в связи с изменениями. К счастью, не все человечество фик­сировано на установке присасывания, к счастью, еще оста­лось некоторое количество жующих людей, которые хотят и могут осуществить изменения в себе и в других.

Метод «торможения ложных установок» Александера и его сосредоточение на правильных установках настолько же неэффективно и односторонне, как и подход Фрейда, кото­рый сосредоточен на анализе нежелательных установок. Требуется комбинирование, синхронизация анализа и пере-обуславливания. Разрушение и построение — это просто стороны единого неделимого процеса организмической ре­организации.

Часть третья

ТЕРАПИЯ СОСРЕДОТОЧЕНИЕМ

Глава 1 МЕТОД

Практическое применение научных открытий требует со­здания новой техники. Одним из важнейших факторов, обус­ловивших поражение французов, было то, что они не шли в ногу с новым методом ведения военных действий, ознамено­ванного изобретением танков и аэропланов.

Изобретение нового лекарства «М&В 693» упростило бы лечение многих заболеваний. Открытие микробов привело к развитию специальных антисептических приемов, более и бо­лее усложняющих проведение операции.

Широкое применение «М&В 693» стало возможным лишь благодаря классификации недугов на основе их бактериоло­гического происхождения; новая классификация принесла с собой такое упрощение, какое было бы невозможно еще сто­летие назад. Кто бы мог подумать тогда, что такие разнород­ные болезни, как гонорея и пневмония, могут быть родствен­ными друг другу (возбудители обоих заболеваний принадле­жат к семейству кокков)?

Теория является целостностью, объединением множества фактов. Порой простую теорию необходимо исправить, при­ведя в соответствие с недавно открытыми фактами, не впи­сывающимися в исходную концепцию. Иногда оказывается столь много добавлений, что вместо рабочей гипотезы мы получаем путаницу. Когда возникает подобная ситуация, мы должны сделать паузу и поискать новые ориентиры, новые общие факторы, способные упростить научные воззрения.

Пример такой ситуации — теория «переноса». До тех пор, пока концепция «либидо» занимала в психоанализе главен-

Метод               241

ствующее положение, перенос совпадал с влюбленностью аналитика. Когда в случае враждебного отношения к анали­тику допускалась агрессия, говорили о «негативном пере­носе». Опять же, после того, как стало ясно, что ни один па­циент не может быть настолько прямодушным, насколько можно было бы ожидать, и анализу сопротивлений стало уделяться больше внимания, появился термин «латентный не­гативный перенос». По ходу дальнейшего развития психо­анализа может оказаться необходимым добавить даже еще больше «рукояток» для того, чтобы управиться с концепцией латентного негативного переноса, если продолжать ее при­держиваться.

Новый метод, идея которого разрабатывается в этой кни­ге, теоретически прост: его цель — восстановление «чувство­вания себя», но достижение этой цели временами может ока­заться очень затруднительно. Если у вас были «неправиль­но» сформированы условные рефлексы, если у вас «не те» привычки, исправить такое положение дел окажется намного сложнее, чем приобрести новые привычки. Я могу порекомен­довать книги Ф.М.Александера тем, кто желает осознать, на­сколько сильной может стать укоренившаяся привычка или, как бы мы это назвали, устойчивый «гештальт». Освоение но­вой техники, даже без учета избавления от неверных устано­вок, ни в коем случае не может считаться пустяком. Вспомни­те хотя бы, сколько времени заняло у вас овладение техни­кой письма, с каким трудом вы снова и снова выводили каж­дую букву, как нескоро преуспели вы в составлении из этих букв слов, до тех пор пока вы не смогли писать бегло. Только тогда, когда вы отнесетесь к освоению новой техники, кото­рую я хочу вам продемонстрировать, с полным осознаванием ожидающих впереди трудностей, я смогу помочь вам в освое­нии азбуки «чувствования» себя.

Я использую термин «азбука» намеренно, поскольку нео­бязательно придерживаться последовательности, приведен­ной в нижеследующих главах. Вы вправе выбирать то, к чему вас побуждают ваши наклонности и вкус, по крайней мере на первых порах. Однако как только вы почувствуете какое-то улучшение и начнете доверять методу, постарайтесь завести процесс переобусловливания указанным образом как можно дальше.

Наша техника — не интеллектуальная процедура, хотя мы и не сбрасываем полностью со счетов интеллект. Она напо­минает йогу, хотя цель у нее совершенно иная. В йоге значи-

242               Терапия сосредоточением

тельное место занимает развитие способностей за счет омертвления организма, тогда как нашей целью является про­буждение организма к более полной жизни.

Утверждая, что мы представляем собой «пространствен­но-временные события», происходящие в пределах изменчи­вых областей нашего существования, я вписываюсь в общее направление развития научной мысли. Подобно Эйнштейну, достигшему новых научных прозрений, благодаря принятию в расчет человеческого «я», мы обретаем новое понимание психологии, осознавая относительность поведения человека, «правильного» и «неправильного», «плохого» и «хорошего», заменяя эти понятия терминами «знакомое» и «незнакомое»; и, в конечном счете, оперируя с такими функциями Эго, как «идентификация» и «отвержение». Каждая новая частица са­мосознания, завоеванная нами, вовсе не делает нас (по рас­пространенному мнению) более эгоистичными, но более по­нимающими и объективными.

Глава 2

СОСРЕДОТОЧЕНИЕ И НЕВРАСТЕНИЯ

Прежде чем приняться за азбуку нашего метода необ­ходимо представить на рассмотрение еще один теоретичес­кий аспект. Давно известно, что существенным моментом любого продвижения вперед, любого успеха, является сосре­доточение. Вы можете обладать массой талантов и способ­ностей, но без сосредоточения они ничего не стоят. (Шил­лер: Гений — это сосредоточение.)

Также известно, что сосредоточение имеет какое-то от­ношение к интересу и вниманию. Три эти понятия часто используются как синонимы. Помогают ли нам эти выра­жения что-нибудь обнаружить? Интерес относится к ситуа­ции в целом; сосредоточение — к проникновению в центр (ядро, сущность) ситуации; а внимание означает, что между субъектом и объектом возникло напряжение. В этих выра­жениях нет никакой магии. Они суть просто описания некого состояния, действия и направления. Общее для всех трех терминов — то, что они по-разному обозначают один и тотже феномен «фигура-на-фоне». «Фигура» у здорового человека должна быть крепкой и относительно неподвижной, ни «ска­чущей», как в случае ассоциативного склада ума (неврасте­ния, многие психозы, ветреность), ни ригидной (навязчивые идеи, извращения, одержимости). Эти отклонения от здоро­вой нулевой отметки недавно были с успехом изучены в русле экспериментальной психологии. Было обнаружено, что существует  индекс   нормальной  устойчивости   «фигуры»   и

244               Терапия сосредоточением

что «фигуры» со слишком высокой или слишком низкой ус­тойчивостью указывают на душевные расстройства.

Практически для каждого сосредоточение имеет отно­шение к магии, что наилучшим образом выражено фрейдов­ской идеей либидозного катексиса. Сосредоточение — это не субстанция, которую можно передвинуть с места на мес­то, а функция. В случае негативного искусственного сосре­доточения — простая функция Эго. При фиксациях и сосре­доточении на «Имаго» оно является функцией бессознатель­ного. Гармоничная функция Эго и Бессознательного пред­ставляет основу для «позитивного», биологически правиль­ного сосредоточения.

В то время как бессознательное сосредоточение, область изучения классического психоанализа, не будет затрагивать­ся в данной главе, необходимо привлечь критическое внима­ние к «популярному», одностороннему взгляду на сосредото­чение. Большинство подразумевает под сосредоточением произвольное усилие. В действительности это «негативный», нецелесообразный тип сосредоточения.

Идеальное сосредоточение — это гармоничный процесс сознательной и бессознательной кооперации. Сосредоточе­ние в популярном смысле слова — исключительно функция Эго, не поддерживаемая спонтанным интересом. Это иден­тификация с долгом, совестью или идеалами, характеризую­щаяся сильными мышечными сокращениями, раздражитель­ностью и таким внутренним напряжением, которое приводит к усталости и способствует появлению неврастении или даже нервных срывов. Искусственное и негативное, оно не получает естественной (организмической) поддержки. Выс­траивается искусственная стена, призванная отгородить че­ловека от всего, что может привлечь внимание, что стремит­ся стать «фигурой» вместо того, чтобы оставаться «фоном».

Мы обнаружили два вида нездорового сосредоточения: один только что описан, а другой — это сознательное навяз­чивое сосредоточение. При навязчивом сосредоточении принуждение проецируется¹, и лицо, о котором идет речь, жи­вет как бы из-под палки, принуждаемое к поступкам, с кото­рыми оно не согласно и желало бы отвергнуть их как стран­ные и бессмысленные. При негативном сосредоточении, од-

¹В обсессивном характере скрыт надсмотрщик за рабами.

Сосредоточение и неврастения              245

нако, принуждение не проецируется, а ретрофлексируется, и человек заставляет себя обращать внимание на те вещи, ко­торые его недостаточно интересуют. На своей задаче он сосредотачивается меньше, нежели на защите от всевозмож­ных препятствий (шума и т.д.). Он напрягает мускулы, хму­рит брови, сжимает челюсти и губы и задерживает дыхание для того, чтобы сдержать гнев (бессознательно направляе­мый против той самой работы, которой он занимается) — гнев, готовый в любой момент вылиться наружу, обрушившись на любое вмешательство. Чем большее бессознательное притяжение ощущает он по отношению к вмешивающемуся, тем с большей готовностью он «оторвет ему его проклятую голову», что указывает на аппетит, на дентальную природу его агрессии.

Если вы разобрались в «цепляющемся» и «пустышечном» отношении, вы распознаете их в двух данных видах сосредо­точения. При негативном сосредоточении вы цепляетесь за свою работу со стиснутыми челюстями; при навязчивом со­средоточении Вы упорствуете в «пустышечном» отношении без выгоды для себя или без перемен. На катке я повстречал одного мужчину, который практиковался в одних и тех же конь­кобежных приемах в течение двух лет. Он всегда готов был прислушаться к совету, но никогда не применял совет на прак­тике, никогда не менялся. Он не мог вынести никакого откло­нения от того, что представлялось ему знакомым и правиль­ным. Страх неизвестного заставил его придерживаться свое­го окаменевшего поведенческого паттерна.

Правильное сосредоточение наилучшим образом описы­вается словом «завороженность»; здесь объект выходит на передний план безо всякого усилия, весь остальной мир ис­чезает, время и окружающее пространство перестают суще­ствовать; сосредоточение не вызывает никакого внутренне­го конфликта или протеста. Подобное сосредоточение час­то можно наблюдать у детей и тех взрослых, кто занят ка­кой-либо интересной работой или хобби. Поскольку каждое отдельное личностное образование временно согласовыва­ется и подчиняется выполнению лишь одной цели, нетрудно понять, что такое отношение лежит в основе всякого разви­тия. Если, цитируя Фрейда, навязчивость становится хотени­ем, то краеугольный камень в построении здоровой и счаст­ливой жизни уже заложен.

246               Терапия сосредоточением

Мы установили, что избегание — основная характерис­тика невроза, и очевидно, что его правильной противополож­ностью было бы сосредоточение. Но, конечно же, именно со­средоточение на объекте стремится стать «фигурой» в соот­ветствии со структурой ситуации. Проще говоря, нам прихо­дится смотреть в лицо фактам. Психотерапия помогает па­циенту посмотреть в лицо тем фактам, которые он прячет от самого себя.

Психоанализ так описывает этот процесс: свободные ас­социации автоматически приводят к бессознательным про­блемам за счет их «магнетического» притяжения; или давле­ние инстинктов настолько сильно, что они выходят на поверх­ность, хотя зачастую в искаженном виде и обходными путями.

Гештальт-психология возможно предложит следующую формулу: скрытый гештальт настолько силен, что выходит на передний план, по большей части в виде симптома или дру­гой замаскированной формы выражения.

Мы не должны выпускать из рук нить, ведущую от симпто­ма к скрытому гештальту. На метод свободных ассоциаций нельзя положиться, он бессилен против всевозможных избе­ганий. Благодаря сосредоточению на симптоме, мы остаемся в зоне (хотя и на периферии) подавленного гештальта. Упор­но продолжая сосредотачиваться, мы прокладываем себе до­рогу к центру зоны или «комплекса», в ходе этого процесса мы встречаем и реорганизуем специфические виды избега­ния, например, сопротивления.

Избегание биологически необходимого гештальта никог­да не обходится без сосредоточения на объектах, принад­лежащих разнородным областям (отвлекаемость, «сужен-ность» ума, «пустышка»). Благодаря избеганию естественно­го формирования «фигуры-фона», негативное, форсирован­ное сосредоточение ведет к неврозу или, в остром случае, к неврастении, при которой недостаток способности к сосре­доточению всегда считался бросающимся в глаза симпто­мом. Вот два примера того, как посредством пренебрежения принципом организмической саморегуляции одностороннее сосредоточение может обернуться своей противоположнос­тью, психической неустойчивостью.

Один чрезвычайно совестливый чиновник сильно беспо­коился по поводу частых расстройств здоровья, из-за которых он завоевал репутацию лодыря, уклоняющегося от исполне­ния своих обязанностей. Он показался мне человеком искрен-

Сосредоточение и неврастения              247

ним, и я поверил ему, когда он сказал, что через каждые три-четыре месяца он просто не может ходить на работу. Проис­ходило вот что: каждый день ему приходилось справляться с массой проблем, многие из которых не могли быть решены в тот же день и оставались незавершенными. Перед тем как ложиться спать он читал какой-нибудь фантастический рас­сказ и спал плохо, поскольку незавершенные ситуации нару­шали его сон и на следующее утро он просыпался с чув­ством повышенной усталости.

Это снижало его возможности, и незаконченных дел ста­новилось еще больше. Повышенное беспокойство по ночам, усиливающаяся усталость и дальнейшее уменьшение рабо­тоспособности образовали порочный круг, по которому он следовал до тех пор, пока неспособность сосредоточиться не заставляла его вообще прекратить работу. Когда я встре­тил его, он находился и состоянии истощения; его работа, дела, сгрудившиеся в гору, которую ему было не осилить, доводили его до полного бессилия; ему хотелось выть от от­чаяния. Решение его проблемы заключалось в уменьшении того количества задач, с которыми ему надо было управить­ся, в завершении насколько возможно большего числа дел в течение дня, перед сном ему необходимо было выкинуть из головы все незавершенные дела. После того, как он уз­нал, что суть его проблемы заключается в незавершенных ситуациях, он научился решать проблемы, касающиеся ра­боты, исключительно в рабочие часы, не приниматься за но­вое задание, не покончив со старым, и отдыхать в часы до­суга. Восстановив равновесие, он не только стал лучше ра­ботать, но и смог снова наслаждаться жизнью.

Второй случай еще проще. Молодой человек, готовив­шийся ко вступительным экзаменам, пожаловался на то, что не может сконцентрироваться на занятиях. Всякого рода фан­тазии мешали и отвлекали внимание. Он последовал моему совету отделить погружение в грезы от занятий: как только ему в голову приходила какая-нибудь фантазия, он позволял себе примерно десять минут пофантазировать, а затем воз­вращался к работе. Вначале даже это было непросто. Он на­столько привык к внутреннему конфликту, что как только на­чинал фантазировать, перед его мысленным взором появля­лись предложения и иллюстрации из учебника. Тогда он пе­реходил к этому материалу и занимался им до тех пор, пока фантазия не возникала снова.  Не сопротивляясь ни одному

248               Терапия сосредоточением

из побуждений, он научился разделять две эти сферы и вско­ре оказался в состоянии справиться со своими заданиями без особых усилий.

Позитивное сосредоточение во всех отношениях соот­ветствует законам холизма. Не только все функции мобили­зуются для достижения одной цели (при негативном сосре­доточении мобилизуется лишь часть их), но мы также оказы­ваемся способны полностью сосредотачиваться только на тех объектах, которые предполагают завершение незавер­шенного целого.

Вдобавок к недостаточному сосредоточению существу­ет еще два важных симптома неврастении, о которых стоит упомянуть. Один — это головные боли, боли в спине и весь спектр симптомов усталости, которые основываются на на­рушенной координации моторной системы. Ими мы займем­ся в главе, посвященной телесным аспектам сосредоточения. Другим симптомом является пресыщенность жизнью, отсут­ствие интереса и всевозрастающая неудовлетворенность в отношениях со всеми и каждым. Этот симптом выражает от­вращение к жизни. Данное отвращение, я полагаю, часто не воспринимается как таковое, но проявляется в неврастени­ческой диспепсии (расстройстве пищеварения) и отсутствии аппетита.

Сосредотачиваясь на том, что мы едим, мы убиваем нес­кольких зайцев сразу. Мы постигаем искусство сосредото­чения, лечим нервическое расстройство пищеварения; фор­мируем свой собственный вкус; развиваем разум и утверж­даем собственную индивидуальность. Хотя имеется мало шансов, что более серьезные неврозы могут быть излечены по методу, приведенному в данной книге (сопротивления, возникающие при упорном выполнении упражнений, возмож­но, слишком велики), любой человек, обнаруживающий в себе склонность к неврастении, может убедится в эффек­тивности этого метода.

Но как нам выбраться из затруднительного положения, если у нас нет силы сосредоточиться и в то же время мы должны заставлять себя сосредотачиваться?! Выход в мето­де проб и ошибок. Не насилуя себя, ребенок снова и снова пытается подчинить себе сложную механику хождения до тех пор, пока не достигнет надлежащего уровня координации мо­торной системы. Хорошим примером из взрослой жизни яв­ляется студент летной академии. Львиную долю его летных

Сосредоточение и неврастения              249

тренировок занимают пробные приземления. Иногда он при­земляется, останавливаясь только за пределами посадочной площадки, а иногда идет на снижение слишком рано. Застав­лять себя совершить посадку в любом случае было бы глупо, если не опасно. Я советую читателю следовать методу проб и ошибок, так как этот подход — единственный, ведущий к успеху. Не обращайте внимания на неудачи: при всяком под­ходе на поверхность выносится определенная доля сопро­тивления, которое после переработки может дать начало луч­шему пониманию и усвоению. Упорство в следовании дан­ным методам вопреки всем неудачам само по себе внесет огромный вклад в развитие здоровой и всесторонней лично­сти. Если вдобавок вы научитесь анализировать, понимать смысл «неправильных» установок вместо того, чтобы осуж­дать их, в итоге вы обязательно окажетесь победителем.

Глава 3 СОСРЕДОТОЧЕНИЕ НА ЕДЕ

Упражнения, приведенные ниже, представляют собой квинтэссенцию всей книги. Проявите к этой главе особый интерес, особенно если вам хочется посмеяться надо мной потому, что я уж слишком тяну волынку, все время объясняя, как правильно есть. Я занимаюсь этим постольку, поскольку это имеет жизненное значение для развития разумной и гар­моничной личности. Это — «средство для прочищения узко­го горлышка», образованного психическими зажимами. Если вы заметите, что умаляете значимость тех глав, которые ка­саются пищевого инстинкта, и, если вам захочется пропус­тить их, вы можете принять это как указание на наличие у вас дентальных задержек и глубоко укоренившихся невро­тических установок.

Позвольте мне еще раз вкратце объяснить фундаменталь­ное различие, существующее между предентальной и ден­тальной стадиями. Грудничок активно сосредотачивается лишь на одном действии: цепляющемся присасывании. Это цепляющееся присасывание означает создание вакуума, по­добного тому, что образуется в резиновом колпачке, прижа­том к оконному стеклу. Нет необходимости придерживать его до тех пор, пока продолжается присасывание. После предва­ряющего цепляющегося присасывания осознанная активность ребенка прекращается. Для удержания вакуума грудничок использует бессознательные движения, задаваемые подкор­ковой областью. Постепенно младенец становится все более

Сосредоточение на еде               251

и более сонным, до тех пор, пока, наконец, не засыпает. Мы истолковываем «улыбку» только что накормленного ребенка как выражение счастья, но это лишь полное расслабление, коллапс моторики цепляющегося присасывания.

Из этой картины мы должны сделать два заключения. Во-первых, ритм кормления грудничка описывается кривой, со­вершенно отличной от кривой сексуального удовлетворения с его увеличивающимся напряжением и резким спадом, что является лишним доказательством против теории либидо.

Второе заключение, которое интереснее для нас в дан­ный связи, гласит, что грудничку требуется лишь краткий пе­риод сосредоточения, тогда как взрослый, которому прихо­дится справляться с твердой пищей, должен сосредотачивать внимание на протяжении всего процесса ее поглощения. Для того, чтобы твердая пища была усвоена надлежащим обра­зом, требуется постоянное сознательное сосредоточение на разрушении, вкусе и «чувстве» постоянно меняющегося непе­реваренного материала.

Бесполезно пытаться исправить чье-то пищевое поведе­ние до тех пор, пока это фундаментальное различие не бу­дет полностью осознано. Это не должно вызывать затрудне­ния, поскольку порою вам, должно быть, доводилось видеть жадного, нетерпеливого едока, ведущего себя как грудничок, выказывающего действительный интерес к пище лишь пе­ред едой; как только он усаживается за стол, в его поведе­нии начинают проглядывать характерные черты цепляюще­гося присасывания; он сосредотачивается только на вкусе первых кусков; затем, как и младенец, он впадает в состоя­ние транса, по крайней мере настолько, насколько при этом оказывается затронут процесс поглощения пищи, его вни­мание поглощают размышления, сны наяву, разговоры или чтение. Твердая пища проходит по его горлу так, «как буд­то» это жидкость, и его неспособность внести изменения в структуру и вкус пищи (точно так же, как при питье, когда эти изменения не имеют места) находит отражение в его основном отношении к жизни. Он боится или не в силах до­биться перемен в себе самом или окружающем мире, даже тогда, когда это было бы желательно. Он не может сказать «нет», поскольку опасается, что благожелательность может обернуться антагонизмом. Он цепляется за обветшалые обычаи вместо того, чтобы заменить их улучшенными, и стра­шится риска, который сопряжен с переменами, даже если они и приводят к улучшению перспектив.

252               Терапия сосредоточением

Он никогда не добьется независимости, конфлюэнция между ним и его окружением¹ настолько же желанна для него, насколько желанна конфлюэнция между матерью и сосущим молоко грудничком для последнего. Достижения чувства соб­ственной индивидуальности, требующего осознания разделя­ющих границ, не происходит. Или же возникает искусствен­ная стена, выражающаяся в сжатии ротовых мышц, отказе от какого бы ни было контакта с миром в целом, ведущем к оди­ночеству, отсутствию интереса, мизантропии и скуке. Оба эти явления, абсолютная конфлюэнция (отсутствие индивидуаль­ности) и абсолютное сопротивление (притворная индивиду­альность), могут быть обнаружены как противоположные край­ности среди симптомов автоматизма и негативизма при dementia praecox². В первом случае пациент автоматически выполняет любую данную ему команду, во втором — делает прямо противоположное тому, о чем его просили. В менее вы­раженных случаях встречаются чрезмерная исполнительность и открытое неповиновение.

Какие методы имеются в нашем распоряжении для того, чтобы успешно проплыть между Сциллой конфлюэнции и Ха­рибдой изоляции? Каким образом можем мы достичь такого изменения, которое было бы способно сделать нашей соб­ственностью объект потребности из внешнего мира, без того, чтобы не превратиться в подобных нацистам разрушителей? С чего нам следует начать для того, чтобы осуществить пере­ход от предентальной фазы к дентальной?

Ответ представляется несложным: мы должны пользо­ваться зубами. Флетчер советовал пережевывать каждый кусочек 30—40 раз. Но метод Флетчера отличается навязчи­востью, и человек, не склонный к навязчивым действиям, не сможет вынести такого монотонного счета и вскоре забро­сит это занятие, тогда как обсессивный тип только обраду­ется ему, но не извлечет для себя никакой пользы. Он ста­нет для него очередной «пустышкой», очередным предлогом для сосредоточения на пустопорожних действиях. Он будет заинтересован  в том,  чтобы  продолжать вести себя стран-

¹Так называемый стадный инстинкт, или инстинкт толпы, является про­явлением конфлюэнции.

² ementia praecox есть, в сущности, расстройство функции границы Эго и целостной структуры личности. Иногда оказывается возможным восста­новить холистическую функцию с помощью шоковой терапии, заставляю­щей раздробленные части личности заново сплачиваться и объединять­ся под началом инстинкта самосохранения, в целях «выживания».

Сосредоточение на еде               253

ным образом, а не в биологической функции, нацеленной на внесение изменений (разжижение и т.д.) в твердую пищу. Могли бы вы вообразить себе пережевывающую жвачку ко­рову, которая подсчитывала бы каждое движение челюстью и решала, что тридцати жевательных движений как раз дос­таточно, чтобы управиться с каждой порцией?

Нет. Мы должны иначе приняться за дело, и начало бу­дет самым трудным. Мы должны удерживать внимание на принятии пищи; мы должны полностью осознавать тот факт, что мы едим. Звучит просто, возможно даже глупо. Вы, ко­нечно, полагаете, что осознаете прием пищи. Но так ли это? Может быть, вы читаете, разговариваете, мечтаете или бес­покоитесь во время еды? Как часто бывает так, что ум ваш оказывается исполнен тревоги по поводу возможности про­пустить автобус или опоздать на работу или в театр? Как часто во время еды вы размышляете об исходе предприя­тий, в которых вам предстоит принять участие? Как часто вы проглатываете вместе с едой газету?

Раз уж вы решили начать осознавать принятие пищи, вам предстоит совершить ошеломляющие открытия. На первых по­рах будет чрезвычайно трудно задерживать свое внимание целиком на процессе поглощения пищи, даже на короткое время. Спустя несколько секунд вы, возможно, обнаружите, что ваши мысли разбрелись, и вы в данный момент обретаетесь где угодно, только не за обеденным столом. Не заставляйте себя сосредотачиваться, но возвращайтесь к еде каждый раз, когда вы обнаружите, что уклоняетесь от сосредоточения, и мало-помалу вы научитесь сосредотачиваться на период до 10—20 секунд, а затем до минуты и даже дольше.

В то время, пока вы усиливаете вашу способность к со­средоточению, начните развивать в себе еще одно умение: находить удовлетворение в чистом наблюдении без преж­девременного вмешательства. После того, что вы уже выу­чили, я уверен, вам не терпится улучшить свою способность кусать и пережевывать, но подобное преждевременное вме­шательство только исказит и нарушит верный ход развития. Оно послужит лишь тому, чтобы скрыть от себя самого базо­вое нежелание пережевывать. Вы не должны приступать к исправлению создавшегося положения до тех пор, пока вы полностью не прочувствуете при глотании неразмельченные кусочки пищи и пока вам не станет ясно, что вы «пьете» твердую пищу вместо того, чтобы есть ее; в противном слу­чае это будет означать бессмысленное слепое повиновение,

254              Терапия сосредоточением

а не проникновение в сущность одного из важнейших био­логических процессов.

Без полного осознания привычного, но «неправильного» отношения — в данном случае, жадности и нетерпеливости -вы не сможете предотвратить их повторное появление, как только отвлечетесь. Вам нужно осознать нетерпение, затем превратить его в раздражение, затем — в дентальную агрес­сию и, в конечном итоге, утвердить ее в качестве интереса к тщательной проработке каждой задачи, к терпеливому, но энергичному пережевыванию пищи для тела и для ума.

Если вы, по прошествии некоторого времени, все еще бу­дете испытывать трудности в связи с сосредоточением, при­мените метод описания. Проанализируйте (я не имею в виду психоанализ) собственные впечатления. В деталях опишите все, что вы ощущаете на вкус и вообще чувствуете: горячее и холодное, горькое и сладкое, острое и пресное, мягкое и твердое. Но не приятное и мерзкое, аппетитное и тошнотвор­ное, вкусное и невкусное. Другими словами, обретите спо­собность различать факты вместо того, чтобы их оценивать.

Последним по порядку, но не по важности, будет сосре­доточение на структуре пищи и проверка каждого нераз-мельченного кусочка, который стремится избегнуть перети­рания жерновами ваших моляров. Не успокаивайтесь до тех пор, пока не сделаете из себя совершенного «цензора», ко­торый будет чувствовать в своем горле каждый не размель­ченный кусочек и автоматически выталкивать его обратно в рот для полного разрушения. К этому времени в вашем рас­поряжении должны оказаться средства, необходимые для того, чтобы справиться с искусством принятия пищи. Зна­ние деталей и полная осведомленность о процессе питания вместе приведут к требуемым переменам в пище. Вы разо­вьете у себя хороший вкус и перестанете интроецировать телесную и духовную пищу.

Некоторые замечания помогут еще крепче убедиться в преимуществах, которые несет с собой правильное питание. Желудок и кишечник — это всего-навсего кожа, и пища (на­пример, кусок мяса, лежащий у вас на тарелке) должна про­никнуть сквозь эту внутреннюю кожу. Этого никогда не про­изойдет без полного разжижения. Пищеварительные соки, вырабатываемые ротовыми, желудочными и другими желе­зами, не станут выделяться, если вы не будете как следует работать челюстями, и они не смешаются с пищей, если пища не окажется надлежащим образом измельчена.

Сосредоточение на еде               255

Прежде всего избегайте опасности интроекции, не про­глатывайте духовную и телесную пищу кусками, которые не­пременно останутся в вашем организме как инородные тела. Чтобы понять и ассимилировать этот мир, вам необходимо использовать свои зубы в полной мере. Научитесь прокусы­вать насквозь так, чтобы резцы прикасались друг к другу. Если у вас имеется привычка рвать пищу зубами и отщипы­вать от нее кусочки, избавьтесь от этой привычки. Если вы раздираете пищу на части вместо того, чтобы прокусывать ее насквозь, вы остаетесь в состоянии конфлюэнции, а не контакта; психологическая брешь, дверь, соединяющая внут­ренний и внешний миры, остается открытой. Особенно это относится к тем людям, которые не могут «откусить чисто»¹, «оттяпать себе свою долю». Они неспособны участвовать, т.е. буквально «получить свою часть».

Если вы боитесь причинять людям боль, нападать на них, говорить «нет», когда положение того требует, вы должны проделать следующее упражнение: представьте себе, что вы откусываете от чьего-то тела кусок мяса. Можете вы вооб­разить, что откусываете его «чисто» или ваши зубы только создают впечатление кусания, как будто вы кусаете резину? Если в воображении вы можете прокусить тело насквозь, способны ли вы испытать соответствующее «чувство» плоти у вас на зубах? Вы можете осудить такого рода упражнение за жестокость и злобность, но этой жестокостью в той же мере проникнута каждая часть и частица вашего организма, как проникнута ею жизнь животного в борьбе за выживание. Ваша биологическая агрессивность должна где-то и как-то найти себе выход; даже под маской добродушнейшего че­ловека, обладающего ласковым, незлопамятным характером, таится скрытая агрессивная сущность, которая обязательно проявит себя так или иначе, либо в виде проекции, либо в виде морализаторства, либо как убийственная доброта.

Давайте задумаемся, чего добилось человечество, подав­ляя биологическую агрессивность индивида? Взгляните на хитроумные средства уничтожения и количество пострадав­ших в ходе идущей войны.  Разве не является это достаточ-

¹Это странное словосочетание показалось мне отражающим игру слов в оригинале наилучшим образом. В английском языке исходное «clean cut» передает впечатление ясности, точности, определенности. В то же время буквальный перевод дает нам русский эквивалент «искусный разрез», что привязывает выражение к дентальной тематике контекста и объясняет дальнейшие рассуждения автора (прим. перев.).

256               Терапия сосредоточением

ным подтверждением тому, что лишь пройдя порочный круг псевдометаболизма, агрессивность достигла нынешней па­ранойяльной стадии массового уничтожения?

Чем легче мы позволяем себе проявлять жестокость и жажду разрушения биологически верным путем — то бишь посредством зубов — тем меньшей окажется опасность того, что агрессия найдет себе выход в качестве черты характера. К тому же в значительной мере ослабнут те патологические страхи, которые, возможно, затаились в нас; ибо чем больше агрессии вовлекается в кусание и пережевывание, тем мень­ше ее остается для проекций. В результате неизбежно сни­жение количества страхов (фобий).

Человек, имеющий в своем распоряжении агрессивность, не должен позволять смущать себя вечно раздраженному, изо дня в день ворчащему и бурчащему субъекту, неспособному притом взять и разделаться со своими проблемами. Постоян­ная раздраженность — это еще один пример незавершенной ситуации, вялой и неверно применяемой агрессии. Такой че­ловек является «придирой», а не «кусакой»; он принадлежит к «конфлюэнтному» типу людей. У таких как он всегда между передних зубов обнаруживается щель. Подобный человек либо расхаживает туда-сюда с наполовину открытым ртом, либо, в качестве сверхкомпенсации, плотно стискивает губы. Больше всего он опасается оказаться личностью, или же на­оборот, сосредотачивается на том, чтобы доказать себе и все­му миру, что он — личность, что у него имеется свое собствен­ное мнение, даже если оно заключается лишь в том, чтобы постоянно противостоять всему остальному. Я знал одного человека, который, в пику своей буржуазной семье, стал ком­мунистом. Затем он вступил в партию, которая, будучи в прин­ципе коммунистической, состояла в оппозиции к общеприня­тым коммунистическим доктринам. Вскоре он нашел к чему придраться и в этой партии, и перекинулся к фашистам. «Фе­дот, а Федот, все совсем наоборот»¹.

Для тех, кто склонен придираться к своей собственной личности, существует упражнение на улучшение зоны контак­та (граница Эго по Федерну). Пусть зубы верхней и нижней челюсти чуть-чуть соприкасаются. Не напрягайте челюстные мышцы слишком сильно, но и не расслабляйте их так, чтобы отвисала  нижняя  челюсть;   в указанных  мышцах не должно

¹ Рифмованный   перевод   английской   присказки,   произносимой   в адрес человека, делающего все шиворот-навыворот (прим. перев.).

Сосредоточение на еде               257

быть ни слишком низкого, ни слишком высокого тонуса. Вна­чале вы можете ощутить легкое, возможно даже заметное, дрожание (стучание зубов, как на холоде или при испуге). В таком случае замените бессознательный тремор короткими, быстрыми осознанными кусательными движениями и затем попробуйте снова.

Теперь, когда вы приступили к перестройке вашего спо­соба поглощения пищи, предлагается выполнить небольшое упражнение, обладающее особой ценностью для исключения нетерпеливости и путаницы в мыслях. Потренируйтесь в пре­рывании сплошного потока пищи. Многие заталкивают в рот новую порцию пищи прежде, чем управились с предыдущей, разжижив ее. Такое отношение является еще одним симпто­мом, указывающим на то, что с твердой пищей обращаются как с жидкостью. Если вы продолжите развивать здоровое отношение, если вы научитесь оставлять рот порожним в пе­рерывах между укусами, вы вскоре обнаружите, что можете справляться со всеми большими и малыми жизненными за­ботами; ваш «психический желудок» — мозг — окажется в го­раздо лучшем состоянии. Вследствие этого вы гораздо реже станете мыслить неряшливо и несвязно, и вам не составит труда ясно представлять себе собственные идеи и концеп­ции. Это относится не только к вашему мышлению, но также и вообще к любому роду активности. Если вы принадлежите к числу тех, кто принимается за новое дело, не покончив со ста­рым, если вы раз за разом видите, что сели в лужу, тогда вы­шеприведенное упражнение именно то, что вам нужно.

Если вы успешно попрактиковались в предыдущих уп­ражнениях, вы уже достигли многого. Вы обнаружили, что часто сталкиваетесь с сопротивлениями, такими как отго­ворки, оправдания, безразличие, отсутствие времени и т.д., но эти упражнения, исполненные с решительностью и нас­тойчивостью, не выходят за пределы человеческих возмож­ностей. С гораздо большим сопротивлением нам придется столкнуться, когда мы приступим к упражнениям, связанным с отвращением. Однако к ним не следует приступать до тех пор, пока предыдущие упражнения не начнут выполняться более-менее автоматически.

Амбивалентность нашего отношения к еде в частности и к миру в целом укоренилась настолько глубоко, что большин­ству из нас до сих пор свойственен детский образ мышления,

258               Терапия сосредоточением

заключающийся в том, что все либо «бяка», либо «м-м-м, как вкусно». Я был поражен открытием того, какое множество лю­дей при прослушивании любого музыкального отрывка, при просмотре любой кинокартины, при встрече с любым незна­комым человеком, используют в качестве немедленной реак­ции выражения «ужасный» или «чудесный». В большинстве случаев их усилия направлены на оттачивание своих крити­ческих способностей, а не на углубление впечатлений. Неко­торые признаются, что не могут высидеть киносеанс без того, чтобы постоянно не повторять про себя «О, это здорово» или «Как глупо», и т.д. Все их интересы сосредоточены не на том, чтобы проникнуться искусством, соприкоснуться с ним, а на том, чтобы вынести ему оценку. Что касается подобного типа личностей, то я неизменно нахожу, что 90 процентов их мыслей составляют предрассудки. Их можно охарактеризовать как страдающих избирательной паранойей. Чтобы преодолеть та­кое отношение, необходимо излечить их от оральной фригид­ности путем вынесения подавленного отвращения на повер­хность и избавления от него. Они едят при помощи суждений, а не вкуса.

Выполняя упражнения на развитие вкуса, вы должны были заметить, что сосредотачиваться на приятной вам пище на­много легче, нежели на неприятной или незнакомой. Вы дол­жны были также испытать, что границы вашего вкуса до опре­деленной степени расширились и, после того как вам удалось сделать над собой усилие и сосредоточиться, вы начали по­лучать от пищи намного больше удовольствия, чем раньше. (Если эти упражнения выполняются правильно, весь процесс в целом не требует усилий.) Очень немногие отдают себе от­чет в своей оральной фригидности. Стал редкостью не толь­ко настоящий гурман, медленно смакующий каждое блюдо, — изменилось вообще наше отношение к поглощению пищи, оно становится все более и более варварским. Онемелость вку­са гиперкомпенсируется при помощи всевозможных возбуж­дающих аппетит специй и извращенного поведения. Одна из моих пациенток не могла есть суп с удовольствием, если он не был обжигающе горячим, иначе он казался ей безвкусным.

Здравый смысл, присущий животному, которое не станет трогать пищу в том случае, если она слишком горячая или слишком холодная, был многими людьми практически пол­ностью утерян. Подобная ситуация усматривается не только по отношению к пище, но и к другим источникам удоволь­ствия, ведя к дегенерации вообще. Музыка на танцах долж-

Сосредоточение на еде               259

на быть заводной, партнер должен волновать чувства, играя в азартные игры, нужно ставить по-крупному, а в мире мод­ной одежды все, не соответствующее последнему писку, ни гроша не стоит. В тех кругах, где используется язык, состоя­щий из ряда прилагательных и наречий в превосходной сте­пени, умственный уровень соответственно низок. В разных слоях общества имеются различные стимуляторы, и эти сти­муляторы для сохранения эффекта должны применяться во всевозрастающих дозах. Общей для всех классов является, например, привычка выпивать. Пьянчужка никогда не пользу­ется своими зубами и вкусом должным образом. Если бы он делал это — если бы он был настоящим «кусакой» — ему не было бы нужды прикладываться к бутылке. Чтобы выле­чить пьяницу, необходимо избавить его от ретрофлексиро-ванного саморазрушения и вернуть зубам удовольствие от деструкции.

При тяжелых случаях оральной фригидности пища суще­ствует лишь до тех пор, пока она находится на тарелке. Как только она попадает в рот, она перестает ощущаться и преж­де всего — на вкус. Это, конечно, крайний случай интроекции. Подобное поведение сопровождается тяжелым алкоголизмом, или человек кладет много специй и набивает желудок, не чув­ствуя настоящего удовлетворения; периоды все подавляю­щей жадности сменяются жесткой дисциплинированностью по отношению к еде. Что касается сферы психического, то картина дополняется постоянной жаждой любви, власти, ус­пеха и острых ощущений, которые, однако, не приносят реаль­ного удовольствия или удовлетворения.

Несмотря на то, что убедить людей в важности анализа тревоги, страха или смущения просто, разъяснить значимость осознания и анализа такой мощной эмоции (или ощущения), как отвращение, — дело нелегкое. Чтобы добиться ясности в данном вопросе, необходимо выделить не менее четырех ста­дий, через которые проходит развитие. Первая стадия — здо­ровый, естественный, недвусмысленный аппетит, которому присущи напряжение и удовлетворение и который допускает два вида вмешательства: когда непритворно сильный аппе­тит осуждается за то, что направлен на «бяку», либо тогда, ког­да ребенка заставляют глотать то, против чего отчаянно про­тестует его организм. Данный протест, отвращение, образует вторую стадию. По поводу развившегося у ребенка чувства отвращения у многих родителей возникают возражения. От­вращение и рвота рассматриваются  как признаки «плохого

260               Терапия сосредоточением

поведения», и ребенку, осмелившемуся исторгнуть обратно свой шпинат или касторку, грозит наказание. Таким образом, третья стадия, оральная фригидность, возникает в целях избе­гания отвращения, рвоты и грозящего наказания. Впослед­ствии, с тем чтобы добиться от пищи псевдовкуса, онемение прячется за четвертой стадией, стадией искусственной сти­муляции.

Узловой вопрос при анализе отвращения тот же, что и при анализе смущения. Вообще, либо отвращение оказыва­ет доминирующее влияние на ситуацию и тогда вы отказы­ваетесь от приближения к объекту, вызывающему отвраще­ние, либо решение поглотить что-то, что в норме провоциру­ет отвращение, одерживает верх: вы подавляете отвраще­ние и притупляете вкус и обоняние. Первейшим делом бу­дет научиться выносить отвращение, а не подавлять его, и, в то же время, не уклоняться от объекта, вызывающего отвра­щение, не избегать контакта с людьми, продуктами, запаха­ми и другими тошнотворными для вас объектами. Для того, чтобы проанализировать оральную фригидность, вы должны полностью осознать то, что вы испытываете отвращение, даже если это приведет к рвоте или другим очень неприят­ным последствиям. Но не пытайтесь разоблачать и избав­ляться от отвращения до тех пор, пока не сможете в полной мере сосредоточиться на своем обычном рационе. Даже если отвращение «разрядилось» только наполовину, если оно возникает у вас в виде внезапного приступа кашля или раздражения, это чрезвычайно поможет в преодолении без­различия по отношению к пище и миру в целом. Как бы вы ни были склонны вести себя по отношению к окружающему миру, вы непременно обнаружите, что эти ваши склонности будут напрямую соотноситься с тем уровнем аппетита или отвращения, который вы чувствуете. Те, кто способен испы­тывать отвращение по отношению к людям и их поступкам, явно менее омертвелы, нежели те, кто смиряется со всем, руководствуясь наскучившим притуплённым вкусом в психо­логическом значении этого слова.

Так как потребление физических и психических объек­тов подчиняется одним и тем же законам, ваше отношение к пище для ума начнет изменяться по мере продвижения впе­ред по пути освоения предыдущих упражнений. Психологи­ческое обследование пациентов с желудочными заболева­ниями наряду с моими более общими психоаналитически­ми наблюдениями неоднократно подтверждало это. Посмот-

Сосредоточение на еде               261

рите на пищу для ума с точки зрения ее усвоения. Разде­ляйте слезливо-слащавую литературу и крепкий материал, способный послужить росту вашей личности. Но не закры­вайте глаза на опасность того, что «высоколобая» литерату­ра, будучи просто-напросто интроецированной, может ока­заться лишь ненужным бременем и чужеродным телом в ва­шем организме. Одна фраза, должным образом «пережеван­ная» и усвоенная, имеет гораздо большую ценность, нежели целая книга, которую просто интроецировали. Если вы же­лаете улучшить ваш интеллект, возьмитесь за изучение се­мантики, лучшего противоядия от фригидности «психическо­го» вкуса. Научитесь усваивать ядра, корни слов — смысл и значение вашего языка.

Глава 4 ВИЗУАЛИЗАЦИЯ

Если чаши весов не сбалансированы, то для того, чтобы восстановить равновесие, нам необходимо добавить веса бо­лее легкой чаше. Именно это я пытаюсь сделать с помощью данной книги. Зачастую я могу казаться столь же односторон­ним, как и критикуемые мной теории. Я, однако, предпринял по­пытку, целиком удерживая в уме организмическую структуру, «добавить веса» пренебрегаемой чаше. Я рассматриваю ана­лиз инстинкта утоления голода в качестве пасынка психоана­лиза, ни в коей мере не умаляя значимости анализа полового инстинкта. Я подчеркиваю важность активности нашего рас­судочно-чувственного аппарата в противовес механистичес­кой концепции пассивности. В действительности таких вещей, как индивид или окружающая среда, не существует. Оба они формируют неделимое целое, в котором, например, стимул и готовность или способность реагировать на него не могут быть разделены. Лучи света действительно существуют, но должна иметься также и некоторая организмическая ситуация (заинтересованность), для которой они могут существовать.

Хотя нетрудно прийти к мысли, что наш организм чрезвы­чайно активен в том, что касается потребления и усвоения пищи, соответствующая активность органов чувств отмечает­ся с меньшей готовностью. Мы привыкли к использованию терминологии рефлекторной теории и считаем само собой разумеющимся, что внешний стимул заставляет наш организм реагировать подобно механизму, при этом требуется усилие для того, чтобы осознать: восприятие — это род активной де-

Визуализа ция              263

ятельности, а не просто пассивное отношение. Пища не попа­дает в организм беспричинно, также как и акустические вол­ны симфонического концерта.

В последнем случае нам приходится весьма активно по­работать для того, чтобы доставить наш организм в желанную акустическую среду. Нужно купить билеты, добраться до кон­цертного зала и бодрствовать во время выступления. Не ду­майте, что сотни слушателей воспринимают одну и ту же му­зыку; даже отдельные звуки для них звучат по-разному. Му­зыкальный пассаж, кажущийся хаосом одному слушателю, формирует у другого четкий «гештальт». Звук фагота, разли­чаемый внимательным слушателем за звуком контрабаса, даже не доходит до нетренированного уха другого человека. Количество акустических волн, которые вы сможете воспри­нять, зависит от многих факторов: от вашего подхода к музы­ке, от того, с кем вы эмоционально отождествляете себя, от тренировки и, прежде всего, от вашей способности к сосре­доточению.

Если вы устали, если процесс слушания требует от вас слишком большого напряжения, или если по каким-то иным причинам оркестр оказывается неспособен удержать ваше внимание, мысли уходят в сторону, контакт с выступающими теряется. Если вы оказываетесь в подобной ситуации, если замечаете, что музыка совсем перестала быть «фигурой», и вы не имеете ни малейшего представления о том, что только что прозвучало, тогда вы убедитесь в двух вещах: в важности феномена «фигура-фон», связи его с сосредоточением и в той роли, какую активность играет в применении чувств.

Иллюзорному представлению о пассивности наших чувств способствует знание устройства фотокамеры, и мы слишком уж легковерно готовы допустить, что наш организм просто-напросто делает снимки и что световые лучи запе­чатлеваются на некой фотопластинке в то время, как фото­графии хранятся где-то в мозгу. Мы забываем о том, что вся­кий фотограф должен активно потрудиться, прежде чем ему удастся сделать хотя бы одну фотографию. Мы забываем о том, сколько труда заложено в каждой фотографической пла­стине и о том, что нашему организму приходится быть безос­тановочно работающим химическим заводом и фотографом, беспрестанно делающим снимки. Мы также не осознаем в полной мере, что работа фотографа определяется его заин­тересованностью в ней (хобби, добыча средств к существо­ванию или обучение).

264              Терапия сосредоточением

Органы чувств у человека прошли путь развития от про­стых сигнализаторов до органов, имеющих отношение к «пси­хическому желудку» и второму и третьему уровню психичес­кого отражения мира человеком. На втором уровне (мир во­ображения) схемы и упрощения, поглощение и усвоение иг­рают решающую роль. Мы уже имели дело с воспоминания­ми, похожими на непереваренные кусочки пищи, галлюцина­циями и принятием сферы воображаемого за сферу действи­тельного. Третий уровень — это уровень оценок (М. Шелер). В данной главе мы займемся рассмотрением способа, с помо­щью которого возможно использовать наши органы чувств на благо всего организма.

Подойти к этой проблеме лучше всего со стороны спо­собности к визуализации. Большую часть нашей менталы-юс-ти составляют образы и слова. Бессознательный разум тяго­теет к образам, сознательный — к словам. В целях достиже­ния гармоничных отношений между Эго и Бессознательным необходимо установить насколько возможно жесточайший контроль за тем, что мы визуализируем, контроль, очевидно отсутствующий в периоды мечтаний, «снов наяву». «Сны на­яву» зачастую оказываются до такой степени вне всякого со­знательного контроля, что многие люди отдают себе отчет лишь в том, что мечтали, но мечтания не оставили ни малей­шего памятного следа, за исключением ощущения пребыва­ния в трансе, «вне себя». С другой стороны, любое сознатель­ное усилие, направленное на визуализацию объектов, пред­ставляется для многих невозможным. Всякое осознанное уси­лие сформировать в уме некий образ либо наталкивается на фрустрацию («в голове пусто»), либо приводит к появлению беспорядочной путаницы из бессмысленных картин, напри­мер, возникающих в голове у засыпающего человека.

Наибольшие затруднения, конечно, возникают у людей, ко­торые, очевидно, вообще не могут визуализировать. Это сим­птом серьезного невротического расстройства, не подлежа­щего самолечению. Здесь мы можем лишь намекнуть на бес­сознательную привычку не допускать возникновения визуаль­ных образов путем интенсивного сокращения различных глаз­ных мышц. Расслабление этих мышц приводит к повторному появлению визуальных образов. (Этот вопрос получит более широкое освещение в главе, касающейся телесного сосре­доточения.) За этой неполноценной визуализацией часто сто­ит страх увидеть что-то, чего хотелось бы избежать или что

Визуализа ция              265

вызывает разного рода эмоции и воспоминания. Порою отказ удовлетворить чью-то «потребность в подглядывании» может распространиться на зрение в целом таким образом, что оно подпадает под действие табу. Люди, смотрящие на вещи и не видящие их, обнаружат тот же недостаток, направив взор внутрь себя, вызывая в уме психические образы, в то время как те, кто активно включаются в наблюдение, пристально гля­дят на вещи, узнавая их, выкажут ту же ясность «внутреннего зрения», позволяющую сравнительно легко осуществлять ви­зуализацию. Люди, чей разум полон слов раскаяния или меч­таний, как правило, вообще не обращают внимания на мир, а просто пялятся на него или смотрят сквозь предметы без ре­альной заинтересованности в том, что их окружает. Если мы не создаем, или, скорее, не воссоздаем мир при помощи глаз, то это значит, что процесс созидания не может произойти внутри данной личности.

Предположим, вы принадлежите к большинству, способ­ному визуализировать объекты. Посмотрите, как работает ваше внутреннее зрение. Закройте глаза и наблюдайте за всеми теми картинами, которые появляются перед вашим внутренним взором. И тут тоже вы можете столкнуться с же­ланием прервать упражнение, сопротивляться возникающему образу. Также возможно появление мешанины образов, или вы обнаружите, что перескакиваете от одного образа к друго­му и неспособны удержать ни один из них более чем на долю секунды. Это перескакивание от одного образа к другому ха­рактеризует человека, который и в жизни так же разбросан, беспокоен и неспособен к сосредоточению.

Первым шагом к исцелению будет осознание того факта, что образы не скачут сами по себе, что это вы заставляете их проноситься перед вашим внутренним взором. Попытайтесь полностью разобраться в своем «перескакивании» и вскоре вы отметите мелкие движения глаз, происходящие всякий раз, когда вы переводите взгляд с одной картинки на другую. Пусть это беспокойное ощущение в глазах сохранится, пусть все идет как идет. Попытайтесь не вмешиваться, не сопро­тивляться своему непостоянству до тех пор, пока у вас не образуется ясное представление о нервозности глаз. Не пе­рекладывайте ответственность на образы и не пытайтесь дви­гаться дальше, пока не уверитесь в том, что сами перескаки­ваете с одной картинки на другую и что они в этом не вино­ваты,  затем  выясните,   что заставляет вас  проявлять такую

266              Терапия сосредоточением

прыть. Может быть, это застенчивость, нетерпеливость, отсут­ствие интереса, страх и т.д.? (Этот анализ важен для расши­рения сферы функций Эго.) Только после того, как вы полнос­тью осознаете свое эмоциональное отношение к внутренним образам, вы можете приступить к анализу сенсомоторных со­противлений. Если образ по прошествии нескольких секунд замутняется, или если вы перескакиваете к следующей кар­тинке, вы должны выяснить, что в визуализируемом образе вызывает реакцию избегания. Не довольствуйтесь обозначе­нием такого перескакивания ассоциацией. Нам не нужны ас­социации, не надо пытаться заменять хорошее лучшим, нам нужна личность или предмет сам по себе. Сосредотачивай­тесь снова и снова на одном и том же образе до тех пор, пока причина и назначение избегания не «впрыгнут» в ваше со­знание. Когда, воздерживаясь от вмешательства, вы сможете обнаружить, что стоит между вами и образом, дайте обратный ход: будьте смелы, настойчивы и заинтересованы в прекра­щении перескакивания и в обретении способности смотреть образам «прямо в глаза».

Когда вы освоите это упражнение или когда обнаружите, что вы вовсе не принадлежите к прытким «прыгункам» и спо­собны представлять себе готовые сцены и удерживать образ по крайней мере несколько секунд подряд, задача весьма уп­рощается. Достаточно, если из мешанины образов вы выбе­рете один-два, которые сможете представлять себе на протя­жении нескольких секунд. Огромную пользу может принести представление статических образов, высвеченных словно бы светом «волшебного фонаря», или анализ повторяющихся сновидений. Это интроецированные картины, непереваренные кусочки в вашем психическом «желудке». Столкнувшись с каким-либо образом, проделайте две вещи: уточните свою эмоциональную реакцию по отношению к нему. Нравится вам или не нравится увиденный человек или предмет, или же вы к нему равнодушны? Ощущаете ли вы какое-либо сопротивле­ние по отношению к данному образу? Если да, выразите его. Оскорбляйте его, если он вам не нравится, но если видение показывает вам образ кого-то или чего-то, что вы любите, не стесняйтесь и скажите, что это так. Если вы одни, выразите (и тем самым разрядите, избавьтесь) ваше сопротивление вслух, настолько реалистично, насколько это будет возможно.

Запомните, что организм отвечает на ситуацию. Ваша ре­акция на эту искусственную ситуацию, вызванную появлени-

Визуализация              267

ем образа, будет более или менее совпадать с вашим пове­дением в действительности. Перенося образы в кабинет пси­хоаналитика, вы получаете хороший заменитель внешней ре­альности. Во многих случаях это — наилучшая возможная под­готовка для реального подхода к этой проблеме. Люди, испы­тывающие трудности с контактом, неизменно стремятся ви­зуализировать неодушевленные вещи, портреты, фотографии или бюсты людей вместо них самих, это не обязательно сим­волическое выражение, как утверждает фрейдизм, желания смерти, но проекция, покрывающая собственную неуклюжесть и страх ответной реакции — эмоциональное омертвление са­мого пациента. Следовательно, если вы обнаружите, что пред­почитаете неодушевленные предметы и изображения оду­шевленным, поймите, что таким образом вы пытаетесь избе­жать последних, а с ними и ваших эмоциональных реакций.

Попытайтесь сперва применить эти упражнения на сосре­доточение к событиям повседневной жизни. Допустим, вы бе­рете уроки вождения машины. Если вы полагаетесь исключи­тельно на эти уроки, ваши успехи будут значительно скром­нее, нежели в случае, если вы начнете практиковаться в сво­ем воображении, применяя приемы, которым вас научили, и не упуская ни единой мелочи. В фантазии садитесь за руль и совершайте долгие поездки, придерживаясь всех усвоенных вами правил: вы будете поражены возросшей уверенностью и компетентностью. Если вы обучаетесь стенографии, пере­ведите толпящиеся в голове мысли на язык стенографичес­ких символов, особенно хорошо заниматься этим перед отхо­дом ко сну; визуализируйте в символах проговариваемые про себя слова, за этим не может не последовать возрастание скорости и аккуратности. Для того, чтобы совершать действия в уме, необходима не меньшая, если не большая концентра­ция внимания, чем с помощью мускулов. При этом имеется еще то преимущество, что во время реальной поездки или урока стенографии вас может что-то отвлекать, и вы этого не заметите, тогда как в фантазии невозможно, пожалуй, практи­коваться ни в чем, не сосредотачивая на этом всего своего внимания, тем самым устраивая проверку собственной спо­собности к концентрации. Правда, вам придется отслеживать все возможные детали; водить машину или заниматься сте­нографией невозможно «в общих чертах».

Когда вы обретете уверенность в вашей способности к осознанному   воображению,   после   того,   как   вам   удастся

268               Терапия сосредоточением

удержать образ на какое-то время, расширьте число вклю­ченных в него деталей. Сны, всегда содержащие большое количество не ассимилированных деталей, часто предостав­ляют очень хороший материал. (Вот почему большинство из них столь непонятны.) По очереди рассматривайте все де­тали, при этом снова и снова возвращаясь к сновидению в целом. Согласно Фрейду, наиболее существенно в деле от­крытия смысла сновидения уделять внимание каждому пун­кту, каждой мелочи, вычленяя ее из целостного контекста. Я называю это: разрывать сновидение на части, использовать свои «ментальные резцы» для его потрошения, для того что­бы оставить от него лишь клочки и обрывки. Следующий шаг, пережевывание, растворение кусочков и избавление от сопротивлений, совершается Фрейдом с помощью свобод­ных ассоциаций. Я указывал на опасность свободных ассо­циаций, грозящих превратиться в свободные диссоциации, и поэтому предпочитаю метод «пережевывания», вхождения в контакт с «клочками» сновидений. Сопротивление, избегание контакта, проявляется в этом случае четче. Такое пережевы­вание обеспечивается детальным описанием. Возможно, вы не сможете описать что-либо в деталях, не сосредотачива­ясь на этом.

В то время как подавление детали делает ее невразуми­тельной, детальное описание «клочков» сновидений и полу­стертых деталей ведет к их ассимиляции и пониманию. От­крытие деталей завершает сновидение или образ и разре­шает проблему, которая в ином случае не поддавалась бы разгадке, точно так же как хороший сыщик из детектива, отли­чающийся от своих коллег способностью замечать те детали, которые они упускают.

Однако детальное описание есть всего лишь «средство достижения». Оно похоже на строительные леса, которые необходимо убрать после завершения постройки здания. Да­вая нашим наблюдениям словесное выражение, мы использу­ем описания в качестве средств достижения сосредоточения на тех деталях, которые в результате процесса «пережевыва­ния» получают новое развитие. Может измениться сама кар­тина, появятся другие картины и воспоминания, но главное — не отступать от центральной картины до тех пор, пока она не будет полностью ассимилирована, понята и растворена.

Благодаря внешнему сходству вначале будет очень труд­но увидеть решающее различие между материалом, доступ-

Визуализа ция              269

ным сосредоточению, и материалом, дающим повод к ас­социациям. Психоаналитик, возможно, выдвинет в качестве аргумента в защиту техники ассоциаций эксперименты Фрей­да, помогающие пациенту вспомнить забытые имена. Я ут­верждаю, что имена всплывают на поверхность не из-за ас­социаций, а вследствие сосредоточения. Если вы станете продолжать генерировать ассоциации, вы не обнаружите за­бытое имя, но существование пробела в воспоминаниях при­ведет к такой завороженности (высшей форме сосредоточе­ния), что вы станете возвращаться к нему снова и снова. Не­многие незавершенные ситуации требуют завершения с той же силой, что и забытые имена.

Терапия сосредоточением указывает более короткий и эффективный путь к «эмоциональному возрождению», чем путь, предлагаемый «разговорной» терапией или техникой свободных ассоциаций. Например, мы просим человека, вы­ражавшегося о своем отце достаточно пренебрежительно, представить себе его зрительный образ и сосредоточиться на деталях его внешности, и он вдруг разражается слезами. Его удивляет внезапный эмоциональный взрыв, он поражен тем, что до сих пор по отношению к старику у него осталось столько чувств. Ценность сосредоточения на образе лично­сти или событии, с которыми у человека имеется эмоцио­нальная связь, с точки зрения катарсиса сравнима с катар-сической ценностью нарко- или гипноанализа с дополни­тельным преимуществом, заключающимся в усилении и ук­реплении сознательной личности.

Более сложным, но очень ценным шагом, направленным на достижение четырехмерной духовной жизни, жизни, вос­создающей окружающую реальность, является тренировка остальных чувств: слуха, обоняния и вкуса. Для достижения такого пластического четырехмерного душевного устройства вам необходимо будет установить по возможности наибо­лее полный воображаемый контакт, и под этим я подразуме­ваю нечто большее, нежели просто визуализация картин. Если вы зрительно представляете себе пейзаж, вы можете описать все его детали: деревья, луга, тени, пасущийся скот, свежие цветы. Но от вас требуется больше. Вы должны по­бродить по этим местам, взобраться на деревья, зачерпнуть пригоршню жирного чернозема, ощутить аромат цветения, посидеть на траве в тени, прислушаться к пению птиц, по­швырять в поток камешки,  понаблюдать за занятыми своим

270              Терапия сосредоточением

делом пчелами! Осуществляйте всевозможные импульсив­ные желания с полным размахом, главным образом те из них (повалить девушку на траву под прикрытием живой изгоро­ди, украсть яблоко из сада, помочиться в канаву), которые в реальной жизни вызвали бы ваше смущение, но которые время от времени появляются у вас в воображении.

Такой сенсомоторный подход, особенно та его часть, что связана с прикосновением, даст вам надлежащее чувство­вание вещей и позволяет вам приобрести опыт четырехмер­ного бытия. Развивается чувствование действительности, об­легчается обретение эйдетической памяти (ставящей знак равенства между восприятием и визуализацией), которая все­гда присутствует в сновидениях.

Глава 5

ЧУВСТВО ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Четырехмерное мышление, осуществляющееся в согла­сии с внешним миром, вкупе со способностью отличить внут­реннюю реальность от внешней, является базовым требова­нием умственной гигиены. В ходе нашего тренинга мы до сих пор занимались лишь изолированными упражнениями; начав с двумерных картин, затем мы добавили третье (глубину) и даже четвертое измерения (длительность или временную продолжительность). Необходимо чувствовать данный вре­менной фактор, если мы хотим жить более полной жизнью, т.е. обладать более разносторонним опытом. Самореализация возможна лишь в том случае, если «пространственно-времен­ная осведомленность» пронизывает каждую клеточку нашего существования; в основе своей она представляет собой чув­ство действительности, понимание подлинности настоящего момента и окружающей реальности.

Не путайте чувство действительности с фрейдовским «чувством реальности». Фрейд противопоставил «импульсив­ное» биологическое поведение потребности в сублимации и отсрочке удовлетворения, требуемой обществом. Но называть способность выдерживать напряженное ожидание перед по­лучением удовольствия «принципом реальности» неточно. Ра­дости и горести и сотни других переживаний в той же мере реальны, что и окружающая среда и способность выносить напряженное ожидание. Даже галлюцинации при белой го­рячке являются психологическими реалиями, хотя их жертва и

27 2               Терапия сосредоточением

оказывается неспособна делать различия между внешним и внутренним планом реальности.

Вечно перемещающуюся реальность настоящего момен­та можно уподобить железной дороге, где рельсы будут пред­ставлять продолжительность, а мчащийся поезд — действи­тельность. Непрестанно изменяющийся вид из окна поезда и наши внутренние переживания (мысли, голод, нетерпение) будут в таком случае символизировать «жизнь».

Чувство действительности означает ничто иное, как осоз­нание того, что любое событие происходит в «настоящем». Я обнаружил громадное количество людей, в основном с «цеп­ляющимся» характером, которые с огромным трудом понима­ли, что это все время меняющееся нечто, ускользающее и бе­стелесное, и есть единственная существующая реальность. Они хотят уцепится за то, что они уже имеют. Они хотят замо­розить поток настоящего, наделить его свойствами прочности и постоянства. Их приводит в замешательство, что та реаль­ность, которая была реальна в один момент времени, исчеза­ет уже в следующую секунду. Вместо того, чтобы жить в на­стоящем, они питают склонность к консервированию настоя­щего при помощи фотографии. Они привязаны к обветшав­шим традициям. Огромные затруднения вызывает у них по­требность переключиться с одной ситуации на другую. Про­будившись, они не могут заснуть; заснув, неспособны про­снуться и встать с постели. Советуясь с врачом, они никак не могут завершить беседу и находят тысячи причин для того, чтобы продлить свой визит.

Предвкушающий характер, описанный в первой части, в какой-то степени легче справляется с восстановлением чув­ства действительности. Очевидно, он более опытен в вопро­се мышления во временных категориях.

Большинство контактов между людьми происходит с по­мощью языка. Этот тонкий инструмент, как правило, приме­няется настолько плохо, слова обладают таким множеством значений, что затрудняется понимание даже обыденных со­бытий. Когда А. употребляет некое слово, он может понимать под ним нечто совершенно отличное от того, что понимает под ним Б. Надеюсь, революционная наука семантика, ис­следующая значение значений, найдет путь к избавлению от этого вавилонского смешения языков. Язык — не просто скопление слов, а организованная система значений, скеле-

Чувс тво дейс твительнос ти                273

том которой служит грамматика. Беспорядок в чувствах и мыслях приводит как к искажению значения, так и к невер­ному использованию грамматики. Понимание значения опре­деленных областей грамматики в значительной мере помо­жет вам в деле избавления от невротической склонности к избеганию.

Вслед за Расселом мы можем выделить в языке три рода возможностей:

(1)  Экспрессивное говорение, при помощи которого, как явствует из названия, мы выражаем себя и посредством эмо­циональной   разрядки   совершаем   перемену  в   себе  самом (аутопластическое действие).

(2)   Целенаправленное  или  убеждающее  (суггестивное) говорение, направленное на внесение изменений в разум дру­гого человека (аллопластическое действие).

(3)  Описательное говорение.

Каждая из трех разновидностей языка специфически от­носится ко времени. Экспрессия относится, пусть даже и ка­узально, к настоящему; побуждение, вызывающее экспрес­сию, также должно исходить из настоящего времени, в про­тивном случае экспрессия превращается в описание или ломание комедии.

Убеждающее (суггестивное) говорение направлено на бу­дущее. Пропаганда, к примеру, нацелена на появление в дру­гих людях желаемых перемен¹. Без подобной аллопластичес-кой цели вся метода рекламного дела и подача товара лицом становится бессмысленной.

Важность различения между аутопластическим и аллоп-ластическим поведением может быть показана на примере двух случаев плача. Если ребенок плачет искренне, его плач вызван болью и по природе своей скорее напоминает реак­цию, нежели сознательное действие (аутопластическое по­ведение). Однако когда избалованная женщина поднимает плач с целью разжалобить своего мужа по поводу того, что ей «нечего носить», нам становится ясна цель ее плача — действия, включенного в поведение; и на самом деле, в дан­ном случае мы говорим о «действовании». Ее цель состоит в том, чтобы добиться перемены либо в его сердце, либо в его кошельке (аллопластическое поведение).

¹ Аутосуггестия    (ретрофлексированная    суггестия)   —   очевидное исключение.

274               Терапия сосредоточением

Описание сильнейшим образом связано с настоящим. Изображение, ситуация должна наличествовать либо в объек­тивной реальности, либо в воображении, иначе описать ее бу­дет невозможно; а для описания нам требуются слова, кото­рыми мы обозначаем реальные вещи и изображения и с по­мощью которых можно снова воссоздать их образы. Поэтому двойной перевод с одного языка на другой легко способен привести к недопониманию, если используются слова с мно­жественными значениями.

В то время как большая часть животных обладает способ­ностью впечатлять и выражать, в животном царстве не суще­ствует никакого эквивалента описанию. Описание воспроиз­водит события. До наступления эры фотографии словесное описание представляло основной способ, с помощью которо­го люди могли сообщать друг другу фактическую информа­цию. Важность адекватного описания в полной мере призна­ется наукой.

Для того чтобы его можно было описать, событие должно соответствовать трем условиям: существования, наличия (в окружающем мире или в уме) и реальности (физической или психической). Три эти термина «существующий», «наличеству­ющий» и «реальный» могут быть сжаты в одно слово: «дей­ствительный».

Детально описывая свои переживания, вы приобретаете способность к наблюдению и к тому же чувство действи­тельности. В теоретической части данной книги я постоянно делал особый акцент на чувстве действительности, на важ­ности понимания того, что нет никакой иной реальности, кро­ме существующей.

Как можно развить в себе чувство действительности? Для начала вы должны осознать то напряжение, в котором живете. В контакте ли вы с настоящим? Пробудились ли вы к осознанию реальности окружающего вас мира, или же уходите от нее в прошлое или будущее? Для того чтобы извлечь для себя как можно большую пользу от упражнения по осознанию грамматических времен, вам необходимо кри­тически оценить, сколько времени уделяете вы действитель­ной реальности и сколько воспоминаниям о прошлом и предвкушению будущего. Постарайтесь в то же время про­никнуться мыслью о том, что в действительности процесс припоминания или предвкушения отправляется от настояще­го момента и что, направляя взгляд на прошлое или буду­щее, вы делаете это с позиции сегодняшнего дня. Как толь-

Чувство действительности                275

ко вы вполне определитесь с ориентировкой в настоящем, вам не придется долго учиться для того, чтобы начать вос­принимать себя как «пространственно-временное событие». Тренируйте свое чувство действительности, наблюдая стрем­ление ускользать в прошлое или будущее. В то же время проверьте, нарушится ли ваше внутреннее равновесие в том случае, если вы начнете избегать заглядывать в прошлое или будущее.

Бегство в прошлое сильнее всего характеризует тех, кто нуждается в козлах отпущения. Такие люди никак не могут понять, что, несмотря на все, происходившее в прошлом, на­стоящее принадлежит им, и теперь на них ложится ответствен­ность за исправление всех прошлых ошибок, каковы бы они ни были. Всякий раз когда этим цепляющимся за прошлое людям встречается на пути препятствие, они растрачивают всю свою энергию на то, чтобы жаловаться или находить вне­шние оправдания. «Оправдания стоят не дороже клубники». Поскольку такого рода поиск не может быть успешен, они впа­дают во все более и более глубокую депрессию и недоволь­ство, и для того чтобы завоевать симпатию окружающих, пес­туют разнообразные свои хвори и используют разные трюки. Они могут зайти настолько далеко, что примутся следовать поведенческому паттерну совершенно беспомощного ребен­ка. Психоанализ называет подобное отношение «регресси­ей», но эта регрессия в большинстве случаев является про­стой уловкой, а вовсе не бессознательным событием.

После того как психоанализ сделал из тавтологической банальности, гласящей, что причину всякого события следует искать в его истории, общее правило, он начал применять его, распространяя на все возможные случаи. Фрейдовская кон­цепция регрессии типичный тому пример. Когда невротик сталкивается с жизненными трудностями, он регрессирует, по утверждению Фрейда, до определенной детской стадии раз­вития, и этот регресс исчисляется чуть ли не годами. По мое­му мнению, то, что на самом деле происходит, лишь изредка бывает регрессом в историческом смысле; фактически же, истинное «Я» пациента, его «слабость», только проявляется бо­лее отчетливо. С него спадает его притворство, гиперкомпен­сации и те достижения, что не стали интегральной частью его личности. Тревожный человек, которому в общем удается выг­лядеть невозмутимо спокойным и собранным, под влиянием стресса сосредотачивается на своих проблемах больше, чем на поддержании имиджа.  Он не регрессирует до состояния

276               Терапия сосредоточением

детской тревожности. Ядро его личности, его истинное «Я», никогда не пребывало в спокойствии; все это время его не­доразвитие никуда не исчезало. Он вернулся к своей истин­ной сущности, возможно, конституционально обусловленной, но не в детство. Если чрезмерно вежливый пациент в ходе психоаналитического лечения начинает яростно ругаться и оскорблять аналитика, каждый аналитик лишь поприветствует такое поведение, поскольку оно является разрядкой подав­ленных эмоций. Пациент, ведущий себя подобно непослуш­ному ребенку, превращает свою латентную враждебность в открытую неприязнь, приоткрывая на мгновение свою истин­ную сущность. Но тот факт, что дети также поддаются присту­пам гнева и употребляют при этом «плохие» слова, не может служить доказательством того, что такое поведение по своей сути инфантильно.

Это все, что касается приверженности прошлому. Иссле­дование футуристического мышления может еще больше пополнить наше практическое знание о самих себе, как толь­ко мы осознаем основную ошибку, проистекающую от неспо­собности отличать планирование от мечтаний. Футуристи­ческое мышление, по большей части, состоит из разного рода снов наяву. В крайних случаях люди могут проявлять симптомы нахождения в состоянии транса, возвращаясь из путешествий в бессознательное, и с чувством удивления или ужаса замечать, что пока они стояли у зеркала с рас­ческой в поднятой руке, последние две минуты они совер­шенно не отдавали себе отчета в окружающем — их Эго пе­рестало функционировать. Мечтатель убегает от настояще­го в попытке компенсировать фрустрацию. Он не понимает, что его мечты никогда не смогут привести к восстановле­нию в организме равновесия. Он не осознает, что они лишь скрывают фрустрацию, точно так же, как инъекция морфия лишь заглушает ощущения, доставляемые болезненным не­дугом, но не исцеляет его.

Если вы чувствуете себя «надломленным», вы легко мо­жете уклониться от понимания той истины, что в то время, ког­да в мечтах вам видится крупный выигрыш на скачках, в ре­альности вас вполне удовлетворит банкнота в пять фунтов стерлингов. Сексуальное голодание способно заставить вас мечтать о браке со знаменитой кинозвездой, тогда как в ре­альности вас вполне устроит хорошенькая соседка. Погру­женность в сны наяву, ожидание, надежда на то, что они могут сбыться  ведет к еще большим  разочарованиям  в  реальной

Чувство действительности                277

жизни. Разочарования усилят склонность к мечтаниям, и та­ким образом создается порочный круг.

В главе, посвященной организмическому балансу, я пока­зал, что организмический минус производит психический + (плюс), но в случае сна наяву вы производите три психичес­ких плюса (+++). Поможет ли вам, если вы станете мечтать о миллионе долларов? Для того чтобы расквитаться с неболь­шими долгами, вам потребуется намного меньше. Прихоти кинодивы, возможно, сделают из вас несчастнейшего чело­века, если вас угораздит жениться на ней.

Что можно узнать из снов наяву, так это направление ва­ших потребностей. Если вам хочется пролететь от Нью-Йорка до Монреаля (а это означает лететь практически точно на се­вер), вы станете ориентироваться по стрелке магнитного ком­паса, направленной на Северный полюс. Но вы ведь не иден­тифицируете себя с этой целью, не летите на сам Северный полюс, из поведения стрелки вам требуется лишь узнать на­правление. Так же и от снов наяву берите лишь направление, используйте их как подспорье в понимании того, в какой об­ласти сосредотачиваются ваши потребности: в деньгах ли, в любви или в чем-то еще. Сны наяву появляются для того, что­бы указать цель, направленность ваших амбиций, но этим и исчерпывается их польза. Если вы вкладываете слишком много энергии и времени в досужие размышления, вместо счастья вы обретаете псевдосчастье, за которое вам прихо­дится дорого платить разочарованиями и ослаблением функ­ций Эго. С тем, чтобы исцелить подобную дисфункцию, вы дол­жны научиться реорганизовывать свои энергии, встречать не­приятные положения дел, которые, как вам кажется, вы не спо­собны перенести и которые стараетесь превозмочь при по­мощи снов наяву, с открытым забралом. Чувствуйте себя не­счастным по поводу неприятностей; само несчастье пойдет вам на пользу, если вы сможете прочувствовать и выразить его в полной мере. Затем предпримите шаги в направлении, указанном мечтами; начните на самом деле строить те «зам­ки на песке», которые вас так очаровали, но только стройте их на твердой почве. Не довольствуйтесь несуществующими прыжками в несуществующий рай, но сделайте что-нибудь, чтобы связать эти мечты с реальностью. Переведите «невоз­можное» на язык «возможного». Если в мечтах вам хотелось бы стать знаменитым писателем, существует вероятность, что в данной области у вас имеется талант, который необходимо развивать. Если вы воображаете себя великим любовником,

278               Терапия сосредоточением

очевидно, для амурных дел у вас неплохие данные; пере­станьте растрачивать их на кинозвезду, с которой у вас все равно никогда не будет романа, и тогда вы вскоре найдете кого-то, достойного ухаживаний. Если вы грезите о рисова­нии, конструировании или обогащении, предпримите что-либо в этих областях; следуйте указанному направлению, даже если вам придется понизить планку.

Необходимо, однако, отличать грезы, обрисовывающие идеальную ситуацию, от мечтаний, восславляющих идеал. Данная разновидность идеализма составляет часть комплек­са мегаломании-изгойства и является очень важным призна­ком нашей паранойяльной цивилизации. О вредоносном воз­действии идеализма будет вкратце сказано в последней гла­ве книги. А пока что усвойте одно: чувство действительности подразумевает переживание каждой новой секунды — а не той, что наступила хотя бы и минуту назад!

Глава 6

ВНУТРЕННЕЕ МОЛЧАНИЕ

Эксперименты показали, что детеныш шимпанзе и чело­веческий ребенок не слишком отличаются друг от друга по уровню интеллекта до тех пор, пока человеческий ребенок не начнет понимать и использовать слова. Унификация различ­ных конкретных событий с помощью абстрактных терминов и упрощение, пришедшее с употреблением слов-символов, обеспечило человеку его первое и решительное преимуще­ство над животными. Однако, как и многие другие инструмен­ты, слово обернулось против человека. Подобно тому, как по­рох китайских фейерверков превратился в ружейный, а транс­портный самолет — в бомбардировщик, так и слово превра­тилось из средства выражения и сообщения идеи в смерто­носное оружие, направленное против нашей природной сущ­ности и служащее более для сомнения, нежели для раскры­тия смысла.

Слова вряд ли когда-либо могли заменить непосред­ственное чувство, причем здесь не имеются в виду ни смут­ные переживания, ни мистика. Бергсон установил, что за «ин­туицией» стоит глубочайшее знание жизни, простирающееся далеко за пределы слов и образов. Слова превратились в такую же часть каждодневной обыденности, как и другие жиз­ненные удобства: пища, кров, транспорт или деньги. Но пред­ставьте только, что вы перенеслись на одинокий затерянный островок! Ваши воззрения совершенно изменятся; все при­обретет совсем иное значение. Окружающие вещи наполнят-

280               Терапия сосредоточением

ся намного более глубоким смыслом, тогда как язык, и осо­бенно отвлеченные понятия, утратят свою актуальность. Каж­дое слово, которое вы станете использовать, должно будет обладать четкой соотнесенностью с предметом описания. Биологическое существование начнет преобладать над ин­теллектуальным.

Уже сейчас в военном деле, несмотря на то, что солдат по возможности обеспечен всем необходимым для жизни, его биологическое «Я» утверждается за счет интеллекта, по край­ней мере той его части, которая не касается удовлетворения первоочередных потребностей. Всякое обращение к более глубоким слоям нашего существования приводит к переори­ентации интеллекта¹ и его выразителя: языка. Существует один путь, следуя которому мы можем достичь контакта с бо­лее глубокими слоями нашего существа, омолодить наше мышление и обрести «интуитивное понимание» (гармонию мышления и жизни): внутреннее молчание². Однако, перед тем как освоить искусство внутренней тишины, вам нужно занять­ся «слушанием» своих мыслей.

Вербальное мышление и речь проходят в своем разви­тии, как было показано ранее, предварительную стадию: вер­бальное мышление напоминает разговор с воображаемым собеседником. Подобным же образом существует предва­рительная стадия, состоящая из говорения и слушания и со­относящаяся с акустическим уровнем и эйдетическим отно­шением в визуальной сфере. Если вам удастся восстано­вить это единство говорения/слушания, вы сможете чрезвы­чайно расширить сферу вашего знания и осведомленность о том, как и о чем вы думаете.

¹   Интеллект всегда связан со словами;   смышленость — нет!

² Я познакомился с «Наукой и Здравомыслием» Коржибского уже после того, как закончил писать эту книгу. Несмотря на то, что в ней представлен намного более глубокий семантический анализ, превосходящий все, что я когда-либо пытался осуществить, и на то, что его структурный дифферен­циал оказывается с очевидностью весьма эффективным методом, позво­ляющим изучать невыразимый словами уровень психического, я считаю, что метод, приводимый в данной главе, проще и доступнее.

Любой, прочитавший эту книгу, вынесет из нее для себя очень много полезного. Надеюсь, в дальнейшем я смогу более широко осветить его великолепный подход к психологической проблематике. В настоящий мо­мент я должен лишь отметить: мой подход значительно отличается от его огульного осуждения ректификации (см. главу о функциях Эго), кроме того, я полагаю, что концепция «фигуры-фона» более предпочтительна, нежели абстрактная теория.

Внутреннее молчание                 281

В качестве первого упражнения прочитайте вслух или процитируйте все, что вам угодно, прислушиваясь к тому, как вы говорите; при этом не надо ни критиковать, ни изменять течение речи. Секрет успеха тот же, что и в любом другом упражнении на сосредоточение: не делайте никаких особых усилий, кроме тех, что требуются для удержания внимания на данном конкретном действии. Как только вы в ходе трени­ровки заметите, что можете себя слышать, время от времени прислушивайтесь к своему голосу, находясь в компании.

Затем предпримите искреннюю попытку осознать свое так называемое мышление; это упражнение должно прово­диться на первых порах в одиночестве. Когда вы попытае­тесь прислушаться к своим мыслям, возможно, в начале у вас ничего не выйдет. Вы придете в замешательство, по­добно знаменитой сороконожке, и внутренний разговор пре­кратится под пристальным взглядом. Но как только вы ос­лабите внимание, внутреннее «бормотание» (называемое «мышлением») начнется вновь; пытайтесь сделать это снова и снова, особенно тогда, когда ваше мышление действитель­но представляет собой настоящую внутреннюю речь, не вы­ражающуюся голосом — когда вы произносите что-то вро­де: «Говорил я себе...» или когда вы готовитесь к встрече и повторяете про себя то, что собираетесь сказать. Продол­жайте попытки до тех пор, пока не «почувствуете» свое мыш­ление, пока не поставите знака равенства между слушани­ем и говорением. Когда это произойдет, вы заметите еще два явления. Ваше мышление станет намного более выра­зительным, и, в то же время, та его часть, что не служит ис­тинному, непритворному выражению, начнет распадаться. На­вязчивый внутренний разговор прервется, и вам может по­казаться, что вы сходите с ума, когда до вашего слуха нач­нут доходить кусочки и частички несвязной речи, всплываю­щие на поверхность сознания. Немногие действия способны усилить чувство действительности в той же степени, что под­слушивание собственных мыслей, особенно тогда, когда вы переживаете реорганизацию мышления и повторное откры­тие языка как инструмента для передачи значения и выра­жения смысла.

Подобная реорганизация мышления абсолютно необхо­дима тем людям, у которых имеются трудности с установле­нием настоящего контакта. Это в той же мере относится к робким, неловким или заикающимся людям, как и к тем, кто, обладая противоположным характером, обязательно должен

282               Терапия сосредоточением

выступить, никак не может перестать говорить, разбалтыва­ется при каждой встрече и неспособен усвоить ничего из того, что было сказано другим, если не может добавить к этому чего-то полезного, интересного или забавного со сво­ей стороны.

За улучшением данного «чувства» последует углубление вашего знания о характерных чертах собственной личности, ее «психоанализ». Вы обнаружите собственное «Я» в моно­тонности, наставнических или «широковещательных» интона­циях своей речи, в нытье или хвастовстве вашего внутренне­го голоса. Как только вы разглядите в себе какую-либо спе­цифическую черту, примите ее за выражение вашей личности в целом и попытайтесь найти то же самое отношение в других своих действиях и поведении.

Научитесь ценить каждое слово, научитесь пережевывать, пробовать на вкус ту мощь, которая скрыта в «логосе» каждо­го слова. Про Уинстона Черчилля говорили, что одно время он был неуклюжим, неуверенным в себе собеседником. Позднее он начал пробовать на вкус каждое слово, каждое произно­симое предложение. В результате его речь обрела мощь и проникновенность, в которой каждое слово обладало весо­мостью. Он умел «чувствовать» свое мышление, и это приве­ло к усилению выразительности. Было бы кощунством при­менять то же слово «речь» к словесным излияниям какой-ни­будь светской болтуньи, скрывающей за потоком слов то, что ей на самом деле нечего вам сообщить.

Усвоив навык слушания внутренней речи, вы можете за­няться следующим упражнением, имеющим решающее зна­чение: отработке внутреннего молчания. Уже «внешнее» мол­чание является непереносимым для многих людей. Когда они находятся в компании, они считают, что обязаны поддержи­вать разговор и если в нем возникает небольшая пауза, они чувствуют смущение и подыскивают тему, которая бы ее за­полнила. В ситуации, требующей тишины, — при виде прекрас­ной горной гряды или бушующего моря — они тараторят без умолку. Они потеряли контакт с Природой до такой степени, что им приходится прибегать к разговору как единственному для них способу установления хоть какого-то контакта.

Намного труднее, даже для немногословных людей, спра­виться с внутренней тишиной. Не надо путать внутреннюю тишину с душевной пустотой (трансом, petit mal, приостанов­кой работы всех психических функций). В данном упражне­нии мы уделяем особое внимание освоению одной психичес-

Внутреннее молчание                283

кой функции: говорению про себя, внутренней речи. Попро­буйте молчать нарочно, подавлять свое вербальное мышле­ние, оставаясь в то же время в бодрствующем состоянии. По­началу это покажется очень трудным, и вы поймете, что ваша внутренняя речь обладает навязчивым характером. Вы заме­тите, что, несмотря на чистосердечные попытки справиться с упражнением, ваше сознание освобождается от слов лишь на несколько первых мгновений. Незаметно для вас ваше вни­мание ослабнет, и вы снова начнете мыслить вербально. Если вы окажетесь настойчивы, то научитесь продлевать периоды тишины и тем самым предоставите больше простора для чувств. Ваш внутренний взор прояснится, а мельчайшие теле­сные ощущения станут более отчетливыми. Когда у вас по­лучится продлевать эту внутреннюю тишину до минуты или около того, энергии, или, скорее, те виды активности, что зат­мевались речью, восстанут из более глубоких биологических слоев — ваше биологическое «Я» начнет выбираться из-под коросты слов.

Теперь попробуйте применить эту недавно приобретен­ную способность к сосредоточению на внешнем мире. Я бы порекомендовал вам послушать музыку. Нет другого такого занятия, которое являлось бы лучшей проверкой вашего уме­ния сосредотачиваться. При полном сосредоточении на му­зыке у вас просто не остается места в голове для того, чтобы думать или мечтать.

Когда вы слушаете музыку, у вас есть то преимущество, что вы остаетесь в области акустического. После того, как вы в совершенстве освоили сосредоточение на слушании, вам предстоит перейти к упражнению по заполнению своего со­знания остальными чувствами. Посмотрите, к примеру, на кар­тину, привлекающую ваше внимание, или на цветущий сад, или на закат солнца, или даже на свою собственную комнату. По­старайтесь вобрать в себя все детали без внутренней бол­товни или словесного описания. Научитесь молча, без много­словия оценивать то, что интересует или привлекает вас.

Возможно, наиболее ценным результатом практики внут­ренней тишины является достижение состояния пребывания «по ту сторону оценивания» (по ту сторону добра и зла), т.е. подлинного видения и определения истинной ценности взаи­модействий и фактов.

Глава 7

ПЕРВОЕ ЛИЦО ЕДИНСТВЕННОГО ЧИСЛА

В ходе выполнения упражнений по визуализации мы об­наружили, что смена нашего отношения к вызываемым об­разам — от «картины возникают в нашем сознании», на «мы сами смотрим на эти картины» — повлекла за собой улуч­шение функций Эго. Пассивное отношение сменилось более активным. Это относится к общей активности, свойственной центробежному характеру поведения организма, который яв­ляется гораздо более определенным, нежели рефлекторная теория или религия пытаются нас убедить. Ранее я показал, что Эго символизирует свершившийся факт идентификации, таким образом, если мы не идентифицируем себя с образа­ми, проецируемыми нами вовне или внутрь себя, мы лишаем себя жизненно важной функции.

Обычно на ум приходят лишь образы, связанные с наши­ми проблемами, незавершенными ситуациями и потребнос­тями организма. Кроме этих образов, указывающих на реаль­ные запросы, перед нашим внутренним взором проходят мно­гие картины, вызванные нами исходно либо в качестве иллю­страции наших идеалов, либо в качестве сопротивлений в пику осуждаемым эмоциям. Как только мы поймем, что ни один из этих образов, даже сон наяву, не возникает без осо­бой на то причины, мы должны будем начать более ответ­ственно относиться к «работе ума».

Первое лицо единственного числа               28 5

Можно сказать, что картины, которые мы произвольно вы­зываем в уме, как правило, являются сопротивлениями, а не выражают первичную потребность. Но даже и в этом случае рекомендуется отождествить себя с каждой новой картиной и сказать себе: «Я мысленно вижу такого-то и такого-то че­ловека». Избегание ответственности и избегание языка Эго тесно связаны. Поскольку ответственность очень часто ока­зывается сопряжена со стыдом, виной и наказанием, неуди­вительно, что люди нередко устраняются от ее принятия и от­рекаются от своих поступков и мыслей.

Когда военный медик сталкивается с сомнительной хво­рью, он оказывается в ситуации конфликта, в значительной степени обязанного своим возникновением его неуверенно­сти и неспособности решить, кто ответственен за это. Следу­ет ли ему доискиваться причин или целей? К примеру, симу­лянт придумывает «причину» своего заболевания, и военный медик действует в соответствии с этой причиной. Головные боли и боли в спине, амнезия и несварение вызываются бо­лее-менее просто, но если сами они не являются достаточ­ными доказательствами, он вовлекает в дело прошлую бо­лезнь, и это происходит не в виде механической регрессии, а с целью фабрикования причины, исторического факта, засви­детельствованного бывшими его докторами. Лишь тогда, ког­да военный медик побеждает в этом мысленном противосто­янии, он осмеливается сказать, что ответственность за забо­левание лежит не на «Оно», а на «Я» пациента. Лишь тогда удается ему распознать цель, а не причину.

В нашем обществе часто бывает очень трудно использо­вать язык Эго. Предположим, что вы поздно легли спать и вам неохота подниматься с постели. Вы опаздываете на работу. Скажете ли вы своему начальнику: «Я не хотел подниматься с постели», или же выдвинете в качестве прикрытия автобус, не пришедший вовремя, вышедший из строя лифт, головную боль, которой могло и не быть? Вообразите только, какая буря поднимется, если вы скажете ему правду. Однако ситуация меняется, когда вы можете быть правдивым, будь то с самим собой или с друзьями. Но даже если вы представите, что кри­стально честны с собой, вы все-таки можете ошибиться. Как часто вы раздражались из-за автобуса, который «вот-вот ушел», вместо того, чтобы признаться себе, что не успели на него, потому что копались и медлили?

Еще трудней оказывается понять, что все невротические симптомы продуцирует не загадочное «Оно» или «либидо», а

286               Терапия сосредоточением

мы сами, что, как я уже упоминал ранее и намереваюсь по­казать в будущем гораздо более детально, мы напрягаем мышцы и тем самым вызываем появление тревожности, фри­гидности и т.д.

Важность этой идеи заставляет вновь и вновь обращать на нее внимание читателя. Без принятия полной ответствен­ности, без превращения невротических симптомов в созна­тельные функции Эго, излечение невозможно. Мы можем и не впадать в крайности, присущие обсессивному типу, заявляю­щему, будто «в мозгу у него появилась мысль», вместо того чтобы сказать: «Я подумал то-то и то-то» — хотя лишь очень немногие из нас на самом деле полностью освободились от подобной манеры говорить. Когда речь заходит о снах, боль­шинство готово признать — «Я» видел это во сне; но когда во сне они убивают кого-либо, они отрицают, что сами вообра­зили убийство и отказываются принять на себя ответствен­ность, ссылаясь на то, что это был лишь сон.

Каждый раз, когда вы действительно применяете насто­ящий язык Эго, вы выражаете себя, способствуя развитию собственной личности. Итак, первым делом вы должны по­нять, уклоняетесь ли вы, а если да, то в каких случаях, от упот­ребления слова «я». Затем начните переводить свою речь с языка «безличных оборотов» на язык «Я», сначала про себя и в конце концов вслух. Вы легко сможете осознать разли­чия, существующие между двумя этими видами речи, когда услышите от кого-нибудь: «Чашка выскользнула у меня из руки» вместо «Я уронил чашку»; «Рука сорвалась» вместо «Я дал ему пощечину»; или же «У меня такая плохая память» вместо «Я забыл» или даже еще более правдивого «Я не хотел запоминать этого, не желал утруждать себя». Привыч­но ли для вас винить во всем судьбу, обстоятельства или болезнь и т.п. за свои жизненные промахи? Может быть, вы укрываетесь за безличным местоимением подобно тому че­ловеку, которого высмеял однажды Фрейд, заметив: «Небе­зопасность и темнота стянули у меня часы»?

Если вы ставите на одну доску выражения «Пошел дождь» и «Вышло так, что я...», ваша способность отличать внешнее от внутреннего далека от совершенства.

Многие интеллектуалы с энтузиазмом приветствуют тео­рию «Оно» Гроддека. Поскольку они, развенчавшие идею Гос­пода Бога и Судьбы, сами еще не были настолько сильны, чтобы взять на себя достаточную долю ответственности, они обрели  необходимую поддержку в идее «Оно».  Они  нужда-

Первое лицо единственного числа               287

лись в prima causa и решили проблему, перенеся Бога с Его небес в свой собственный организм. Их концепция «Оно» по­разительно напоминает таинственное Коллективное Бессоз­нательное Юнга и скорее препятствует, нежели способствует развитию у них функций Эго.

Фрейд интроецировал «родовую травму» Ранка для того, чтобы заполнить пробел в своем историческом объяснении тревоги. Точно так же он поступил и с «Оно», или «Ид», Грод-дека (термины эти синонимичны). «Ид» прекрасно вписыва­лось в фрейдовскую схему «Супер-Эго», «Эго» и «Ид», хотя и вносило путаницу: потребности организма и подавленные личностные содержания помещались им в одно и то же ме­сто. Возникла концепция, унаследовавшая от христианства враждебное отношение к телу.

Адлер хорошо понимает ту роль, какую сознательная лич­ность играет в выработке симптомов. Фрейд, со своей сторо­ны, показал, насколько лицемерен наш сознательный разум. Язык Эго не всегда выражает потребности организма. Если вы не можете уснуть, вам будет чрезвычайно трудно осознать, что «вы» представляете организм, который не желает спать, что вам хочется уснуть лишь в силу привычки или в результа­те ипохондрии. Конечно, вы можете сказать: «Я-то хочу зас­нуть, но вот мое "Бессознательное" — ни в какую». Но чем отличается такое выражение от утверждения, что «небезопас­ность и темнота крадут часы»?

Эго представляет из себя символ, а не субстанцию. По­скольку Эго указывает на принятие и идентификацию лично­сти с определенными ее содержаниями, мы можем использо­вать язык Эго в целях ассимиляции отторгнутых нами частиц нас же самих. Эти отторгнутые частицы подвергаются либо подавлению, либо проекции. «Безличный язык» является про­екцией в смягченном виде и влечет за собой, подобно всякой другой проекции, замену активного отношения пассивным, от­ветственности — фатализмом.

Поэтому, хотя фраза «Я думаю» выглядит на первый взгляд не меняющей сути дела заменой выражения «Ко мне в голову пришла такая мысль», по зрелом размышлении я считаю своим долгом педантично указать, что это не так. Хотя разница между двумя выражениями кажется несуще­ственной, исправление речи глубочайшим образом отразит­ся на личности в целом. В основе своей оно совпадает с замечанием Фрейда относительно того, что после излечения принуждение превращается в хотение.

288               Терапия сосредоточением

Для того, чтобы научиться использовать язык Эго как сле­дует, необходимо придерживаться основного правила тера­пии сосредоточением: никогда не предпринимать попыток из­мениться до того момента, когда вы сможете отдавать себе отчет во всех деталях неправильного поведения. Сначала по­пытайтесь пронаблюдать за тем, как вы сами и другие ис­пользуете «безличный язык». Воспротивьтесь преждевремен­ным переменам в себе, и вы сможете совершить ценнейшие наблюдения. Вы откроете для себя много нового относитель­но того, что касается мотивов избегания: ощущений вины, сты­да, застенчивости и смущения.

Наиболее важным шагом будет являться переход (так далеко, насколько это будет возможно) с «языка безличных оборотов» на язык Эго. Выражение «Я продуцирую, вызываю у себя» очень поможет — то, каким образом вы вызываете у себя, скажем, головную боль, пусть останется пока неконкре-тизированным. Последним в ряду действий, но не по значи­мости, окажется применение языка Эго. Научитесь не только писать «Я» с большой буквы, но и произносить его соответ­ственно. На первых порах при попытках поступать таким об­разом вы столкнетесь с большим количеством трудностей, связанных по большей части с только что упомянутыми не­приятными эмоциями. Правильный язык Эго, т.е. правильная идентификация, — это основа самовыражения и доверия. К настоящему моменту вам уже следовало бы знать, сколь важную роль играет самовыражение в предупреждении и лечении невроза.

Из этого правила существует, однако, одно исключение. Метаболизм в корне отличается от псевдометаболизма. Точ­но так же и подлинный язык Это отличается от «языка Псев-до-Эго». Я имею в виду те короткие вводные предложения, которыми многие уснащают свою речь: «Я думаю», «Я пола­гаю», «Я чувствую». Эти вводные обороты представляют со­бой орудие не выражения, но избегания эмоций; по большей части они лишь тормозят процесс установления контакта — с их помощью осуществляется избегание правильного исполь­зования местоимения «Ты». «Я думаю, ты злишься на меня» эмоционально намного слабее, чем «Ты злишься на меня?»

В таких случаях происходит избегание не «Я», а «Ты». Речь точно так же перекладывается и проходит ту же цензуру, что и при использовании «безличного языка». В обоих случаях сво­бода от самоосознания приобретается очень дорогой ценой. Ценой вырождения личности.

Глава 8

ОБРАЩЕНИЕ РЕТРОФЛЕКСИИ

Я пишу на столе. Стол этот состоит, в соответствии с нынешними положениями физики, из пространства, напол­ненного биллионами движущихся электронов. Тем не менее я веду себя так, «будто бы» стол твердый. Стол с научной точки зрения обладает значением, отличным от его практи­ческого значения. В свете того, чем я занимаюсь, стол для меня «является» прочным предметом мебели. Подобное рас­хождение между внешним видом и фактической сутью су­ществует и в случае с Эго. Я мог бы начать эту главу при­мерно так: Ф.Перлз, отождествляющий себя со стремлением донести до читателя определенные факты... Вместо того чтобы приводить это пространное предложение, я использую в качестве символа слово «я», хорошо понимая, что если бы большая часть моей личности не отождествляла бы себя со стремлением писать, она бы и не взялась за эту книгу.

Идентификация по большей части — процесс бессозна­тельный. Сознательная идентификация встречается в случаях конфликта, возникающего, к примеру, между идеалом и по­требностями организма. Сознательная идентификация («Я»), наталкиваясь на сопротивление, продуцирует волнение («не буду»), чаще всего в виде противодействия «саморегуляции», осуществляемой организмом или окружающей средой (рет-рофлексированное вмешательство). Возможно, что таким об­разом волнение уходит своими корнями в «отрицание».

290               Терапия сосредоточением

Если ребенок закрывает «свои» глаза, когда в них лезет мыло, то с точки зрения лингвистики это кажется ретроф­лексией. Но это не так. Это просто реакция — рефлекс, а не «ретрофлекс». Глаза закрываются без участия какой-либо функции Эго. Однако этот ребенок способен идентифи­цировать себя не со своим организмом, а с неким Идеаль­ным Римлянином, вроде Муция Сцеволы, и принять решение не закрывать глаза, несмотря на сильное жжение. Отрицания такого рода лежат в основе «силы воли». В этом случае активная часть личности ребенка действует вопреки другой ее части, которая тем самым обращается в пассивную и страдающую.

Подлинная ретрофлексия всегда основывается на внут-риличностном расколе и состоит из активной (А) и пассив­ной (П) части. На передний план поочередно выступают то А, то П. «Я раздосадован собою» — выражение, имеющее более активный характер, «Я обманываюсь» — более пассивный. В последнем случае более существенным оказывается не сам обман, а желание быть обманутым, нежелание посмотреть правде в глаза.

Основные характеристики четырех важнейших видов сдерживания даны ниже:

(1)  В случае подавления материал, а также функции Эго искажаются либо исчезают. Классический психоанализ столь часто обращался к этому явлению, что мы вправе пренебречь им в данной книге. Однако мы должны привлечь внимание к той  громадной  роли,   какую  играет  ретрофлексия  при  осу­ществлении подавления и удержании материала в подавлен­ном состоянии.

(2)  В случае интроекции материал остается по существу нетронутым,  но зато переводится  из внешнего во внутрен­ний  план.   Пассивность   превращается в  активность.   (Няня бьет ребенка.  Ребенок осуществляет интроекцию, затевает игру в  няню  и  бьет другого  ребенка.)  Функции  Эго  стано­вятся   гипертрофированными   и   претенциозными   (функции «как бы»).

(3)  В случае проекции материал, не подвергаясь никаким изменениям, переходит из внутреннего плана во внешний. Ак­тивность  превращается в  пассивность.   (Ребенок хочет  по­бить няню. Он осуществляет проекцию и начинает ожидать, что няня побьет его сама.) Функции Эго становятся гипертро­фированными и приобретают галлюцинаторный характер.

Обращение ретрофлексии               291

(4) В случае ретрофлексии^ утерянной оказывается сравнительно небольшая доля материала, а функции Эго ос­таются по большей части нетронутыми, но на место объекта в целях избегания очевидно опасных контактов встает само человеческое «Я».

Данная потеря контакта с окружающим миром зачастую влечет за собой катастрофические последствия. Эмоцио­нальная разрядка становится неадекватной, и в том случае, если агрессия ретрофлексируется, функции и выражение покоренной П-части ослабляются. Но терапия ретрофлексии проще, нежели терапия подавления или проекций, поскольку требуется лишь смена направления, а конфликты, ведущие к ретрофлексии, частично лежат на поверхности. Более того, процесс ретрофлексии поддастся объяснению, тогда как в случае подавления нам зачастую приходится довольство­ваться констатацией факта, не зная в точности, каким обра­зом происходит подавление². В случае ретрофлексии, одна­ко, мы всегда можем иметь дело с сознательной частью (Эго или А) личности, направляющей свои действия против дру­гой части (остальное «Я» или П), даже если на первом пла­не стоит П. Даже тогда, когда вы вознамеритесь обучиться химии, порою для вас будет предпочтительней усваивать чужие уроки.

Следующий пример флагелляции — стремления наносить себе удары — предоставляет возможность для оценки важ-

¹ У меня была мысль использовать для обозначения этого явления тер­мин «интроверсия», но это привело бы к недоразумениям, учитывая клас­сификацию психических типов Юнга. Юнг употребляет противоположные термины «экстраверсия» и «интроверсия», относя их к более-менее нор­мальным типам. Интроверсию и экстраверсию нельзя назвать диалекти­ческими противоположностями. Здоровая личность в норме ориентиро­вана на окружающий мир — экстравертирована.   Диалектические откло­нения от нормы — меланхолически-интровертированный и сверх-экстра-вертированный параноидальный типы. Неудивительно, что слово «интро­верт» вошло в медицинский и литературный обиход, в то время как выра­жение «экстраверт» находится в совершеннейшем пренебрежении, буду­чи бессмысленным, и не находит упоминания даже в средней руки энцик­лопедии.

² Мы не знаем, как «либидо» «путешествует» по организму и не имеем ни малейшего представления о том, как, с топографической точки зрения, происходит его перенос с одного организма на другой. До тех пор, пока эти предположения не будут подтверждены доказательствами, нам оста­ется рассматривать их лишь как спекуляции, а не проверенные факты.

292              Терапия сосредоточением

ности того, что подчеркивается, выходит на передний план: А или П¹.

(А) Одному мальчику нравилось играть в кучера. В игре с товарищами он всегда брал на себя роль кучера и получал удовольствие, хлеща друзей, которым неизменно выпадало быть лошадьми. Когда он оставался один, он часто продол­жал игру, но тогда ему приходилось хлестать себя, будучи ло­шадью и кучером одновременно.

(П) Другой мальчик, делая домашнюю работу, очень силь­но бил себя по костяшкам пальцев всякий раз, когда до­пускал ошибку. Он бил сам себя заранее, предвидя побои учителя.

Райх и другие истолковывали моральный мазохизм как политику избрания меньшего на двух зол, как взяточничество. Большая часть причиняемого самому себе страдания объяс­няется так: «Взгляни, Господи, я сам наказываю себя (пощусь и приношу жертвы); ты не можешь быть столь жестоким, чтобы наказывать меня еще вдобавок».

Поскольку организм исходно активен, последний пример показывает нам, что для более пассивной ретрофлексии тре­буется определенное проецирование. По крайней мере неко­торая толика жестокости и удовольствия от исполнения нака­заний должна проецироваться на Бога². В некоторых случаях А подвергается столь полной проекции, что на посторонний взгляд от исходной активности остается лишь тень. Возьмем

¹ Фрейд не всегда точен в своей оценке пассивное™ и активности. Пси­хоаналитик требует от пациента, чтобы тот лежал на кушетке в состоянии «пассивности» и позволял мыслям свободно течь в его сознании. Однако психоаналитик имеет в виду, что пациент должен пребывать в состоянии безразличия — не активном, не пассивном. Признав, что Фрейд требовал от пациентов воспоминаний, а не действий, и выходил из себя, когда паци­ент проявлял активность, мы поймем, что Фрейд бессознательно (несмот­ря на резкое осуждение активной терапии) распределяет роли в анали­тической ситуации таким образом, что аналитик принимает в ней актив­ное, а пациент пассивное участие. Еще один пережиток эпохи гипнотизма.

Две области психоанализа придают достижению экспрессии путем про­явления активности и совершения действий особое значение: детский психоанализ и метод Морено, согласно которому для излечения психонев­розов необходимо понуждать пациентов писать, ставить и играть их соб­ственные пьесы в целях самовыражения и самореализации.

² Его Бог обладает мягким характером, подобным тому, каким наделен был Христос в отличие от Моисея и его ревнивого, мстительного Бога. Однако христианская церковь возмещает данное пренебрежение челове­ческой природой путем проецирования жестокости на дьявола и ад.

Обращение ретрофлексии               29 3

для примера человека, испытывающего жалость к самому себе. Жалость к другим людям с его стороны едва заметна; ретрофлексия в данном случае означает: если никому меня не жаль, мне придется самому жалеть себя.

Очень поучителен пример с суицидальным желанием. И здесь смесь ретрофлексии и проекции указывает на пе­ревес П. Девушку покинул любимый; она совершает само­убийство. До тех пор, пока учитывается лишь А, ситуация выг­лядит просто. Ее первой реакцией будет: «Я убью его, пото­му что он бросил меня. Если он не будет принадлежать мне, он не будет принадлежать никому». (Как правило, в подоб­ных случаях агрессия не выливается в пережевывание и пе­реваривание неприятного события.) Затем ее агрессия пе­реходит в страдание: «Я не могу жить без него, это слишком больно. Я хочу покончить с этим, умереть». Желание убить превращается в желание умереть. «Жизнь тяжела, судьба жестока». Та агрессия, которая обращается против П в слу­чае совершения самоубийства, проецируется; не она сама, а судьба (или любимый человек) оказываются жестоки. Более того, осуждение любимого проецируется на ее совесть. «Если я убью его, я окажусь повинна в убийстве». Предчув­ствие наказания есть, как было упомянуто ранее, корень мо­рального мазохизма. «Прежде чем меня накажут, я лучше сделаю это сама». В конце концов паника, опасность быть убитой лишает ее последних остатков разума, и суицид представляется выходом, по всей видимости, замечательно удовлетворяющим все ее мстительные желания. «Если я убью себя, он будет страдать до конца жизни. Он (проеци­руя собственное несчастье) никогда больше не сможет по­чувствовать радости; и он еще будет раскаиваться за то, что со мной сделал». Хитросплетения мысли привели к тому, что ее желание уничтожить его все-таки сбывается — но только в мечтах.  Какова цена мести?

По сравнению с этим сложным процессом, знания, ка­сающиеся бесхитростной ретрофлексии, теоретически про­сты и достаточны для практических целей; но если мы по­желаем применить эти знания в ходе лечения, мы обяза­тельно натолкнемся на стену моральных сопротивлений. Мне не довелось еще встретить ни одного человека, кото­рый бы не ощущал, что избавление от ретрофлексии идет вразрез с его принципами. Нам обязательно придется столк­нуться с замечаниями типа: «это нечестно» или «Я лучше совершу это по отношению к самому себе, чем по отноше-

294              Терапия сосредоточением

нию к кому-либо другому», «Я почувствую себя виноватым, если сделаю это». Если мы представим себе ретрофлек­сию в качестве упрощенной картинки, изображающей мяч, отскакивающий от стены, мы должны понять, что не будь этой стены, мяч не отскочил бы назад, а полетел прямо впе­ред. Если мужчина мочится слишком близко к дереву, он обязательно запачкает свою одежду. Ретрофлексии не су­ществовало бы, если бы не было стены, состоящей из со­вести, замешательства, моральных табу и страха перед по­следствиями. Активные действия направлялись бы прями­ком на окружающий мир, и нам не пришлось бы занимать­ся выпрямлением кривых стрел.

Подобно излечению бессонницы, излечение от патологи­ческих ретрофлексии достигается путем применения по сути своей семантической процедуры. Как только вы полностью поймете значение «ретрофлексии», главное дело сделано. Упражнения важны лишь как средства, облегчающие осоз­нание структуры ретрофлексии. Вот три упражнения, служа­щие достижению этой цели:

Во-первых, отметьте про себя, что всякий раз, когда вы используете частицу «ся» («сь»), вы, возможно, ретрофлекси-руете какой-либо род действия. То же самое относится и к существительному, начинающемуся на «само-», например, са­мообвинение¹.

Во-вторых, выясните, чего больше в данном случае рет­рофлексии: А или П, означает ли самообвинение обвинение кого-то другого или все же относится к тому, чтобы «быть обвиняемым».

В-третьих, поразмышляйте над доводами, которые вы мог­ли бы принести в пользу того, «почему» вы не должны зани­маться ретрофлексией. Найдите рациональное объяснение, которое может оказаться сильнее сопротивления.

С практической точки зрения наиболее важными ретроф-лексиями являются: ненависть, направленная против «Я», нар­циссизм и самоконтроль. Самоуничтожение, конечно же, пред­ставляет наибольшую опасность из всех ретрофлексии. Его младший брат — подавление (чувства или действия) в «себе» (подавление «в себе» — это отретрофлексированное подав­ление «другого»).

¹В английском языке  функциональным эквивалентом этой  частицы служит возвратное местоимение «myself» (прим. перев.).

Обращение ретрофлексии               29 5

Способность подавлять эмоции и другие средства выра­жения внутренних содержаний зовется самоконтролем. Иде­ализация приводит к тому, что самоконтроль, обособляясь от своего социального значения, зачастую становится самоцен­ным положительным качеством, культивируемым ради него самого. Тем самым самоконтроль превращается в сверх­контроль. Склонность к властвованию над другими в подоб­ных случаях ретрофлексируется и направляется, зачастую весьма грубо, против потребностей собственного организма. Люди, одержимые самодисциплиной, являются скрытыми по­борниками дисциплины по отношению к другим людям и за­дирами. У меня до сих пор перед глазами стоит случай не­рвного срыва, обязанный своим возникновением не столько сверхконтролю пациента, сколько усилиям его друзей, ворча­щих и настаивающих «взять себя в руки», что привело к ухуд­шению его состояния.

Большая часть людей понимает под самоконтролем как подавление стихийно возникающих потребностей, так и при­нуждение себя к выполнению действий, не возбуждающих та­кую важную функцию Эго, как интерес.

Мне приходит в голову пример с автомобилем. Автомо­биль имеет много рычагов управления. Тормоз — это только один из них и причем самый грубый. Чем лучше водитель по­нимает, как управлять механизмами контроля, тем более эф­фективно будет работать машина. Но если он постоянно ез­дит с нажатыми тормозами, нагрузка и износ тормозов и дви­гателя окажутся громадны; качество работы машины ухуд­шится, и рано или поздно случится авария. Чем лучше пони­мает водитель возможности машины, тем уверенней он смо­жет контролировать ее поведение и тем меньше допустит ошибок в обращении с нею.

Человек, излишне контролирующий себя, ведет себя точно так же, как и невежественный водитель. Он не знает иных способов управления и контроля, кроме тормозов, по­давления.

Излечение от нервного срыва (результата избыточного контроля) — это, в первую очередь, следствие избавления от ретрофлексии. Контролирующий себя человек всегда обла­дает диктаторскими наклонностями. Когда он оставляет себя в покое и принимается командовать окружающими людьми, его «Я» получает передышку и потребностям организма дает­ся возможность свободного выражения. Он должен научить-

296               Терапия сосредоточением

ся понимать свои собственные запросы и отождествлять себя с ними, а не только с требованиями окружающих и собствен­ной совести. Только тогда, когда ему удается добиться рав­новесия между эготизмом и альтруизмом — между отожде­ствлением с собственными запросами и с желаниями дру­гих людей, — он обретет душевное спокойствие. Гармоничное функционирование индивида и общества определяется за­поведью: «Возлюби ближнего своего как самого себя». Не меньше, но и не больше.

Ретрофлексия остается функцией Эго, тогда как подавле­ние и проекция устраняют эту функцию. Как я уже ранее от­мечал, Эго в ходе ретрофлексии просто замещает внешний объект самим собой. Женщина, сдерживающая плач, вмеши­вается в процесс биологического приспособления к вызыва­ющей боль ситуации. Обычно она склонна вмешиваться в дела других людей и осуждать тех, кто «дает себе волю».

Предположим, что некая девушка, воспитанная в пуритан­ском духе, подавляет удовольствие, получаемое ею от танцев. Каждый раз, когда она слышит танцевальную музыку, она пы­тается удержаться от ритмических движений ногами и ста­новится неловкой и неуклюжей. Для того чтобы исцелиться, ей прежде всего необходимо осознать, что ее пуританский взгляд на вещи является главным образом «инструментом», с помощью которого она не дает почувствовать удовольствие ни себе, ни другим. Как только она поймет, что ей доставляет удовольствие вмешиваться в чужие дела, она перестанет му­чить себя и станет вмешиваться лишь тогда, когда кто-то за­хочет помешать ей танцевать.

Интереснейший пример ретрофлексии, проливающий свет на комплекс неполноценности, приведен Карен Хорни в «Невротической личности нашего времени». Красивая де­вушка с патологическим чувством собственной принижен­ности при входе на танцплощадку замечает свою невзрач­ную соперницу и уклоняется от соперничества с нею, думая про себя: «Как это я, гадкий утенок, посмела появиться здесь?» Лично я рассматриваю это не как чувство принижен­ности, а как высокомерие, скрытое за маской ретрофлексии. Истинный смысл создавшегося положения прояснится для нас, если мы представим ее обращающейся не к себе, а к другой девушке: «Как это ты посмела, гадкий утенок, по­явиться здесь?» Указанная девушка склонна недооценивать людей, однако в результате ретрофлексии ее насмешка об­ращается против нее самой.

Обращение ретрофлексии               297

В данном случае мы имеем дело с отретрофлексирован-ным упреком. Если бы наша красавица обрушилась с ним на дурнушку, а не на себя саму, она совершила бы огром­ный шаг в сторону исцеления от невроза. Она превратила бы свой комплекс неполноценности, свои самообвинения в подход к объекту.

Такой подход часто бывает труден, поскольку сопряжен со смущением, застенчивостью и страхом. Поэтому я сове­тую сперва попытаться избавиться от этих вызывающих за­мешательство ретрофлексии пока только в воображении. Хотя такая эмоциональная разрядка и не может удовлетво­рить нас, с помощью этого упражнения мы способны дос­тичь некоторых результатов: (а) мы можем изменить направ­ление и предоставить П возможность показаться наружу; (б) мы можем обнаружить вдруг, что многое из того, что сигна­лизировало нам ранее об опасности, на деле оказалось обычными шорами; (в) мы можем увеличить объем высво­божденной агрессии, которая, в свою очередь, способна под­вергнуться ассимиляции. Временное высвобождение агрес­сии — это явление, для обозначения которого психоанализ использует словосочетание «временный симптом».

Ваши способности устанавливать контакт и осуществ­лять взаимодействие с объектом решающим образом улуч­шатся, если вы разделаетесь с ретрофлексией «мышле­ния». («Говорил я себе».) Зачем? Если вы можете сказать об этом, вы должны это знать. Итак, какой же смысл в том, чтобы направлять послание самому себе? Любой ребенок говорит сам с собой; позднее, когда ребенок начинает го­ворить про себя, мы начинаем называть это «мышлением». Изучив свое мышление, вы заметите, что занимаетесь тем, что объясняете себе что-то, высказываетесь о своих пере­живаниях, повторяете про себя то, что намерены сказать в трудной ситуации. В своем воображении вы что-то объяс­няете, о чем-то разглагольствуете, на что-то жалуетесь дру­гим людям. Я советую перенаправить ваше мышление, ад­ресовав его (сначала в воображаемом плане, а затем, если будет возможно, и в действительности) конкретному чело­веку. Это простое и эффективное средство, позволяющее достичь хорошего контакта.

Представьте, что вы сидите в компании, терзая свои моз­ги, придумывая, что бы сказать. Вы говорите себе: «Я дол­жен найти тему для начала разговора», затем вы легко мо­жете  поменять  направление  своего  предложения   и  велеть

298               Терапия сосредоточением

компании: «Вы должны найти тему для начала разговора». Контакт установлен, и мучительное молчание прервано.

Интроспекция — это другой вид ретрофлексии, который часто встречается у людей, интересующихся психологией. Это склонность наблюдать за собой, изучать себя вместо того, что­бы наблюдать и изучать других, состояние размышляющего бездействия, которое находится в прямом конфликте с сен-сомоторным осознаванием, о котором уже говорилось выше в этой книге (и развитием которого я собираюсь заняться даль­ше). Насколько непросто это бездеятельное самонаблюде­ние, понятно из следующего примера. Пациент сказал мне: «Вчера у меня было больше мужества. Я ответил своей жене энергичнее, чем обычно, и когда я обследовал себя, я не смог найти ни одной неприятной реакции». На самом деле он на­блюдал не себя, а жену, потому что все еще боится своей собственной смелости и следовательно чувствует облегче­ние от того, что не видит у жены неодобрительных реакций. Люди вытесняют свои наблюдения-за-объектами и заменяют их наблюдениями-за-собой, желая избежать дискомфорта, смущения и страха, и не быть воспринятыми невежами и при­липалами.

Интроспекция отличается от ипохондрии, так как в инт­роспекции ударение стоит на А, в то время как при ипохонд­рии — на П. Таким образом, ипохондрическая тенденция дос­тичь пассивного контакта разоблачает себя в готовности уви­деть доктора.

Много лет назад Штекель уже понимал, что мастурбация часто подменяет собой гомосексуальность, хотя проблема го­мосексуальности значительно сложнее, в ней, конечно, при­сутствует значительная доля ретрофлексии. Фиксация на ма­стурбировании имеет значение игры со своим пенисом, пото­му что другой пенис недосягаем, или из-за другого табу. В любом случае акцент стоит на А или на П.

В ситуации, подобной только что описанной, избегание контакта легко признается, но ни в каком случае ретрофлек­сия не поглощает всю активность. Мы никогда не сосредо­тачиваемся на себе до такой степени, что перестаем сопри­касаться с другими людьми, хотя мы можем быть в значи­тельной мере заняты само-вмешательством, само-коррекци-ей (само-исправлением), само-контролем или само-образо-ванием. Иногда даже само-упреки настолько тонко завуа­лированы, что мы едва различаем что-либо, кроме прямых упреков. Женщина,  которая жалуется:  «Почему у меня дол-

Обращение ретрофлексии               29 9

жен быть такой противный ребенок?» или «Почему мой муж всегда должен опаздывать?» вовсе не подразумевает, что она критикует себя, скорее вредного ребенка или непункту­ального мужа.

Наиболее убыточная ретрофлексия связана с разруши­тельностью и мстительностью. Признание, что человек жаж­дет мести, настолько сильно противоречит его идеалам, что искреннее и прямое желание возмездия встречается редко. До времени пубертата это еще как-то допустимо, но боль­шинство взрослых проявляют свое злорадство, удовольствие от мстительности лицемерно, читая кровавые детективы, или следя за судебными процессами, или поддерживая справед­ливость, или перекладывая осуществление мести на Бога или на судьбу. Как признано, мстительность — не очень приятное качество человечества, но мстительность за свой счет не толь­ко развивает лицемерие под видом сожаления, но продуциру­ет оттормаживание, которое оставляет ситуацию незавершен­ной, пока отплата в форме благодарности или отмщения од­нозначно не закроет счет.

Глава 9

ТЕЛЕСНОЕ СОСРЕДОТОЧЕНИЕ

У меня проходил лечение один молодой человек, предпо­ложительно страдающий от сердечного невроза. Когда я ска­зал ему, что в действительности он страдает от невроза тре­вожности, он рассмеялся.

«Но, доктор, я человек не склонный к тревоге; я даже могу представить себя в горящем самолете и не ощутить ни ма­лейшей тревоги!»

«Ну конечно, — ответил я. — А способны ли вы так же по­чувствовать себя в самолете? Если можете, опишите в дета­лях свои переживания».

«О, нет, доктор, — вздохнул он, — я вряд ли смогу». Он начал вдруг тяжело дышать, лицо его налилось кровью, про­являлись все признаки приступа острой тревоги. Мне уда­лось на какое-то время заставить его прочувствовать себя, вместо того чтобы просто визуализировать себя так, как ему хотелось бы.

Как он умудрялся ничего не знать о своей тревоге? По­средством избегания самоощущения он абстрагировался от законченной ситуации, включавшей в себя тревогу, вынеся из нее упрощенный образ себя. В тот момент, когда он начал ощущать себя, тревога вышла наружу. Он, как наблюдатель, предъявил мне не свое истинное «Я», но того героя, каким он хотел бы быть.

Я мог бы привести толкования, основанные на теории ли­бидо.  Я мог бы истолковать самолет как фаллический сим-

Телесное сосредоточение               301

вол, пожар — как любовный пыл и образ себя — как преис­полненного мощи завоевателя. Такая интерпретация была бы правильной, но я понимал, что его основной проблемой было «избегание»; он избегал самых разных телесных ощущений, не только и даже не в первую очередь имеющих сексуальную природу. Его идеалом была победа над телом. Это аскети­ческое отношение повлекло за собой гипертрофию интеллек­туальной и гипотрофию чувственной сфер.

Обездвиживание моторной системы ведет к застыванию чувств; мы можем заново вызвать их к жизни путем правиль­ного сосредоточения. Восстанавливая в правах различные движения тела, мы избавляемся от онемелости и неуклюжес­ти, присущих ригидной личности, и укрепляем моторные функ­ции Эго. Лишний раз кормить человека, страдающего от из­бытка интеллекта и недостатка чувственного опыта, всякими умствованиями, толкованиями, было бы методологическим просчетом. Для того, чтобы «растворить» невротический сим­птом, засевший в организме, необходимо иметь полное пред­ставление об этом симптоме во всей его сложности, а не за­ниматься интеллектуальной интроспекцией и поиском воз­можных объяснений; ведь для того, чтобы растворить кусок сахара, нужна вода, а не философия.

Мы стремимся при помощи сосредоточения восстановить функции Эго, избавиться от ригидности «тела» и «окаменев­шего» Эго, ставшего «характером». Сначала развитие должно пойти по пути регресса. Мы хотим остановить прогрессиро-вание невроза и окостенение характера и в то же время вер­нуться к биологическим основам нашего существования. Чем более отдаляемся мы от своей биологической сущности в часы работы, тем более острой становится потребность в ней в часы досуга. Всем нам нужно, хотя бы время от времени, отвлечься от напряжения, вызванного работой и обществом, возвратиться к своему природному естеству. Каждую ночь мы вновь оказываемся в подобном «животном» состоянии, а в выходные стремимся «на лоно природы».

Невротический симптом всегда служит знаком того, что наша биологическая сущность требует обратить на себя вни­мание. Он указывает на потерю интуиции (в бергсоновском смысле) — контакта между той частью вашего «Я», что дей­ствует непроизвольно, и произвольной его частью. Для того чтобы снова обрести этот контакт, вам прежде всего необхо­димо воздерживаться от задавания не могущих прояснить суть дела вопросов, вроде вечного «Почему?», заменяя их бо-

302               Терапия сосредоточением

лее уместными «Как?», «Когда?», «Где?» и «Зачем?». Вместо того чтобы выдвигать версии возможных причин и объясне­ний, которые могут соответствовать и не соответствовать ис­тине, у вас должно появиться желание устанавливать факты. Добившись возникновения полного контакта с невротичес­ким симптомом, вы сможете «растворить» его. В целях освое­ния правильной техники сосредоточения на «теле» особенно полезным оказывается метод описания. Вначале вы будете ощущать сильное нежелание вдаваться в детали, но если ста­нете неуклонно придерживаться детального описания, вам непременно придется столкнуться со специфическими сопро­тивлениями, а порою и с самоочевидными, само собой разу­меющимися решениями. Дайте этим сопротивлениям выра­жение, но продолжайте придерживаться практики детального описания. Позднее переходите к совершенной технике, мол­чаливому сосредоточению; но пока занимайтесь вербальным описанием, поскольку оно даст вам прекрасную возможность удержать ваше внимание на симптоме.

Теория телесного сосредоточения очень проста. Мы по­давляем жизненно важные функции (энергию, как называет Райх их совокупность) с помощью мышечных напряжений. В «гражданской» войне, бушующей в организме невротика, чаще всего противниками становятся двигательная система и отторгнутые организмом энергии, требующие выражения и удовлетворения. Двигательная система в громадной степе­ни перестала быть системой рабочей, активной и связанной с окружающим миром и в результате ретрофлексии превра­тилась скорее в тюремщика, нежели в помощника в том, что касается удовлетворения важных биологических потребнос­тей. Всякий «растворенный» симптом означает высвобожде­ние как полицейского, так и узника — как моторной, так и «жизненной» энергии — в целях совместного сотрудничества в деле борьбы за существование.

Если мы называем сокращения мышечной системы «реп-рессорами» («подавляющими»), в таком случае средством от подавления очевидно будет релаксация. К сожалению, про­извольной релаксации — даже если заниматься ее дос­тижением, тщательно следуя предписаниям Джекобсона, при­веденным им в книге «Вам надо расслабиться» — оказывает­ся недостаточно. Она содержит в себе те же недостатки, что и всякое поверхностное разрешение проблемы; хотя вам, воз­можно,  и удастся расслабиться,  если получится сосредото-

Телесное сосредоточение               303

читься на релаксации, но каждый раз, когда вы будете нахо­диться в состоянии возбуждения, вы снова почувствуете на себе «мышечный панцирь». К тому же Джекобсон, как и Ф.М.Александер, пренебрегает значимостью мышечных на­пряжений как репрессоров.

С помощью простого сосредоточения на мышечном рас­слаблении психотерапевт способен заставить подавленные биологические функции (вызывающие страх и презрение и не допускающиеся в сознание) выйти на поверхность и про­явиться, прежде чем пациент узнает об этом и будет в доста­точной мере подготовлен к тому, чтобы иметь с ними дело. Однако если кто-то подвергается психоаналитическому ле­чению (даже старого образца), существенным подспорьем окажется самостоятельно проводимый в то же самое время тренинг по методу Джекобсона. На поверхность окажется вы­несено еще больше подавленного материала, с которым мож­но будет работать в ходе аналитического сеанса¹.

Релаксация в правильном понимании может оказаться по­лезной в экстремальном случае. Порой в кино или дешевой литературе можно услышать выражение «Расслабься, сестрен­ка!», адресованное кому-то слишком напряженному и пере­возбужденному. Расслабление в данном случае означает из­бавление от цепляющегося отношения, обретение ориенти­ров, переход от слепой эмоциональности к рациональному взгляду на вещи, возобновление контроля над чувствами. В подобных случаях релаксация, даже на короткое время пре­рывающая напряжение, может творить чудеса.

¹ В ходе наркоанализа достигается состояние совершенной релакса­ции. Под воздействием пентотала соды напряжение, в котором находи­лась двигательная система, осуществляющая подавление и самоконтроль, снимается и высвобождаются сдерживаемые эмоции. Однако моторные сопротивления не проходят анализ и реорганизацию. В усовершенст­вованной версии этого метода применяется азотистый кислород (нап­ример, машина Мине). Этот метод содержит в себе ряд преимуществ: (1) Пациент управляет аппаратурой самостоятельно. (2) В продолжение всего сеанса он находится в сознании. (3) Он знакомится с «чувством» релаксации. (4) Он испытывает интенсивные «телесные» ощущения. Скрытые невротические симптомы, такие как тревога, ощущения жжения, головокружение и т.д., выходят на передний план. (5) Он в состоянии опи­сать свои переживания, рассказывая о них аналитику, тем самым помогая тому снимать «броню» слой за слоем. (6) Не требуется какого-либо спе­циально приглашенного анестезиолога. Метод ингаляции проще, чем ме­тод внутривенной инъекции, и к тому же не возникает никаких проблем с возможной токсичностью препарата. С точки зрения медицины для этого метода существует очень немного противопоказаний.

304              Терапия сосредоточением

Следует упомянуть еще о двух неудобствах, связанных с методом Джекобсона: релаксация превращается в задание и до тех пор, пока вы его выполняете, «вы» (как личность) не­способны расслабиться. В состоянии полной релаксации процесс образования «фигуры-фона» проходит сам по себе; но во время эксперимента для этого требуется приложить со­знательное (хотя и небольшое при благоприятных условиях) усилие. Также необходимо учесть тот факт, что здоровая дви­гательная система не является ни гипер-, ни гипотонической; она эластична и восприимчива к внешним влияниям. Релак­сация, проводимая по инструкциям Джекобсона, может приве­сти к состоянию расслабленного паралича — к гипотонусу. Но и у нее имеются свои преимущества: она увеличивает сте­пень осознанности моторики и заставляет признать наличие мышечных напряжений.

А теперь перейдем к упражнениям:

(1) Не пытайтесь выполнять какие-либо особенные ана­литические упражнения на сосредоточение до того момента, как будете уверены, что для вас стала совершенно ясна раз­ница между принудительным сосредоточением (цепляющим­ся присасыванием) и сосредоточением, основанном на заин­тересованности. Если вы неспособны без усилий удержать внимание ни на каком из сенсомоторнных феноменов (обра­зе, возникающем в голове, зуде кожи, боли в шее, требующей разрешения проблеме), тогда с вашей психикой случилось что-то серьезное.

Это не относится к сосредоточению на внешнем мире. В этом случае вы не можете полагаться на избирательность организма: тут вам может захотеться сконцентрироваться на чем-то, что не возбуждает в вас естественного интереса, вы­бор чего происходит под влиянием чувства долга, снобизма, условностей и т.д.

Если вы хорошо поняли то, как был представлен орга-низмический баланс в теоретической части данной книги, вы поймете и то, что проецирование «фигуры-фона» вовне следует в первую очередь за внутренними позывами и что если достигается внутреннее сосредоточение, последует со­средоточение на внешнем мире, приводящее к гармонии. Я не нахожу возражений детальному описанию и сосредото­чению на «завораживающих» внимание объектах во внешнем мире. Это убедит вас в той легкости, которая характеризует здоровое сосредоточение и которая должна быть вам изве­стна,   если  вы  желаете  избежать  патологического,   насиль-

Телесное сосредоточение               305

ственного сосредоточения. Всякий раз, когда вы обнаружи­те, что находитесь в слишком сильном напряжении, вызван­ном «неправильным» сосредоточением, скажите себе: «Рас­слабься, сестренка!» Дайте себе волю и перестаньте сосре­дотачиваться. Ничего страшного не будет, даже если вам в голову начнут приходить свободные ассоциации. Затем сде­лайте еще одну попытку.

(2) Нет нужды создавать особые условия для занятий, свя­занных с сосредоточением. За короткий период вы научи­тесь выполнять их везде, где бы вы ни оказались, тогда, когда не приходится поддерживать контакт с окружающим миром. Время от времени в период бодрствования должно появлять­ся осознавание себя и объекта. Однако вначале желательно было бы выбирать тихое место для облегчения работы вни­мания. На первых порах упражнения лучше проводить в крес­ле-качалке или на диване. Я отказался от классической об­становки психоаналитического сеанса¹. Я сажусь лицом к лицу с пациентом, но когда приходит время для упражнений

¹ Пациент лежит на кушетке, а психоаналитик восседает над ним как заоблачный невидимый Бог, недоступный взгляду. Пациент уподобляется богобоязненному еврею, который запрещает себе рисовать в уме образ Божий, или католику, который не должен видеть своего отца-исповедника

Каким образом пациент может хоть как-то войти в контакт с реальнос­тью, если аналитическая ситуация заключает в себе столько загадочнос­ти? Пациент лишается всех ориентиров за исключением голоса аналити­ка, а иногда он лишается и этого. Один из моих аналитиков неделями не раскрывал рта. Для того чтобы указать на окончание сеанса, он просто шаркал ногой по полу. Редкие замечания, которые я услышал за многие месяцы, проведенные с ним, порою оказывались вдохновенными толкова­ниями моего Бессознательного, но в то время я был далек от того, чтобы принять их. Порою же они были просто проекциями, которые я точно так же не мог распознать. Только после того как, многие годы спустя, я услы­шал, что он страдал паранойей, мне внезапно открылось истинное положе­ние вещей. Я перестал обвинять себя в неспособности понять и по дос­тоинству оценить его замечания и возложил вину на его неспособность сделать свои мысли понятными и войти в мое положение.

Образ психоаналитика не должен внушать благоговейный ужас — он должен видеться как обычный человек, такой же как сам пациент. Пере­станьте интерпретировать страх и протест пациента как «перенос обра­за Бога»! До тех пор, пока аналитик продолжает вести себя подобно свя­щеннику, ритуально устанавливая фиксированное положение пациента при анализе и навязчиво придерживаясь временных рамок сеанса (его продолжительность всеми правдами и неправдами сокращается до пя­тидесяти пяти минут), пациент вправе видеть в аналитике объект религи­озного поклонения, и никакие предположения о том, что это — всего лишь явление переноса, не смогут затушить его реакций как приверженца или отступника от религии психоанализа.

306               Терапия сосредоточением

по сосредоточению на его внутреннем мире, я разрешаю ему лечь на кушетку. Тем самым я обеспечиваю адекватную об­становку для сосредоточения как на внешнем (преодоление застенчивости, выработка способности «смотреть врагу в глаза»), так и на внутреннем мире.

(3)  Полезны все упражнения,  связанные с восстановле­нием  равновесия.   Гимнастика,   если  она служит осознанию собственного тела, а не является  просто чем-то таким,  что должен делать каждый «настоящий мужчина»,  и спорт, если им не занимаются только из честолюбия и односторонне, раз­вивают данное чувство целостности. Во время прогулки пеш­ком прочувствуйте ходьбу и прерывайте поток своего «мыш­ления» так часто,  как это будет возможно. Но прежде всего постарайтесь находить удовлетворение в осознании своего тела как целого в часы досуга.

(4)   Если вы не можете прочувствовать свое тело цели­ком, позвольте своему вниманию блуждать от одной его ча­сти к другой,  выбирая  главным образом те области,  суще­ствование которых осознается  вами лишь смутно.  Но даже и не пытайтесь сосредоточиться на тех частях вашего тела, что подверглись скотомизации — на тех частях, которые оче­видно вообще не существуют для вашего сознания.  Время от времени, занимаясь обычной повседневной работой, по­пытайтесь «осознавать свое тело»; попробуйте открыть дверь сознательно, хотя и точно так же, как вы делали это всегда, без какого-либо особого нажима или изменения привычно­го хода действий. Не старайтесь открыть дверь (или совер­шить какое-либо иное сознательное действие) каким-то осо­бо   грациозным  движением   или   подчеркнуто   «по-мужски». Это приведет лишь к застенчивости, но не к осознанию тела. Существует история про одну сороконожку, которую однаж­ды спросили,  какую ногу она переставляет первой и как ей удастся передвигать все ноги одновременно.  Когда она по­пыталась пойти произвольно, она так запуталась, что вооб­ще  не смогла сделать ни  шага.   Вместо того чтобы  просто осознать свои движения,  она  попыталась вмешаться  в ход их выполнения.

(5)  Прорабатывая эти упражнения, необходимо помнить о том,   что   говорилось  о   «перескакивании»   при   наблюдении внутренних образов.  Перескакивая от одной части образа к другой, вам не удастся установить хороший контакт, хотя это и лучше, чем пытаться «приковать» внимание к какой-нибудь од­ной его части, поскольку при помощи этого процесса вы толь-

Телесное сосредоточение               307

ко вытолкнете симптом из поля зрения. Вы будете принимать эту «вытолкнутость» за исчезновение симптома. Если вы чув­ствуете неприятный зуд, который исчезает на то время, пока вы сосредотачиваетесь на нем, вы можете ощутить глубокое удовлетворение от своих успехов, тогда как в действительно­сти вы только загнали его в подполье, откуда он не может разговаривать с вами языком потребностей организма. Он, вероятно, вернется, как только вы ослабите хватку.

Если вы — любитель «перескакивать» от одного ощуще­ния к другому, попытайтесь найти удовлетворение в продле­нии контакта с доли мгновения до нескольких секунд. Вско­ре вы сможете произвольно выбирать симптом и заниматься его анализом. Многие симптомы, вызывающие небольшое со­противление, заинтересуют и даже зачаруют вас. Проникно­вение в их смысл по-настоящему «раскроет вам глаза». Но если ощущение или симптом исчезают безо всякого разви­тия с нашей стороны, без открытия их значения, вы можете повторно вызвать их из памяти или, что еще лучше, в том слу­чае, если они подавлены, обратить внимание на опосредую­щие их признаки — мышечные зажимы.

(6) Теперь, когда вы можете удержать на некоторое вре­мя свои мысли на одном предмете, стоит попытаться осоз­нать, что из себя представляет сосредоточение на мышцах, относящееся к «негативному» сосредоточению. «Цепляюще­еся присасывание» является первоначальным паттерном, по примеру которого в целях подавления формируются все ос­тальные мышечные напряжения. В двух словах, «цепляюще­еся отношение» представляет собой истощающее силы не­гативное сосредоточение, лежащее в основе неловкости, на­рушений координации и многих других неприятных невроти­ческих симптомов. Принуждая себя к сосредоточению, вам не удастся достичь никакого сколь-нибудь естественного контакта. Ваша способность управлять своим вниманием должна быть очень слабой, если вам приходится «прикиды­ваться мертвым» и вы едва смеете пошевелить хотя бы од­ним мускулом, или вам приходится постоянно быть насторо­же и быть готовым перерезать горло всякому, кто посмеет вольно или невольно нарушить ваше так называемое сосре­доточение. Как, должно быть, тяжело дается вам достижение чего бы то ни было в жизни, если в основе «этого дости­жения» лежит столь искусственное и отнимающее столько энергии сосредоточение.   Где-то  в  книге я уже упоминал  о

308               Терапия сосредоточением

том, что «завороженность» — это высшая степень сосредо­точения. Однако до сих пор вам приходилось иметь дело с таким множеством сопротивлений, что уже очаровываться тут нечем. Завороженность придет вслед за многократными по­вторениями, которые научат вас, как превращать неприятные ощущения в приятные. Следовательно, если вы научились чувствовать мышечные зажимы, попытайтесь установить над ними контроль, чтобы высвободить подавленные функции организма и улучшить двигательную сноровку. Как только вы достигнете этой ступени, вы будете уже с уверенностью за­ниматься выполнением данных упражнений. Вы почувствуе­те первые волны охватывающей вас изнутри завораживаю­щей силы. Ваша память, активность и умение быстро раз­бираться в ситуациях будут неуклонно улучшаться, и так бу­дет продолжаться до тех пор, пока вы не добьетесь хоро­шего «чувствования себя». Тогда вы забудете про все эти упражнения.

(7) Для того чтобы установить контроль над перенап­ряженными мышцами, вам необходимо будет превратить спазмы в функции Эго. Эти зажимы могут возникнуть где угодно. Они могут принять облик «писчего спазма» или заи­кания. Находясь в состоянии тревоги, вы обнаружите, что ваши грудные мышцы деревенеют; при задержках сексуаль­ного поведения поясница становится ригидной. Нарушения контакта дадут о себе знать в виде напряжения мышц че­люсти и рук.

Сначала начните сосредотачиваться на глазных мышцах, поскольку мы уже начинали работать с ними в главе о ви­зуализации. Незачем знать, как называются эти мышцы, пусть вас не беспокоят их латинские наименования. Когда эти мышцы естественным путем становятся напряженными и нервозно чувствительными, вы проделываете с ними кое-что, не зная их анатомии и названий. Ранее, еще до того, как это вошло в привычку, «вы» начали произвольно сокращать все те мышцы, которые сейчас оказались сведены судорогой; когда вы хотели изгнать из сознания какое-либо ощущение, эмоцию или образ, то ретрофлексировали свои двигатель­ные функции, превращая их в средства «выталкивания» того, чего бы вам не хотелось чувствовать. Для того чтобы сде­лать это, вы совершали хорошо знакомое вам произвольное усилие, схожее с теми мускульными действиями, которые вам приходилось осуществлять, чтобы подавить, например, позыв к мочеиспусканию.

Телесное сосредоточение               309

Сложно определить, сколь далеко простирается действие сознательного контроля Эго. В ходе эволюции многие ниже­лежащие нервные центры организма приобрели автономность и вышли из-под сознательного контроля¹. Однако система поперечно-полосатых мышц остается покорной сознательно­му управлению. Она используется, кстати, и в целях подавле­ния. Чтобы восстановить подавленое содержание в первона­чальном виде, необходимо снова начать управлять своей мо­торикой сознательно.

Всякий раз, когда вы сталкиваетесь с перенапряжением, судорогами, спазмами, зажатостью, действуйте следующим образом:

(а)  Как следует «прочувствуйте» симптом.  Не пытайтесь «растворить» его,  прежде чем окажетесь способны удержи­вать на нем внимание как минимум десять-пятнадцать секунд.

(б)   Отслеживайте  малейшие  изменения:   возрастание  и спад напряжения, онемение и зуд. Очень хорошо, если вы по­чувствуете легкое трепетание или тремор, или ощущение «на­электризованное™». Любое отмеченное изменение указыва­ет на установление контакта между сознательной и бессоз­нательной сферами.

(в)  На первых порах достаточно описать напряжение на «языке безличных оборотов», например так: «Вокруг правого глаза ощущается напряжение», или «Глазные яблоки просто не находят себе покоя».

(г)  Попытайтесь превратить напряжения в «функции Эго», но без дополнительных усилий, почувствуйте, как «вы» мор­щите лоб или напрягаете глаза или делаете что-нибудь в том же роде. Если не получается, перейдите к упражнению (д).

(д)  Если вам необходимо избавиться от ответственности за собственные мышечные напряжения, вам будет нелегко пе­рейти от «безличного» к функции Эго. В данном случае может оказаться полезным прибегнуть к помощи самовнушения. По­вторяйте  предложения  примерно  следующего  содержания: «Хотя я и не чувствую, как напрягаю свои мышцы, я знаю, что я делаю  это  бессознательно».   Подобное  самовнушение  спо­собно принести пользу, так как вы говорите себе — в отличие

¹ «Непрямого» воздействия возможно достичь, например, с помощью живого воображения. Хороший актер, помещая себя в воображаемую си­туацию и идентифицируя себя с персонажем, способен добиться выра­жения эмоций, которых не удается вызвать простым сознательным усили­ем. (Гамлет восхищался этой способностью, противопоставляя ее соб­ственной слабости эмоциональной экспрессии.)

310               Терапия сосредоточением

от метода Куэ¹ — правду, отражающую реальное положение вещей.

(е)  Примите управление на себя: расслабляйте и напря­гайте мышцы так, чтобы их движения происходили в пределах доли (!) дюйма.

(ж)  Найдите цель, с которой вы сокращаете мышцы. Вы­ясните, чему вы сопротивляетесь и выразите это сопротивле­ние:  «Я не хочу видеть свою бабушку» или «Я ни за что не заплачу».

(з)  Выразив сопротивление, вы сделаете все, что от вас требовалось.  Но не расслабляйтесь.  Наружу выплывут дру­гие сопротивления,  которые заставят вас еще раз осознать конфликт между  подавляющей  и  подавляемой  инстанцией. Каждый образ, допущенный вами в сознание, каждая проли­тая слеза предоставляет добавочную толику энергии в рас­поряжение вашей сознательной личности.

* * *

Противоположность мышечного напряжения — расслаб­ленный паралич, — очень мало исследовался в качестве со­противления. С теоретической точки зрения, понижение тону­са не может считаться сопротивлением; и насколько я пони­маю, оно не встречается при ретрофлексии и подавлении от­торгнутых личностных содержаний. Однако его можно встре­тить в случае проекций. Это симптом конфлюэнции и депрес­сии. Оно проявляется в том, что можно было бы назвать «ме-дузоподобным существованием» — в качестве метода укло­нения от сопротивления. Такие люди гладки и скользки, как угорь. При общении с ними вам кажется, что для них ваши действия — что горох об стену. Их любимыми выражениями являются: «Вы можете делать со мной, что вам угодно» или «Все равно — это ничего не значит». В своих крайних формах расслабленный паралич проявляется тогда, когда кто-нибудь «притворяется мертвым» или падает в обморок. Это атавис­тическое поведение может, однако, оказаться полезным для современного «человека разумного», поскольку помогает ему избегать неприятных положений.

*     *     *

Метод сосредоточения на сенсорных сопротивлениях пре­дельно прост в том случае, если имеются хоть какие-то ощу­щения.   Для  того  чтобы   сконцентрироваться   на   понижении

¹ Метод Куэ основан на самообмане, а не на самоосознании.

Телесное сосредоточение               311

чувствительности или боли, требуется лишь мыслительное усилие. Боли требуют такого количества внимания, что пред­ставляются наиболее впечатляющими фигуро-фоновыми об­разованиями. Как писал об этом В.Буш:

В дырке зуба коренного Разум и душа больного.

Необходимо переносить и выражать боль, внимательно сосредотачиваться на ней и не кричать при этом для облег­чения страданий. Боль является основным средством сигна­лизации, имеющимся у организма, с помощью которого он способен вызвать сосредоточение на больном органе. Пора­женный орган требует внимания, а не морфия. Хотя на плач, крики, гиперемию (повышение чувствительности) и т.д. не сто­ит полагаться в любом случае. Напротив! При малейшем по­дозрении на органическое заболевание идите к врачу. Мно­гие нынешние медики обладают достаточными познаниями в области медицинской психологии, чтобы отличить, с какой стороны следует подходить к данному заболеванию: со сто­роны соматики, психики или с обеих. Во всяком случае со­средоточение лучше, нежели методы, предлагаемые Куэ или христианской наукой, которые приводят лишь к отрицанию и скотомизации существующей реальности. Аналитическое со­средоточение — как раз то, что нужно, когда дело касается болей «нервного» происхождения или всех тех заболеваний, которые симптоматичны для проявления бессознательного суицидального желания.

Простой способ убедить себя в эффективности сосредо­точения: уделите внимание усталости. Если вы чувствуете ус­талость, а спать некогда, лягте и сосредоточьтесь на десять минут на симптомах усталости. Ваши глаза могут слипаться, конечности тяжелеть, голова — болеть. Проследите развитие этих явлений, погрузившись в состояние, близкое к дремоте, и вы удивитесь, обнаружив себя совершенно бодрым и свежим после того, как немного попрактиковались в этом занятии. Вы не должны засыпать, но должны пребывать в состоянии, сред­нем между состоянием ясного сознания и сном.

Очень тяжелое задание, сравнимое по трудности только лишь с обучением внутреннему молчанию, — это направлять внимание на скотому, образующуюся в ментальном плане. Вам, возможно, доводилось тратить время на поиски того, что лежало прямо под носом. Предмет лежал на месте, но для вас его там не было. На месте всего того, что касалось этого

312               Терапия сосредоточением

предмета, оказывалось слепое пятно. Выздоровление связа­но с высвобождением напряжения, с вызывающим удивле­ние открытием, которое снимает завесу с внутреннего взора. Скотомизация играет решающую роль во многих невротичес­ких и особенно истерических симптомах. Большинство слу­чаев импотенции нервного происхождения не вызвано ското-мизацией, а является ею в отношении ощущений, поступаю­щих из области гениталий.

Раньше я предупреждал вас против преждевременных попыток иметь дело со скотомой, но теперь вы продвинулись уже достаточно для того, чтобы этим заняться. Если вашему блуждающему вниманию откроются какие-то зоны, которых вы совершенно не чувствуете, прежде всего выясните, где про­легает граница между той зоной, которая чувствуется, и той, которая не чувствуется. После этого удерживайте внимание на неощущаемой зоне. Это требует значительной силы кон­центрации. По прошествии какого-то времени вы отметите появление особого ощущения — ощущения пониженной чув­ствительности, схожей с онемением или притупленностью, словно некий покров или облако. Прочувствуйте это «псев-до»-переживание как реальное, и тогда в один прекрасный день вы сможете в буквальном смысле слова «приподнять» этот покров; в этот миг ощущения и образы биологической природы вырвутся на свободу, сначала лишь на долю секун­ды, затем они станут длиться дольше и в конце концов займут надлежащее место в функционировании личности.

В теоретической части я отмечал, что скотома чаще все­го сопровождается проекциями. Образ, ощущение или им­пульс исчезают из сферы внутренней реальности для того, чтобы вновь появиться в сфере реальности окружающего мира. Следовательно, если мы примемся работать с пробле­мами скотомы и проекции одновременно, мы увеличим внут­ренние подвижки и в значительной мере поможем стабили­зации личности.

Глава 10

АССИМИЛЯЦИЯ ПРОЕКЦИИ

Всякий раз когда кто-нибудь, от очевидно здорового ин­дивида до закоренелого параноика, занимается проецирова­нием, он желает рационализировать и оправдать свои проек­ции. Для многих людей практически невозможно представить себе даже тот факт, что, к примеру, идея Бога является проек­цией, обычной галлюцинацией.

Как и следовало ожидать, симптом человека, мучимого страхом, что однажды ему на голову упадет черепица, «ра­створился». Страх этот указывал на незаконченность ситуа­ции, завершение которой было невозможно вследствие про­екции. Он лелеял мысль о том, чтобы бросить камень во врага, и превратил свою активность преследования в пассивность охваченного страхом падения камня человека. На данном примере ясно, что хотя он и проецировал свои желания смер­ти врагу, чтобы избежать чувства вины (на сознательном уровне он перестал быть потенциальным убийцей), он не дос­тиг своей цели, заключавшейся в уменьшении страданий. На­против, реагируя «так, будто» проекция была реальностью, он пережил больше страданий, нежели ему могли доставить все его чувства вины.

Проецируя, мы вносим изменения во все наше «окружаю­щее поле». После того как мы, например, спроецировали наше стремление к всемогуществу, мы начинаем действовать так, «как если бы» всемогущий бог был реальной личностью, спо­собной совершать все те чудеса, которые хотелось бы совер-

314               Терапия сосредоточением

шать и нам. Этот бог может стать настолько реальным, что мы изменим все наше поведение и характер, только бы не под­вергнуться наказанию со стороны создания нашего вообра­жения¹. Эта реактивная перемена совпадает с еще одной, совершающейся диалектически и симультанно. Перемена затрагивает не только «область окружающего мира», но и «внутриорганизмическую область». В последнем случае «все­силие» превращается в «бессилие». Даже такое определение не весьма корректно, ибо при описании изолирует оба вида изменений, в то время как в действительности имеет место всего одно, затрагивающее область «среда — организм». Ког­да вы наливаете воду из кувшина в стакан, опустошение кув­шина и наполнение стакана происходит одновременно.

Реакция пациента на собственные проекции очень ме­шает нормальному проведению анализа, поскольку проеци­руемое вмешательство приводит к возникновению серьез­ных препятствий взаимопониманию аналитика и пациента. Чаще всего в течение анализа (и, конечно, по всех соответ­ствующих ситуациях повседневной жизни) происходит сле­дующее: психоаналитик обнаруживает нечто, о чем ему хо­телось бы сообщить пациенту. Он подмечает определенное поведение, допустим, обкусывание ногтей. Предположим, па­циент относится к этой своей привычке отрицательно, но все его попытки подавить ее оказываются безуспешными; он только скотомизирует ее; она становится бессознательной. Цель аналитика состоит в том, чтобы сделать из данной осо­бой установки «фигуру», на которой можно было бы сконцен­трировать внимание пациента и начать проработку. Он хочет заставить пациента проявить больше сознательности для того, чтобы облегчить выяснение природы данной установ­ки. Однако пациент принимает аналитическое, научное отно­шение к его проблеме за моралистическое, проецируя на аналитика свою склонность к морализации, осуждению и вмешательству. И поскольку он сам не одобряет обкусыва­ние ногтей, ему кажется, что аналитик относится к этому точ­но так же. Затем он реагирует на свою проекцию, «как будто бы» это неодобрение исходило не от него самого, а от ана­литика. Он испытывает стыд, пытается исправить свое пове­дение и ставит себе целью подавление или маскировку не­приятной привычки вместо того, чтобы быть готовым обсуж­дать ее открыто. В результате вместо того, чтобы выразить и

¹ Проецируется самотворчество. Бог становится творцом.

Ассимиляция проекции             315

избавиться от нежелательной черты характера, он снова за­гоняет ее вглубь, в подпочву. Многие недели могут пройти до того момента, когда она появится вновь. В качестве меры, ограждающей от опасности повторного подавления, В.Райх предложил метод постоянного сосредоточения на централь­ной черте характера пациента, и это блестящий подход, яв­ляющийся определенно более плодотворным, нежели метод неупорядоченных толкований.

Хотя Фрейд и выявил ту огромную роль, какую проекции играют в некоторых психозах, при рассмотрении неврозов их как-то не учитывали. Внимание психоаналитиков привлекало скорее подавление, а не проекции и ретрофлексии, в резуль­тате чего психотическое ядро невроза часто оставалось не­тронутым. Механизм проекции лишь в последнее время по­пал в поле зрения аналитиков, чему весьма способствовали работы Анны Фрейд, Анни Райх и др. И все же он получает недостаточное освещение, прячась в тени анализа переноса.

Эффектом появления концепции переноса очевидно яви­лось громадное упрощение психоаналитического подхода. Следуя предписанию истолковывать все, что происходит в ходе анализа, как перенос, психоаналитики полагают, что не­вроз должен «рассосаться» после нахождения первичного паттерна. С раннего детства человек обнаруживает повторе­ние определенного количества паттернов, но психоанализ рассматривает слишком большую их часть только лишь как бессмысленные механические повторения, а не как нерешен­ные проблемы, требующие разрешения и завершения как в ситуации анализа, так и в любой другой. Вдобавок существу­ет достаточно повседневных проблем, не обязательно уходя­щих корнями в детские травмы, но проистекающих из соци­альных условий или особенностей конституции. Следует уде­лить особое внимание процессу проецирования, который яв­ляется не переносом, а феноменом «экрана». Фильм не вы­нимается из кинопроектора и не переносится на экран, а ос­тается внутри механизма и лишь проецируется.

Ортодоксальный психоаналитик согласится со мной, если я выдвину следующую формулу успешного аналитического лечения: не только психоаналитик должен понимать пациента, но и сам пациент также должен понимать психоаналитика. Он должен видеть перед собой живого человека, а не просто эк­ран для проецирования «переносов» и скрытых частиц своего «Я». Лишь тогда, когда ему удастся проникнуть взором за ву­аль, сотканную из галлюцинаций, оценок, переносов и фикса-

316               Терапия сосредоточением

ций, он научится видеть вещи такими, какими они являются на самом деле: он придет к своим чувствам через здравый смысл. Он добьется подлинного контакта с реальностью вме­сто псевдоконтакта со своими проекциями.

Со стороны ортодоксального аналитика можно ожидать нескольких препятствий. Всякий личный контакт с пациентом подвергается табуированию, поскольку может нарушить про­цесс «переноса». Многие проекции принимаются не за про­екции, но за явления переноса, что снижает эффективность анализа паранойяльного ядра.

Почему возникает подобная ошибка?

Пациент часто видит в аналитике определенное сходство с личностями, значимыми для него в период детства, но пред­ставление об аналитике редко совпадает с его реальным об­разом, который успел принять участие в псевдометаболизме и возможно подвергнуться иным изменениям. Каждый анали­тик знает, что в ходе анализа «перенесенный» образ подвер­жен изменениям и что время от времени на передний план выходит то одна, то другая характерная его черта. Можно сравнить так называемую ситуацию переноса с рекой. Река берет свое начало из одного или нескольких источников. Но разве речная вода и вода этих источников одно и то же? Раз­ве, протекая по речному руслу, не растворила она в себе раз­ные химикалии и органические вещества? Разве не произош­ли изменения в ее составе, определяющие разницу послед­ствий потребления той и другой воды, разницу между болез­нью и здоровьем?

Для способа растворения «переноса» типично объяснять, как получается, что «перенос» оказывается всем, чем угодно, но только не простым переносом образа исходной личности на аналитика: скажем так, пациент видит в аналитике чер­ствого человека, которому, по его утверждению, не достает понимания точно так же, как и его отцу. Позднее выясняется, что отец был не таким уж и черствым. Поэтому нам прихо­дится корректировать наши представления о механизме пе­реноса. Нам приходится допустить, что пациент просто не мог перенести образ отца на аналитика. В аналитике он ви­дел лишь воображаемый имидж отца. Будучи еще ребенком, он спроецировал на него свою нетерпимость. Позднее (воз­можно, для того, чтобы командовать младшими сестрами) он интроецировал, скопировал составленный им самим образ отца и, отказавшись в конце концов от того, чтобы «быть та­ким как отец»,  еще раз спроецировал его. Обыкновенно он

Ассимиляция проекции             317

реагирует в ходе анализа на свои проекции и приписывает свои собственные страхи и ограничения строгому аналити­ку. Весь этот сложный процесс в обоих его аспектах — жес­токий отец и жестокий аналитик — сводится к простому фак­ту проецирования пациентом жестокости, в которой он себе отказывает. Другими словами, работа с переносом приво­дит лишь к ненужным осложнениям и потере времени. Если я могу получить воду, открыв кран у себя дома, незачем вы­ходить во двор к колодцу.

Как обычно, мы будем выполнять эту задачу постепенно и первым шагом будет осознавание проекций. Так же, как вы уже были удивлены, когда я упомянул, что вы не осознаете тот факт, что вы не сосредотачиваетесь на своей пище, вы стане­те теперь отвергать факт, что вы являетесь «проектором». Но сделайте честную попытку и посмотрите, действительно ли вы свободны от проекций. Проекции могут возникать везде. Я уже указывал ранее на внутриорганизмические проекции агрессии на совесть. Я также приводил случаи, где функции Эго были спроецированы на гениталии.

Внутриорганизмические проекции вместе с пустышечной установкой являются стражами, охраняющими от паранойяль­ной проекции, и часто видно, как у человека с обсессивным характером развивается бесконечная внутренняя борьба между преследователем и жертвой. На требования со сторо­ны совести остальная часть личности отвечает решительной попыткой повиноваться, но за этим скоро следует неповино­вение приказам совести. Это приводит к росту чувства вины, усиленному даже более суровыми требованиями совести и так далее ad infinitum, до бесконечности¹.

Есть одна область, в которой не так трудно обнаружить проекции: мир снов. Существует по крайней мере два вида снов: приятные и неприятные. Приятные сны являются пря­мым или косвенным завершением незавершенных ситуаций: они соответствуют исполнению желаний по терминологии Фрейда. Неприятные сны безусловно содержат проекции, их самый известный тип — это кошмары. Человек или животное,

¹ Важное различие между паранойяльным и обсессивным характером состоит в следующем: в то время как обсессивный характер обнаружива­ет определенные ограничения в своей сфере деятельное™, и его конфлик­ты разворачиваются в организмическом поле, параноик развивает сверхак­тивность, однако направленную лишь на псевдомир и протекающую внут­ри него. Будучи неспособным различать реальный и спроецированный мир, он будет пытаться разрешать свои внутренние конфликты во внешнем поле. Ограничения контактов с объектом имеют место в обоих случаях.

318               Терапия сосредоточением

определяющие кошмар, всегда символизируют нежелатель­ные части себя. Если вам снится, что вас укусила ядовитая змея — это можно проинтерпретировать как агрессивный фаллический символ, но полезнее будет поискать ядовитую змею, спрятанную в вашем собственном характере. Если ден­тальная агрессия не выражается, а проецируется, то в ваших снах вас будут преследовать львы, собаки и другие звери, символизирующие кусание. Проецированное желание быть грабителем, убийцей, полицейским и другие ребяческие иде­алы проявляются в снах как страх нападения или ареста.

Легче уловить проективную природу снов, чем большин­ство других проекций; в то время как обычные спроецирован­ные части внешнего мира искажают то, что на самом деле является интроорганизмическим, в снах мы находим точку от­счета — мы знаем, что сон происходит внутри нашего орга­низма, но в то же время он осуществляется во внешнем мире.

После первого шага — признания существования проек­ций, и второго — признания, что они принадлежат вашей соб­ственной личности, вы должны их ассимилировать. Эта асси­миляция и является лечением для всех паранойяльных тен­денций. Если вы просто интроецируете проекцию — вы про­сто увеличиваете опасность стать параноиком. Таким обра­зом, вы должны добраться до ядра, до сути каждой проекции. Если вы чувствуете, что вас преследует полицейский, и вы просто интроецировали его, затем вы представляете, что вы полицейский и вы хотите стать одним из них. Ассимиляция, с другой стороны, покажет, что вы хотите следить за определен­ным человеком или наказать его. Если вы утверждаете, что вы волк, то вас будут расценивать как безумного, но совер­шенно другое дело, если вы выразите суть этой идентифика­ции и скажете, что вы голодны как волк. Человек проециро­вал желание забодать свою жену и видел во сне, что за ним гонится бык. Первый шаг может быть интересным интеллек­туальным времяпрепровождением — буквально принять, что в некоторых ситуациях вы хотели бы быть грабителем или по­лицейским — но действительная реидентификация с пресле­дователем может оказаться трудной. Как только вы попробу­ете подумать о последствиях, вы сразу же встретитесь с со­противлением, которое порождает проекции. Нелегко допус­тить, когда вы видите страшный сон, что вам доставляет дья­вольское удовольствие пугать других людей или что вы ядо­витая змея или людоед.

Ассимиляция проекции

319

 

Рисунки сновидений весьма поучительны. У сновидца был тяжелый психоневроз. У него были религиозные идеалы бес­корыстия, альтруизма. Он не мог напасть со спины. В резуль­тате он имел тревожный невроз, представленный на первом рисунке. Агрессор, поезд, даже не виден. На втором рисунке мы находим решение: он сознательно идентифицирует себя с жертвой. Он страдает под пыткой, которой его подвергает другой человек, символизирующий его собственную агрес­сивность. На самом деле у него были очень сильные, хотя и подавленные садистические черты.

Трудность разрушения религиозных проекций лежит в за­мешательстве при присвоении некоторых идей всемогуще­ства, таких, например, как те, которые выразил Гейне:

И если бы я был всесильный Бог и в небесах сидел

Мы нечасто представляем себя Богом, но мало кто ни разу не говорил «Если бы я был царем, то я бы тогда.--»

320

Терапия сосредоточением

 

У людей, и особенно у каждого невротика, есть одно труд­ное свойство характера, при котором разрушение проекций оказывается особенно полезным. Это потребность в привя­занности, восхищении и любви, которые считаются присущи­ми нарциссическому характеру — тип, подробно описанный К.Хорни. Человек с таким характером не проявляет привя­занностей и пр., но проецирует и желает этого снова и снова.

Между проецированной агрессией и проецированной лю­бовью есть решающая разница. Если вы боитесь выразить «Я тебя ненавижу», вскоре вы вообразите себе, что это весь мир вас ненавидит, и так же, если вы слишком смущаетесь, чтобы сказать «Я тебя люблю», вы вдруг заметите, что ожидаете люб­ви от всего мира. Разница, конечно, в том, что нам больше нравится, чтобы нас преследовала любовь, а не ненависть. Изменить нарциссическое отношение на одно из объектных отношений не настолько сложно, как в случае с проециро­ванной агрессией. По крайней мере, мы обречены продирать-

Ассимиляция проекции             321

ся сквозь идеологические сопротивления, поскольку любовь для религии излюбленная тема.

Чтобы применить на практике вышесказанное, лучше все­го обратиться к нашим дневным мечтам. Представьте себе, что вы видите, как все восхищаются вашими спортивными навыками, или вас награждают за героический поступок, или вас балует и нянчит ваша избранница. Сделайте честную по­пытку перевернуть ситуацию и представить, например, что вы можете себе позволить восхищаться спортсменом, испыты­вать восторг перед героем, баловать или нянчить кого-то еще. Разрушив эти проекции, вы не только получите более актив­ную и взрослую позицию, но также достигнете положения, в котором сможете завершить ситуации и восстановить орга-низмический баланс, который был и остается нарушенным из-за привязанности, стремящейся выразиться, но не находящей выхода. Проецированная привязанность, как уже было пока­зано, порождает ненасытную жадность к привязанностям.

Самая большая трудность, которая может встретиться при работе с проекциями, — это их близость к объектам внешнего мира. Чем сильнее человек склонен рассуждать, тем больше он боится «воображать» что-то. Таким образом он рационали­зирует проекции, оправдывает их при помощи доказательств и соответствий внешнему миру. Так как в этом случае дея­тельность проецирования и построение «фигуры-фона» (ин­тересы) совпадают, он будет развивать опасную способность обнаруживать объекты, которые соотносятся с проекциями.

Иногда достаточно простой избирательности определен­ных объектов и скотомизации остальных (моновалентное от­ношение) для возникновения паранойяльных нарушений. В этом случае мы можем говорить об «избирательной пара­нойе», которая оказывается наихудшим решением амбива­лентного конфликта. Если искать улики, то всегда можно их найти. Вы можете что-то неправильно проинтерпретировать, вы можете высоко оценить какую-то черту характера друго­го человека и принизить другую черту в угоду вашим целям. Вы можете сделать из мухи слона и разглядеть сучок в гла­зу своего соседа, не заметив бревна в собственном.

Человеку подозрительному приходится не доверять са­мому себе, превращающий себя в жертву делает жертвой и окружающих. Если вы чувствуете, что с вами обходятся не­справедливо, вы можете быть уверены, что вы — последний, кто честно обходится с другими. Возьмем пример ревниво­го   мужа.   Когда  он   проецирует  свое  собственное желание

322               Терапия сосредоточением

быть неверным, он будет интерпретировать невинную дру­жескую улыбку своей жены другому мужчине как любовный призыв. Он страдает и требует, чтобы она не делала ника­ких авансов, он прилагает страшные усилия, чтобы исследо­вать малейшие признаки, подтверждающие его воображае­мые подозрения, но все это время ему никак не удается заг­лянуть в себя. В общем, можно сказать, что когда вы чув­ствуете ревность, подозрение, несправедливое обращение, чувствуете себя жертвой или раздражены, вы можете поста­вить 100 против 1, что вы проецируете, а может быть даже — что у вас паранойяльный характер.

Всем этим неприятностям паранойяльного поведения противостоит одно великое преимущество. Если вы однажды распознали механизм проекций, вы легко сможете получить колоссальные знания о себе. При подавлении важные части личности пропадают из виду и могут быть возвращены толь­ко благодаря преодолению большого барьера сопротивле­ний, и даже тогда, как часто происходило при незавершенном анализе, освобожденные части могут не включаться в созна­тельное пространство личности, но проецироваться.

Как только вы сможете прочитать книгу проекций, как только вы поймете значение Tat twam asi (Ты есть Я), у вас откроется возможность чрезвычайно расширить пространство вашей личности. Ценность заключается, однако, в том, чтобы распознать и ассимилировать как можно большее число про­екций, но пока остается тенденция проецировать, это будет бесконечный сизифов труд; для удаления этой тенденции нужны еще два шага.

Первый заключается в том, чтобы удалить анальную и оральную фригидность и тем самым установить собственную границу между личностью и внешним миром. Такая задача требует более широкого лечения, мы разбирали это в пре­дыдущих главах и еще будем подробно рассматривать в следующей  главе.

Далее необходимо научиться полностью выражать себя. Я уже говорил, что существует безымянное преддифферен-цированное состояние (предразличие) проекций и выраже­ний, и судьба человека во многом зависит от того, идет ли его развитие в направлении проецирования или выражения себя. Люди, которые могут себя выразить, не являются пара­ноиками, а параноики не могут себя выразить адекватно.

Очевидным исключением из этого правила можно считать приступы дурного настроения, приливы агрессии паранойяль-

Ассимиляция проекции             3 23

ного характера. Эти приливы не выражают внутреннего со­стояния: это неуправляемая враждебность, которая может быть опасной¹. Идя в неправильном направлении, они не раз­решают конкретный конфликт. Они на поверхности служат аг­рессивной защитой против собственных паранойяльных про­екций и на биологическом уровне — попытками к восстанов­лению целостности. Когда параноик чувствует вину и ему трудно это перенести и проявить то, что он не прав, он немед­ленно пытается проецировать вину, обвинять и осуждать свое окружение (Анна Фрейд приводит пример мальчика, который опоздал домой).

Использование безличного языка, а также применение вводных слов, которые затуманивают ясное выражение чувств, выступает четким признаком запрещенных проявле­ний чувств. Это такие слова, как «Я думаю», «Понимаете», «Интересно», «Мне кажется» и т.д. Попробуйте говорить без этих украшений и вы немедленно столкнетесь с сопротив­лениями, затруднениями, попытками заменить слова или и вовсе замолчите.

Если вы хотите научиться самовыражению, начните вы­ражать себя в воображении, как только почувствуете свое сопротивление. В главе, посвященной визуализации, я под­черкивал значение подробного описания, но в то же время я подчеркивал, что это описание — только промежуточная ста­дия, леса, которые будут убраны, когда стройка закончится. На этот раз представьте себе человека, на которого вы зли­тесь. Скажите ему то, что вы о нем думаете. Отпустите себя, будьте насколько можете эмоциональны, сломайте его чер­тову шею, ругайте его так, как вы никогда еще не ругались. Не бойтесь, что это станет вашим характером. Наоборот, во­ображаемая работа ослабит значительную долю враждебно­сти, особенно в случае скрытой враждебности, например, при насильственном замужестве или разводе. Иногда это рабо­тает как чудо! Вместо того, чтобы заставлять себя быть при­ятным и прятать свое раздражение за маской вежливости, вы все проясняете. Часто, однако, воображаемые действия не приносят удовлетворения, особенно, если в ваших фантази­ях вы отвергаете страх, который вы будете чувствовать при встрече с вашим  врагом.

¹ Убийство шести миллионов евреев не помогает гитлеровцам от­делаться от своих характеристик, которые они проецируют на еврейскую нацию.

3 24               Терапия сосредоточением

После того как вы успокоитесь, сделайте следующий, еще более важный шаг: признайте, что все это время вы боролись только с самим собой — вспомните сучок и бревно. Не стоит стыдиться такой «глупости». Если в результате вы ассимили­ровали свои проекции — это того стоило.

Еще несколько примеров могут проиллюстрировать про­ективное поведение:

Есть два блестящих фильма, в которых представлены две разные темы проекций. В одном идет речь о проециро­ванной агрессии в случае развернутого случая паранойи («Гнев небесный»). В другом («Шоколадный солдат») меха­низм проекции не так очевиден, в этом фильме предметом проекции становится любовь. Герой не может выразить лю­бовь, которую он чувствует к своей жене, и ощущает себя раздраженным и злым. Он проецирует свои любовные дей­ствия на соперника, русского певца, которого он создает, и играет, как будто у него есть все те свойства, которые герой не в состоянии выразить. Только научившись выражать себя через свое творение, потребность в проецировании умирает, и он сам становится способным любить. Нет больше ревно­сти, подозрительности, раздражительности.

Одна дама оставила в завещании следующее пожела­ние: надо ухаживать за ее золотой рыбкой, но рыбка должна быть одета. Здесь мы видим двойную проекцию. Нормаль­ный человек не увидит ничего неприличного в золотой рыб­ке. Она проецировала на рыбку свое желание купаться об­наженной, но также и свои защиты, свой стыд. Так что это несчастное создание должно было страдать в одежде даже после смерти.

Несколько сложнее, но забавнее, другая история по Арту­ру Шмидту, — о китайце, который пошел в гости к знакомому. Его попросили подождать в комнате, где под потолком была балка. На балке стоял кувшин с маслом. Крыса, испуганная посетителем, пробежала по балке и перевернула кувшин. Кув­шин довольно больно ударил гостя, и масло запачкало его нарядные одежды. Жертва была красная от злости, когда во­шел хозяин. После обмена положенными любезностями по­сетитель сказал: «Когда я вошел в ваши уважаемые апарта­менты и сел под вашей уважаемой балкой, я испугал уважае­мую крысу, которая помчалась и уронила ваш уважаемый кув­шин с маслом на мою презренную одежду. Поэтому я так неприглядно выгляжу в вашем уважаемом присутствии».

Глава 11

ОБРАЩЕНИЕ ОТРИЦАНИЯ (ЗАПОР)

Немногие из замечаний Фрейда поразили меня столь же сильно, как его ответ на упрек в том, что он якобы перевер­нул все вверх ногами. Он сказал: «Если люди стоят на го­ловах, то их необходимо перевернуть, чтобы поставить их снова на ноги».

В данной книге мы называем подобное переворачивание «обращением» (пере-приспособлением). Применяя данную диалектическую терминологию, мы можем обозначить подав­ление воспоминаний (изолированную амнезию) как отрица­ние припоминания¹. Для того, чтобы заниматься и процессе лечения подобными забытыми событиями, требуется осуще­ствить обращение отрицания — вернуть их в круговорот пси­хического метаболизма. Однако зачастую происходит так, что пациент вместо того, чтобы считаться с затронутыми воспо­минаниями, предпочитает продуцировать невротический сим­птом (общую, генерализованную забывчивость) по отноше­нию к забытым фактам. Вместо обращения отрицания он предпринимает отрицание отрицания.

Тот, кто подавляет определенное воспоминание, исходно стремясь лишь к отрицанию самого факта существования, не

¹ Биологическое забывание, поглощение события организмом, отлича­ется от забывания при помощи подавления. В первом случае «воспоми­нание» растворяется, во втором и воспоминание и деятельность подавле­ния остаются очень живыми.

3 26               Терапия сосредоточением

понимает смысла своей амнезии и истолковывает ее как про­явление расстройства психического функционирования. Он начнет жаловаться на плохую память, приобретет привычку за­писывать все в записную книжку, тем самым еще более ос­лабляя свою способность к запоминанию. Он может записать­ся на коммерческий психологический семинар, на котором его будут убеждать, что, заучивая множество бессмысленных сти­хов в день, он сможет улучшить свою память. В действитель­ности он только образует у себя в душе невротическую про­слойку, никак не связанную с исходной проблемой, и осуще­ствит отрицание отрицания.

Нам приходилось сталкиваться со значительным количе­ством подобных двойных отрицаний. Например, мы подробно рассматривали поглощение чрезвычайно острой пищи как от­рицание вкусовой фригидности, которая в свою очередь яв­лялась отрицанием желания вызвать у себя рвоту. Мы назва­ли этот процесс (в соответствии с психоаналитической тер­минологией) сопротивлением сопротивлению.

Двойное отрицание, подобное встречающемуся в рото­вой области, порою проявляется и в области ануса. В резуль­тате возникает запор, явный или скрытый¹.

Для нормальной здоровой дефекации требуется сделать три вещи: пойти в туалет, расслабить сфинктер и почувство­вать сам процесс дефекации. Все, что лежит за пределами этих трех функций, ненужно, патологично и приводит к возник­новению большого количества осложнений и затруднений. Постоянно держите в уме эти три пункта и научитесь разби­раться в них и управлять ими. Противопоставьте три эти здо­ровые функции всей прежней патологической процедуре!

Основное условие здоровой дефекации состоит в том, чтобы ограничить себя лишь теми походами в уборную, ко­торые были вызваны позывом к дефекации, а не желанием преодолеть запор. Для того чтобы пойти в уборную, не тре­буется никакого сознательного усилия, если вы страдаете поносом. Наоборот, ваши усилия будут направлены лишь на то, чтобы удержать свой стул до того момента, пока вы не окажетесь в туалете. Позыв направляет вас в надлежащее место. Как отличается данная установка от установки стра­дающего запором! Он не ощущает никакого позыва, а идет в туалет по принуждению.

¹ Под скрытым запором я имею в виду запор, который разрешается не естественной дефекацией, а привычкой, например, ежедневным посеще­нием туалета строго в одно и то же время.

Обращение отрицания               3 27

Стоит вам понять, что запор является бессознательным нежеланием расставаться с фекалиями, и полдела уже сде­лано, хотя большинству людей очень трудно примириться с этим фактом. Но если вы «страдаете» запором, вылечиться будет невозможно, пока вы не возьмете на себя ответствен­ность за то, что сами сдерживаете свои фекалии, сами не «даете калу прохода».

Чтобы доказать мою неправоту, вы станете убеждать ме­ня, что делаете все возможное, чтобы избежать запора, что не стараетесь что-либо удерживать в себе, поскольку это пагубно сказывается на вашем здоровье. Однако все это только оправдание, сверхкомпенсация, работающая на Су-пер-Эго, продиктованная долгом, совестью или представле­ниями о том, что «полезно для здоровья», которые внушила вам ваша бабушка и производители слабительных средств. Если вы позволите себе сознательно вызвать запор, ваша совесть будет встревожена. Несмотря на все ваши завере­ния, факт остается фактом: при запоре вы не ощущаете и, следовательно, не повинуетесь позыву, а следуете интрое-цированным идеалам, касающимся запора. Соберите все свое мужество и ждите, пока придет позыв. К.Ландауэр рас­сказал мне однажды о человеке, у которого был запор в те­чение четырех недель; это, конечно, случай чрезвычайный, который я привожу только для того, чтобы показать: опас­ность запоров очень распространена в наше время. Мы стремимся достигнуть саморегуляции. Одной из лучших идей В.Райха было его требование, чтобы регулирование наших сексуальных отношений с позиции морали было заменено ритмом саморегуляции. Сексуальный позыв должен исчезать не из-за подавления, а из-за удовлетворения, пока обнов­ленное напряжение не потребует снова нашего внимания. Таким же образом вы не должны регулировать ваш кишеч­ник. Все, что ему требуется, — это саморегуляция.

В главе, посвященной телесному сосредоточению, нас в основном интересовали мышечные зажимы. Сжатие мышц — это фактор подавления: мы сдерживаем, зажимаем те ощу­щения, чувства или эмоции, которые мы не хотим отпустить. Основа всякого сдерживания — это отказ от выделений как результат обучения опрятности. Отсюда возникает идея, что самоконтроль идентичен подавлению. Психоанализ, соглас­но его главной заинтересованности в подавлениях, рассмат­ривает запор как основное сопротивление. Я уже упоминал, что Ференци настолько широко понимал важность запираю-

328

Терапия сосредоточением

щей функции сфинктеров ануса, что он называл их напря­женность манометром сопротивления. Большое число зажи­мов, как ментальных, так и физиологических, соотносится с ригидным запором сфинктеров, закрывающих мышц ануса. Упражнения по сосредоточению и ослаблению сознательно­го контроля за работой мышц поможет исцелить анальные нарушения и подавления.

В случае, если у вас никогда не было позывов или вы страдаете от одного из неприятных последствий хронических запоров — от геморроя — какие шаги можно предпринять?

Геморрой — это замечательный пример результата отри­цания (насилия) отрицания (запора). На следующих рисунках С обозначает закрывающие мышцы, сфинктеры, М — внутрен­нюю поверхность, мембрану прямой кишки.

На рис. 1 сфинктер расслаблен и фекалии выходят на­ружу без неуместного сопротивления. На следующем рисун­ке сфинктер постоянно напряжен (запор), а на рис. 3 фека­лии насильно выталкиваются наружу против сопротивления сфинктеров. Внутренняя мембрана выталкивается вместе с ними. В результате образуется геморрой и даже разрывы прямой кишки.

Упражнения в правильном сосредоточении, которые на­целены на контролирующие зажимы и расслабления, являют­ся единственным средством улучшить психогенный геморрой. Благодаря этим упражнениям в ряде случаев было значитель­ное улучшение или, по крайней мере, остановлено дальней­шее развитие заболевания. Но упражнения имеют значение для большого числа запоров, не только для тех случаев, когда развиваются геморрои.

Первое, что вам следует проделать, сидя на унитазе, — это осознать свое избегание дефекационной деятельности — на-

 

Обращение отрицания                3 29

пример, чтение или блуждание мыслями, или думание о буду­щем. Вы должны сосредоточиться на том, что происходит именно в этот момент. Любой взгляд вперед, как, например, «я хочу скорее выйти отсюда», «сколько времени это займет се­годня», «сколько из меня выйдет сегодня» — предвосхищение любого рода должно быть распознано и вы должны вернуть­ся к тому, что вы переживаете в данный момент в сенсомо-торной системе. Осознайте, что вы давите или тужитесь, и по­старайтесь отпустить и то и другое. Посмотрите, что произой­дет, если вы не будете тужиться. Возможно, что ничего, но на вас может снизойти замечательный инсайт: факт, что вы про­сто валяете дурака, что вы притворяетесь, что вы сидите на унитазе безо всякого действительного позыва или намере­ния к дефекации.

В этом случае лучше встать и подождать, когда не воз­никнет действительный внутренний позыв. Если вы не захо­тите делать этого, сосредоточьтесь на сопротивлении: найди­те, как вы продуцируете запор, как вы зажимаете мышцы сфинктеров, и как, благодаря этому, вы удерживаете содер­жимое вашего кишечника. Научитесь чувствовать сопротив­ляющиеся мышцы и напрягать их произвольно. Вы скоро ус­танете и тогда вы расслабите мышцы сфинктера и расслаби­те зажим естественным образом. Попробуйте изолировать напряженные мышцы от их окружения; случайным образом произвольное сосредоточение на всей нижней области не установит сознательный анальный контроль. Когда вы научи­тесь изолировать и контролировать сфинктеры сознательно, вы сможете напрягать и расслаблять их по своей воле.

Если вы, однако, развили у себя скотому для ощущений дефекации, вышепредложенное упражнение будет для вас сложным. Преодоление скотомы и упражнения по расслаб­лению бурут в большей или меньшей степени наползать друг на друга.

В наших рассуждениях по поводу телесного сосредото­чения мы в основном интересовались кинестетическими ощу­щениями, мышечными чувствами, и в какой-то мере отверга­ли возможность завершить анестезию. Мы интересовались тем, что на самом деле происходило, а не тем, чего там не было. Следующим шагом в наших упражнениях, таким обра­зом, будет поиск слепых пятен, дырок, мест в себе, которые мы избегаем ощущать. Снова оглядите все свое тело и наблю­дайте, какие части вы проскакиваете или не чувствуете. Мо­жете ли вы ощущать, например, выражение вашего лица? Ка-

330               Терапия сосредоточением

кое ощущение у вас во рту? Насколько вы чувствуете об­ласть таза? Осознаете ли вы свои гениталии? Свой анус?

Вы избегаете всех этих «чувств», потому что вы не хотите этого чувствовать. Найдите, чего вы хотите избежать и как вам удается избежать настоящего чувства. Позволяете ли вы вашему вниманию слишком быстро рассеяться? Вам кажется, что ваши ощущения похожи на вату или заморожены? Вы за­мечаете, что при попытке удержать внимание на каком-то объекте, вы убегаете в свои мысли, мечты, дремоту («все это ерунда») или вдруг вспоминаете другое срочное дело? Рас­кройте все эти трюки как способы избегания контакта ваше­го Эго с другими частями вашей личности¹.

Анальные ощущения имеют значительно меньшую интен­сивность, чем генитальные. Хотя их дисфункция не создает очень заметных симптомов, они ответственны за ряд невроти­ческих нарушений. Анальное онемение — это часть порочного круга. Приучение к опрятности, недостаток смелости ходить в туалет тогда, когда этого хочется, заставляет вас избегать острого чувства позывов. Пониженное чувство увеличивает опасность быть неожиданно пораженным срочным позывом, главным образом в ситуации возбуждения, поэтому кишечник полностью зажимается ригидным контролем. В некоторых случаях онемение настолько полное, что люди совершенно забывают, как ощущается позыв к дефекации. Они проявля­ют безусловные признаки паранойяльного характера, хотя анальная связь с паранойяльным механизмом больше сосре­доточена на анальном онемении во время дефекации, чем на отсутствии позывов к дефекации.

Одно условие для лечения паранойяльного ядра заклю­чается в том, чтобы как следует ощущать процесс дефекации, контакта между фекалиями и анусом. Если правильный кон-

¹Этот метод сосредоточения с помощью или без помощи аналити­ка — самый подходящий для лечения сексуальной фригидности. Не быва­ет сексуальной неудовлетворенности одновременно с удовлетворитель­ным осознаванием генитального контакта. В любом случае, внимание пу­тается либо из-за страха, или рассуждения, или экспериментирования. Эго, на мой взгляд, действительная основа комплекса кастрации. Воспо­минания о кастрации — это чистые рационализации. Человек может про­нести чувство пениса через свою жизнь без какого бы то ни было страха кастрации. Основа сексуальной фригидности — это отрицание: ощуще­ние генитального оргазма было когда-то настолько сильным, что было не­переносимо. Добавьте сюда стыд производить соответствующие звуки и движения, и вы сможете легко представить себе результат: позыв избе­гать этих сильных чувств.

Обращение отрицания               331

такт не происходит, имеет место патологическая конфлюэн-ция — неспособность делать различие между внутренним и внешним. С помощью новых инсайтов, в случаях, казавшихся безнадежными, происходит чудесное выздоровление и дос­тигается исцеление дезинегрированной личности. Я сомне­ваюсь, может ли это вообще быть достигнуто. Во всяком слу­чае, их анализ проходил в исключительно короткое время. В наших упражнениях на сосредоточение, поэтому, я подчерки­вал чрезвычайную важность анального сосредоточения, но это нелегко, так как онемение у многих людей достигает такой степени, что они вообще ничего не чувствуют.

Когда вы осознаете, что вы ничего не чувствуете, попро­буйте снова и снова проникнуть за покрывало, за онемение, за ватные чувства, или другое сопротивление, которое вы со­здаете между вашим «разумом» и «телом». Когда у вас по­лучится осуществить ментальный контакт, вы сможете про­должить его как любое упражнение по сосредоточению: на­блюдать за развитием основных ощущений, таких как зуд или тепло, которые хотят выйти наружу, а вы заметите, что снова их зажимаете.

Затем наступает самый важный момент: надо почувство­вать функционирование дефекации, почувствовать прохождение фекалий и их контакт с проходом. Когда это ощущение уста­новлено, порочный круг паранойяльного метаболизма прерыва­ется, облегчается распознавание проекций, и патологическое место конфлюэнции разгораживается и цензурируется.

Следующее рассуждение также может помочь: анальное онемение напоминает оральную фригидность. Вообще гово­ря, онемение при дефекации соотносится с отвращением. Так, где бы вы ни нашли непорядок в процессе дефекации, сде­лайте попытку провести параллель с феноменами в ораль­ной сфере. Мои исследования показали прочную связь меж­ду оральным и анальным отношением¹. Хотя у меня еще не­достаточно материала, чтобы это доказать, похоже, что про­ецирование первоначально является рвотой. Это означает неусвоение и выброс материала, который не может быть ис­пользован. Определенно, что взаимосвязь проекций и интро-екций действует как лавина, захватывая все больше и боль­ше возможностей контакта, пока отношения между индиви­дом и миром не станут пустыми и паранойяльными.

¹ Это познание ануса через рот подтверждает наблюдения Фрейда, но я не считаю необходимым включать в этот процесс либидо.

Глава 12

О ТОМ,  КАК БЫТЬ ЗАСТЕНЧИВЫМ

Люди говорят о «подсознательном разуме», но данный термин не признается ни психоанализом, ни гештальт-психо­логией. Однако существует ситуация, которая допускает ис­пользование термина «подсознательное»: когда эмоции и им­пульсивные желания стремятся выйти на передний план, но встречают преграды на своем пути к выражению. В данном случае они и не подавляются, и не выражаются; в то же время слишком сильное осознавание себя допускает их проециро­вание. Осознавание себя превращается в застенчивость.

В подобных случаях необходимое самовыражение тормо­зится, как только становится ясно, что оно может привести к решительной перемене либо в субъекте, либо в окружающем мире. Конфликт, например не должен перерастать в кризис: его напряженность должна оставаться ниже критического уровня. Не нашедший себе выражения, но и не подавленный, вызывающий импульс не может ни исчезнуть на заднем пла­не, ни доминировать на переднем. Для него оказывается не­обходимым найти некоего посредника, и поэтому, с учетом данных патологических обстоятельств, мы вынуждены при­знать существование подсознательного, пограничной зоны.

Пограничная зона не существует в здоровой психике. Су­ществовать может лишь фигура на переднем плане, выступа­ющая из фона и в него возвращающаяся. Однако время от времени на передний план стремятся выйти сразу две фигу­ры.   В  этом   случае  мы   говорим   о   конфликте.   Врожденное

О том, какбыть застенчивым                333

стремление к целостности человеческой психики вступает в противоречие с подобной ситуацией конфликта, наличием двух конфигураций. Одна фигура всегда стремится вытес­нить другую, в противном случае синтез, компромисс или не­вротический симптом приводят к некому подобию их объеди­нения. Часто две эти фигуры поочередно сменяют друг друга, как в калейдоскопе; такое состояние ума мы называем нере­шительностью и непостоянством.

Как бы то ни было, при определенных обстоятельствах эмоция стремится вырваться на передний план хотя и сильно, но безуспешно, и тогда мы можем говорить о существовании пограничной зоны. Однако необходимо помнить, что феномен пограничной зоны принадлежит патологической сфере. Тор­мозящая инстанция частично является цензором (как его по­нимает Фрейд), но в гораздо большей степени она представ­ляет собой проецируемого цензора — беспокойство о том, что могут сказать люди. Цензор — это наша ретрофлексирующая, принижающая, критическая установка, которая, будучи спрое­цирована, заставляет нас чувствовать себя так, «будто бы» мы находимся под прицелом пристальных взглядов в центре всеобщего внимания. Когда мы, например, пытаемся скрыть признаки раздражения, любви, зависти или какой-нибудь иной сильной эмоции, которую мы стыдимся, боимся или смущаем­ся обнаруживать, мы испытываем застенчивость и ее мотор­ный эквивалент — неуклюжесть.

Недавно ко мне на консультацию пришел один человек, желавший поговорить исключительно о застенчивости. Его удивляло, что, против его ожиданий, он чувствовал застенчи­вость, разговаривая не с начальством, а с подчиненными, осо­бенно со своей машинисткой. Будучи неспособен, либо не желая выдавать раздражения, вызванного машинисткой, он ощущал неуклюжесть, неловкость и застенчивость в ее при­сутствии. Подавлению было подвергнуто не само раздраже­ние, а его выражение, и он почувствовал немедленное облег­чение, когда я настоял на том, чтобы он обращался с ней в своем воображении так, как желал бы делать это в действи­тельности, развязал себе руки. Хорошо владея своим вооб­ражением, он не ограничивал себя в крепких выражениях, сво­бодно изливая накопившийся гнев и раздражение, перенося его из пограничной зоны на передний план, где ему и следо­вало быть. В данном случае действий в области фантазии оказалось недостаточно; позднее он сообщил мне, что сме­нил машинистку. Взрыв воображения придал ему достаточно

334               Терапия сосредоточением

уверенности для того, чтобы разоблачить и даже уволить вы­сокомерную сотрудницу.

Термин «застенчивость» вовсе не плох, н указывает на ретрофлексию, на то, что внимание субъекта направлено на самого себя, а не на объект, вызывающий раздражение или потенциальный интерес. Он предполагает эмоцию, направлен­ную вовнутрь, а не вовне, сознание черт характера или пове­дения, вызывающих собственное презрение или осуждение.

Часто застенчивость образует ядро, которое обрастает впоследствии определенным количеством характерных черт. Под ее влиянием некоторые становятся людьми наглыми, оп­рометчивыми, бесцеремонными, циничными, грубыми или бо­гохульными. Другие развиваются в противоположном направ­лении и становятся услужливыми, елейными (Урия Хип) или неловкими до такой степени, что начинают ронять и ломать вещи, разливать жидкости («случайно», «ничего не мог с этим поделать»). Избегание вызывающего дискомфорт объекта часто проявляется в виде неспособности смотреть ненавист­ному или любимому человеку прямо в глаза, и тогда застен­чивый индивидуум, опасаясь, что это может выдать его, пыта­ется преодолеть свою установку, вырабатывая у себя непод­вижный взгляд.

В каждом приступе застенчивости играет свою роль не­кое сдержанное (не подавленное) действие или эмоция, не­что несказанное или несделанное. Очень часто основой зас­тенчивости становится неспособность сказать четкое «нет!» в ответ на те требования, в которых хотелось бы отказать. Злость на того, кто предъявил нам эти запросы, оставляет нас с чув­ством слабости и бессилия, создающим атмосферу напряже­ния и застенчивости. Неспособность сказать «нет!» выражает обычный страх внесения изменений в среду обитания, в дан­ном случае страх потерять расположение окружающих. Раз­ница между проекцией и застенчивостью состоит в том, что при проекции «нет!» бесследно исчезает, как только дело до­ходит до выхода на передний план, и снова появляется в виде чувства того, что вам было в чем-то отказано. При застенчи­вости «нет!» остается в пограничной зоне; оно стремится стать явным, но вы желаете сохранить его в неизвестности.

Важно уметь различать застенчивость и осознавание себя¹. К сожалению, не существует слова, передающего зна-

¹В оригинале «застенчивость» — «self-consciousness», а «самоосознава-ние» — «self-awareness». Прочитанные буквально, эти термины кажутся очень близкими семантически {прим. перев.).

О том, какбыть застенчивым                335

чение самосознания, которое бы также не предполагало включенность в этот процесс ретрофлексии. Однако это не тот случай. Самосознание означает — по крайней мере лич­но для меня — субъективное состояние первичного чувства осознавания собственного бытия наряду с другим чувством, отражающим то, как осуществляется данное бытие «пер­вичного нарциссизма» в терминах психоанализа. Термин «интуиция» в бергсоновом смысле вполне подошел бы, но помеха в том, что слово это используется в основном для указания на психический акт. Следуя широко распростра­ненному обычаю, принятому в среде ученых, составлять тер­мины из греческих и латинских корней, я готов предложить слово «аутоэстетичный» («airtaesthetic»), которое обозначало бы «осознание собственного бытия и поступков», но за ис­ключением опасности смешивания с «застенчивостью». Я полагаю, что выражение «осознавание себя» вполне способ­но передать заложенный в него мною смысл. Когда, напри­мер, вы настолько поглощены танцем, что начинаете ощущать единство разума, души, тела, музыки и ритма, вы осознаете вдруг, какое удовольствие может доставлять самосознание, «чувствование» себя. Однако вы можете почувствовать бес­покойство, которое не позволит вам уловить музыкальный ритм, либо ваш разум вступит в разногласие с телом, либо вам не удастся достичь гармонии с партнером по танцу. Если в подобных случаях вам хотелось бы излить свое ра­зочарование, но вы этого не делаете, тогда место самосоз-навания занимает застенчивость.

Человек, осознающий себя, даже после величайших по­трясений ощущает не только удовлетворение, но и душевный покой, которого никогда не удается достичь человеку застен­чивому, поскольку всегда что-нибудь да остается невыражен­ным; существует незавершенность, напряжение, которое мо­жет быть преодолено только путем выражения, экспрессии. Часто оказывается достаточно проделать это в воображении, но иногда избавиться от застенчивости можно, лишь актуали­зировав в реальности чувства, испытываемые к определен­ному человеку. В любом случае действие-в-воображении окажется успешным лишь тогда, когда вы сможете предста­вить себе вашего противника во плоти, «четырехмерно», так, чтобы суметь прочувствовать ту перемену, которую вы в нем произвели. В действительности эта перемена произойдет внутри вас; вы утратите, в силу действия экспрессии, вашу застенчивость  и   приобретете — а  это   намного   важнее —

336               Терапия сосредоточением

уверенность, новую способность с честью выходить из зат­руднительных ситуаций, новое видение окружающего мира.

Люди с высокими амбициями, требующие восхищения, желающие быть в центре внимания и притягивать других лю­дей, часто страдают от сильной застенчивости. Их необхо­димо противопоставить тем, кому также требуется восхище­ние, но кто готов проявлять лишь те свои душевные каче­ства, которые позволяют им удовлетворять нарцисстичекие потребности. Они могут выставлять напоказ дорогие укра­шения, хорошо одетых детей, выказывать глубокий или ост­рый ум, рассказывать истории непристойные и не очень, де­лать все, что может произвести впечатление, вымогать у сво­их друзей восхищение. Однако если данная нарцисстичес-кая потребность при всей своей настоятельности и силе окажется без «средств осуществления», или же если неуве­ренность станет преобладать над вызыванием желаемой ре­акции, то результатом будет застенчивость. Немного найдет­ся молоденьких девушек, которые не мечтали бы стать коро­левами бала, но не выказывавших бы нерешительности, пе­реходящей в крайнюю неуклюжесть, когда дело доходило до претворения своей цели в жизнь. Сравните такую нелов­кость с поведением искушенной дамы, уверенной, что она способна окружать себя таким количеством рыцарей, какого бы ей хотелось.

Вообще говоря, люди с неудовлетворенными нарцис-стическими желаниями становятся застенчивыми всякий раз, когда существует вероятность, что они окажутся в центре внимания, превратятся в фигуру, противостоящую фону ок­ружающих. Каждый раз, когда они выделяются из массы, на­пример тогда, когда входят в людную комнату, когда подни­маются с места, чтобы высказаться, когда им приходится покинуть компанию, чтобы пойти в туалет, они ощущают зас­тенчивость, ожидая почувствовать на себе все взгляды. В то время, когда они забывают о своих нарцисстических жела­ниях или всецело сосредотачиваются на объектах, отвлекая собственное внимание от самих себя, их застенчивость про­падает. Короче говоря, единственный путь излечения застен­чивости состоит в том, чтобы превратить ее из саморефлек­сии в объектную  рефлексию¹.

¹ И снова непереводимая игра слов. В данном случае упор делается на первую часть сложного слова «self-consciousness», т. е. «self-» — «само-». Автор предлагает изменить отнесенность, направленность «осознания» субъектного на объектное (object-consciousness) {прим.   перев.).

О том, как быть застенчивым                337

Подобное чувство застенчивости переживается многими людьми в тех ситуациях, когда они понимают, что за ними на­блюдают в то время, когда они работают, например, играют на пианино, печатают, пишут. Они полностью осознают из­менение собственного отношения к работе, невозможность сосредоточиться, смущение и общий дискомфорт. Они час­то безосновательно утверждают, что страдают от комплекса неполноценности. То обстоятельство, что все их неприятные чувства исчезают, как только на передний план выходят не они сами, а работа, может служить достаточным подтвержде­нием того, что они на самом деле страдают не от комплекса неполноценности, а от застенчивости. Когда они сосредото­чены на производимом ими впечатлении, интерес к самой работе пропадает и в ней возникают ошибки и неувязки.

Наилучшее понимание застенчивости может быть достиг­нуто путем вдумчивого изучения феномена «фигура-фон» Можно даже замахнуться на утверждение о том, что застенчи­вость является «нарушителем», вмешивающимся в процесс формирования «фигуры-на-фоне», осуществляемый «личнос­тью». Именно личность индивида стремится выделиться из фона окружения; когда, например, ученика внезапно просят выступить вперед, ему доставит удовольствие выставить себя напоказ, если у него не имеется на этот счет никаких задер­жек. Он даже может начать светиться от гордости и есте­ственным образом выйти на передний план. Однако если его невыраженная жажда восхищения чуждается этой принуди­тельной рекламы, он покраснеет от стыда, захочет провалить­ся сквозь землю и снова слиться с фоном. Внезапно обнару­жив себя там, где ему всегда хотелось оказаться, он начинает остро ощущать самого себя и проявляет свою застенчивость в бегстве. Подобная установка может стать перманентной. Робкий скромник, вечно играющий вторые роли, совестливый служащий, всегда выполняющий свою работу так тщательно, что не к чему придраться, и поэтому остающийся на заднем плане, театральный продюсер, психоаналитик, сидящий поза­ди пациента для того, чтобы оказаться недоступным его на­блюдению — все они движимы стремлением избегать тех си­туаций, в которых они попадают в центр внимания, и все они также осуждают любое «выставление», называя его эксгиби­ционизмом. Однако эксгибиционизм является связанным с застенчивостью видом экспрессии, образующимся в резуль­тате вытеснения стыда, страха и смущения.

338               Терапия сосредоточением

Меры, ведущие к излечению, очевидны: необходимо не только полностью осознавать собственные скрытые эмоции, заинтересованность и влечения, но и выражать их словесно, в виде художественных образов или действий.

Часто застенчивость и мечтательность идут рука об руку, так как разум мечтателя полон невыраженного материала. Чем выше воспаряет его воображение, тем острее пере­живается им шок, когда в реальной жизни обстоятельства складываются так, что у него появляется шанс осуществить свои подавленные желания. Благодаря тому, что он все вре­мя нянчится со своей «пустышкой» — фантазией, он не мо­жет применить находящуюся в его распоряжении систему моторной экспрессии в реальной ситуации и, застенчивый и парализованный, остается зажатым между своими жела­ниями и запретами.

Значение понятия поля становится особенно очевидно при терапевтическом подходе к застенчивости. Как можно индуцировать электрический ток в проволоке, поместив ее в электромагнитное поле, так же можно индуцировать застен­чивость в специальном поле опасности, и увеличить или уменьшить при помощи разных дистанций. Два полюса этого поля опасности — это застенчивость пострадавшего и его проецированный критицизм (запреты).

При удалении одного из двух полюсов застенчивость пропадает. Чтобы освободиться от непереносимого конф­ликта часто используется крепкая выпивка, безрассудство, наглость и другие средства, продуцированные эмоциональ­ной фригидностью¹. Этот метод преодоления застенчивости «неправильный». Если застенчивость — это отрицание спон­танности, тогда пьянство, бесстыдство — это отрицание от­рицания. «Правильный» метод, однако, отменяет отрицания, разрушая ретрофлексии и ассимилируя проекции; в случае застенчивости это значит: вы должны изменить желание вы­зывать восхищение, страх, что на вас уставятся, и желание быть в центре внимания на активные действия, энтузиазм, наблюдения, сосредоточение на предмете.

¹ Подавленное осознавание себя часто может стать причиной наркома­нии или алкоголизма. Я знаю двух пациентов-алкоголиков, которые не могли находиться ни в чьей компании в трезвом виде и смогли бросить пить только тогда, когда избавились от своей застенчивости.

Глава 13

ЗНАЧЕНИЕ БЕССОННИЦЫ

Все более и более осознается, что от такого неприятного явления, как «бессонница», нельзя избавиться при помощи ле­карств, релаксации, тишины, темных штор и подсчета слони­ков. Предположительно в единичных случаях эти «лекарства» приводят к провалу в некое бессознательное состояние, на­поминающее сон и все же противоположное цели сна: дать организму возможность отдохнуть и освежиться. Не нужно взваливать ответственность за случающиеся время от вре­мени ночи без сна на бессонницу и ни в коем случае не сто­ит относиться к ним как к невротическому симптому. Я хотел бы ограничить применение термина «бессонница» для тех лишь состояний, когда большая часть ночей в значительной степени «испорчена», а термина «хроническая бессонница» для обозначения тех случаев, когда человеку не удается как следует выспаться за значительный промежуток времени. Врачевать нужно только настоящую бессонницу. Ввиду того, что все вышеперечисленные предписания ничего не дают в плане исцеления бессонницы, я предлагаю рассмотреть дан­ную проблему с совершенно других позиций.

Когда организм заражается бактериями, в крови повыша­ется уровень содержания лейкоцитов, их врагов; когда кто-то выпивает слишком много алкоголя, его может стошнить. Ста­нете ли вы рассматривать повышение содержания лейкоцитов или рвоту как признаки болезни и попытаетесь ли подавить их? Я уверен, что скорее вы попытаетесь выяснить их значение,

340               Терапия сосредоточением

которое в обоих случаях выступает как самооборона организ­ма. Чаще всего бессонница не болезнь, но симптом дально­видной политики сохранения здоровья организма во благо поддержания его целостности. Весь этот дурман, будь то ле­карства, ночной колпак или чтение перед сном, является сред­ством подавления и противоречит потребностям организма.

Утверждение о том, что бессонница имеет не патологи­ческий, а целительный характер, вызывает у большинства людей такое же замешательство, какое мы когда-то испыта­ли, узнав, что на самом деле не Солнце вертится вокруг Зем­ли, а Земля вокруг Солнца. Однако перед тем, как я начну приводить доказательства своего очевидно парадоксально­го утверждения, необходимо сказать несколько слов об от­дыхе. Вы согласитесь со мной, если я скажу, что цель сна — отдых и что снотворные скорее приводят к возникновению паралича, нежели обеспечивают отдых. Поиски такого пре­парата, который не приводил бы к возникновению у пациен­та головной боли и головокружения, ясно указывают на это. Стремление к отдыху есть ничто иное, как еще одно выра­жение часто упоминаемой склонности организма восстанав­ливать равновесие путем исключения раздражающего влия­ния или завершения незавершенной ситуации. Как долго вас будет интересовать кроссворд? Только до того момен­та, когда вы покончите с этой проблемой, а затем решенная головоломка превратится для вас в не заслуживающий ин­тереса клочок бумаги.

Один удалой коммерческий агент приехал в захолустный городок. Владелец отеля попросил его вести себя как можно тише, поскольку сосед постояльца считался личностью весь­ма нервной. Он пообещал не шуметь, но, вернувшись в свой номер слегка навеселе, начал петь от радости. Раздеваясь, он кинул ботинком в стену. Внезапно он испугался, что нарушил свое обещание, и тихо улегся в кровать. И уже засыпая, он услышал из соседней комнаты сердитый голос: «Черт возьми, когда же он кинет второй?»

Часто мы ложимся в постель с незавершенными, неза­конченными ситуациями, когда важнее, чем сон, для организ­ма становится завершение ситуации. В большинстве случаев мы и не подозреваем об этой потребности организма. Мы просто чувствуем, что что-то не дает нам заснуть и обращаем свой гнев против всего, что нарушает наш сон. Мы ошибаем­ся,  когда приписываем возникновение бессонницы не неза-

Значение бессонницы              341

вершенной ситуации, а, скажем, лающей собаке или уличному шуму, или жесткой подушке, на которую падает вся ответ­ственность и которую мы третируем, скорее, как козла отпу­щения. В действительности уличный шум нисколько не силь­нее, чем он был в те ночи, когда мы были готовы ко сну.

Как я уже говорил ранее, существует несметное число возможностей для возникновения незавершенных ситуаций. Нарушителем сна может оказаться комар, и ситуация не полу­чит своего завершения до тех пор, пока вы не убьете его и тем самым избавитесь от страха быть укушенным; возможно, кто-то обидел вас, и ваш разум полон мстительных фантазий. На следующий день вам может грозить экзамен, важное ин­тервью, и вы начинаете переживать их заранее, не давая себе отдыха. Неудовлетворенное сексуальное влечение, приступ голода, чувство вины, желание возмездия, стремление выб­раться из щекотливой ситуации — все эти незавершенные ситуации нарушают ваш сон.

Одна старая поговорка гласит: «Чистая совесть — это мяг­кая подушка». Вспомните классический пример бессонницы: леди Макбет. Она пытается убедить себя в том, что ситуация убийства завершена: «Еще раз говорю тебе, Банко в могиле, ему не выйти из нее обратно. Что сделано, того не воротить». Но ее самовнушение не приводят к положительному результа­ту: «Как, неужели не отчистить эти руки вовек? Всем благово­ниям арабов не под силу вот эту маленькую ручку умастить».

Какое-то время тому назад мне пришлось консультиро­вать одного офицера с очень строгой совестью. Каждый день ему приходилось решать определенное число проблем, причем его амбиции требовали разрешения слишком мно­гих. Неразрешенные проблемы мучили его и в постели, в ре­зультате чего он, не получая достаточного отдыха, начинал следующий день с чувством усталости. Усталость уменьша­ла его способность справляться с задачами следующего дня, и таким образом замыкался порочный круг, приводив­ший через каждые несколько месяцев к тому, что он пере­живал нервный срыв, который отрывал его от работы. Как только он осознал необходимость ограничения количества проблем и завершения ситуаций до времени отхода ко сну, он быстро пошел на поправку.

К такому подходу имеются следующие возражения: во-первых, бессонница — явление весьма неприятное, организм же требует отдыха, — поэтому мы не можем позволить себе впустую  растрачивать драгоценное  время,   отведенное для

342               Терапия сосредоточением

сна; во-вторых, моя теория затрагивает лишь психологичес­кий аспект данной проблемы.

Займемся сначала последним возражением: я утверждаю, что физическая причина бессонницы (недуг, боль) подпадает под ту же категорию, что и психологическая (например, беспо­койство). Недуг всегда представляет собой незавершенную си­туацию — ситуацию, получающую завершение лишь с исцелени­ем или смертью. Однако в экстренных случаях, когда недуг со­провождается болью и эта боль становится раздражителем, по­добное раздражение временно снимается болеутоляющим, заг­лушающим боль лекарством. (Ни одно лекарство не уничтожает боль.) Первое из возражений — неприятные чувства, причиняе­мые бессонницей, — вскоре снимется само после того, как вы примените надлежащий подход. Как только пациент ухватывает суть бессонницы, он оказывается способным перестроить себя, чтобы направить свои энергии по правильному биологическому руслу и превратить неприятные чувства, вызванные бессонни­цей, в чувство удовлетворения и продуктивный опыт.

Если мы хотим излечить бессонницу, нам придется столк­нуться с парадоксальной ситуацией: нам необходимо изба­виться от желания заснуть. Сон действует при «размягченном», «тающем» Эго; волнение является функцией Эго, и до тех пор, пока вы твердите себе: «Я хочу спать!», ваше Эго функциони­рует и вы не можете заснуть. Труднее всего понять, что, хотя наше сознание совершенно убеждено в своем желании уснуть, организм не хочет этого, поскольку существуют определенные проблемы, решение которых более важно, нежели сон.

Если вдобавок к желанию уснуть вы испытываете раз­дражение по поводу невозможности его исполнения, это при­водит к созданию очень нездорового положения: подавлен­ное возбуждение станет беспокоить вас даже во сне; не по­лучившее разрядки раздражение создаст еще одну незавер­шенную ситуацию. Если бы, ворочаясь с боку на бок и изме­няя позу в кровати, вы хоть как-то попытались избавиться от возбуждения и выразить его! Но нет же! Вы заставляете себя лежать смирно, в напряженном ожидании первых признаков сонливости, и, пока вы занимаетесь этим, возбуждение про­должает кипеть внутри вас, в результате чего вы теряете боль­ше энергии, чем в том случае, если бы вы встали и сделали что-нибудь. Часто попытка заснуть изнуряет больше, нежели само недосыпание.

Следующий шаг — вместо того, чтобы раздражаться из-за нарушителей сна (будь то лающая собака или образы и мыс-

Значение бессонницы              343

ли, которые непременно тем или иным образом касаются не­завершенных ситуаций), проявите к ним интерес. Не сопро­тивляйтесь, уделите им все свое внимание. Прислушайтесь к звукам, окружающим вас, приглядитесь к образам, живущим в вашем сознании, и вскоре вы испытаете чувство сонливости, предвещающей сон.

Зачастую может оказаться так, что какое-то забытое вос­поминание или решение проблемы внезапно возникнет у вас в мозгу, оставив чувство удовлетворения, и спокойный сон будет вам наградой.

Не всякая ситуация поддается разрешению за одну ночь или вообще когда-либо, и все же осознание этого факта ока­жет вам значительную поддержку даже в случае неразреши­мых проблем. Тогда у вас всегда будет возможность завер­шить ситуацию отказом от ее разрешения и смириться с не­избежностью — что с этим уже ничего не поделаешь.

На днях я прочел одно определение, утверждающее, что бес­сонница — это невозможность заснуть плюс беспокойство.

Относительно обсессивного характера это верно, но бес­сонница также воздействует и на другие типы людей. Очень часто она встречается при неврастении. Всем известно, что беспокойные мысли не дают уснуть и что тому, кто беспоко­ится, редко удается как следует спокойно выспаться. Это и неудивительно, поскольку тот, кто вечно о чем-то беспокоится, характеризуется общей неспособностью завершать ситуации, предпринимать действия.

Идея, предполагающая, что, закрыв глаза, можно вызвать сон, ошибочна. В данном случае происходит прямо противо­положное. Не закрывание глаз приводит ко сну, а сам сон вызывает закрывание глаз. Порою желание закрыть глаза на­столько сильно во время скучной лекции, особенно жарким днем или поздно вечером, что с трудом удается держать их открытыми. Те люди, что жалуются на бессонницу, в подобной ситуации заснут в числе первых.

Сновидение является компромиссом, заключенным между сном и незавершенной ситуацией. Может выясниться, к при­меру, что человек, который мочится в постели, всегда следует мочеиспускательному позыву, представляя себя во сне в туа­лете. Я убежден, что уж в этом-то случае вы не станете защи­щать сон любой ценой. Напротив, нежелание ребенка преры­вать сон препятствует ходу лечения ночного недержания мочи. Чуть продлив состояние бодрствования, можно было бы во многом избежать беспокойства родителей и самого ребенка.

Глава 14 ЗАИКАНИЕ

Все люди заикаются. Конечно, только немногие это пони­мают, и часто заикание настолько легкое, что его никто не замечает. Даже дама из общества болтунов, которая излива­ет свои бессмысленные слова и фразы в течение всего пред­ставления, затопляя всех могучим потоком банальностей, даже она может иногда запнуться, поразиться, забыть нужное выражение и начать заикаться. Вы хорошо знаете ораторов, которые сомневаются, ищут подходящие слова и заполняют паузы разными «Э-э» или заикаются.

Заикание — это еще один вариант темы неадекватного самовыражения. Мы рассматриваем ситуационное заикание через застенчивость и смущение. Человек, который несколь­ко минут назад разговаривал с вами живо и непринужден­но, начнет запинаться, заикаться, когда его пригласят сделать публичное выступление. Поэтому то, что можно сказать о хронических заиках, может быть в меньшей степени приме­нено и к тем, чья речь запинается только в определенных ситуациях.

Хронического заику характеризует нетерпение, неразви­тое чувство времени, подавленная агрессия. Его слова не текут в естественном темпе, сознание и рот переполнены ку­чей слов, которые стараются выйти наружу все одновремен­но. Это точное продолжение его жадности, его желания заг­лотать все сразу. У каждого заики можно найти воспомина­ние о его жадности — стремление делать вдох во время го-

Заикание              345

ворения, и таким образом, выдавая свою потребность, загла­тывать все, даже собственные слова.

Заика всегда неправильно использует свои зубы, его аг­рессивность, отграниченная от своего естественного функци­онирования, будет искать выход наружу. Часто заика может произнести сложное слово после того как у него бывает ко­роткий выброс агрессии. Он может, например, сильно ударять одной рукой по другой, или скрежетать зубами, или притопы­вать ногой. Такого рода агрессия также связана с нетерпе­нием как основной характеристикой заикания. Картина пол­ностью меняется, однако, когда он впадает в яростное настро­ение. Как только он готов дать выход своей агрессии, он об­наруживает, что у него есть средства, чтобы ее выразить, что он может орать и визжать свободно, без каких бы то ни было признаков заикания.

Существует еще одно условие, при котором он может освободиться от заикания: когда его речь не выражает ни­какую эмоцию или когда ничто не вызывает его волнения, он способен безошибочно выполнять задачу воспроизведе­ния слов, которые либо ничего не значат для него, либо не выражают его истинную сущность. Он может в совершен­стве освоить технику продуцирования слов, например ора­торское искусство или пение, до тех пор, пока будет сосре­дотачиваться лишь на технической стороне говорения, а не на содержании речи. Но как только ему понадобиться выра­зить какую-нибудь свою мысль, его снова охватит нетерпе­ние, и чем больше он будет волноваться, тем сильнее начнет заикаться за исключением тех случаев, когда он позволит себе «взорваться». Попытки вылечить от заикания без реор­ганизации агрессии и нетерпения могут в лучшем случае привести к тому, что пациент начнет произносить слова как робот, но никогда не станет личностью, способной к само­выражению и выражению собственных эмоций. Таким обра­зом для излечения заикания абсолютно необходимо прежде всего нормализовать способы проявления агрессии и за­няться выполнением упражнений из главы «Сосредоточение на еде», особенно тех из них, которые касаются опустошения рта каждый раз после его наполнения. Тот аспект речи, что связан с дикцией, все-таки не должен упускаться из виду. Сначала заикающийся должен довольствоваться образова­нием «искусственных» предложений и только затем пытать­ся выразить свое «Я». Он также должен научиться различать «ситуацию тренинга» и «реальную ситуацию». Неумение про-

346               Терапия сосредоточением

водить данное разграничение привело к крушению попыток многих учеников.

Раз за разом он будет разочаровываться до тех пор, пока не поймет всей важности такой «ситуации». Разочарование ведет к упадку духа и отказу от всего, что уже было достигну­то. Заика сможет не испытать разочарования, если не будет ожидать слишком многого. На первых порах надлежащая речь сможет проявиться лишь в ситуации «тренинга», и ему не сто­ит ждать улучшения до тех пор, пока он не окажется в силах преодолеть свою цепляющуюся установку. В противном слу­чае он сможет лишь перенести «тренинговую» ситуацию в «ре­альность», отказывая собственной личности в праве на ка­кие-либо чувства, утрачивая «душу» и становясь похожим в этом смысле на мумию.

Во избежание подобной опасности он должен следить за тем, чтобы его возбуждение не превращалось в тревогу. В одной из предыдущих глав мы заметили, что тревога пред­ставляет собой возбуждение в ситуации недостатка кисло­рода. Заика всегда переживает трудности, связанные с ды­ханием. Он понятия не имеет о смешивании, происходящем в период между вдохом и выдохом, не имеет представления об экономичном дыхании. Утверждение о том, что заика не понимает, что говорить нужно на выдохе, что надо научиться «осознавать свое дыхание», звучит глупо и банально. Людям, страдающим заиканием, я посоветовал бы помимо упражне­ний, направленных на излечение тревоги и приведенных в следующей главе, последовательно проделать следующие упражнения:

(1)   Вдыхать и выдыхать не вмешиваясь в  процесс и  не производя никаких дополнительных действий.  При этом не­обходимо осознавать различие между вдохом и выдохом. На­прягаться и усиленно дышать не нужно. Просто лягте и скон­центрируйтесь на «чувствовании» дыхательного процесса. Не поддавайтесь соблазну что-либо менять, продолжайте выпол­нять упражнение до тех пор, пока не убедитесь, что можете осознавать дыхание на протяжении пары минут без вмеша­тельства или блуждания мыслей.

(2)   Вдыхайте обычным образом  и  выдыхайте со звуком «м-н-с» до тех пор, пока это не войдет для вас в норму. Звук при выдыхании должен быть похожим на вздох или стон.

(3)   Возьмите любое пришедшее в  голову предложение и   вдыхайте  после  каждого  слога,   чтобы   оно  звучало   при­мерно так:

Заикание              347

«Ро(вдох)за (вдох), что (вдох) жи(вдох)вет (вдох) лишь/ час,/ во/ сто/ крат/ цен/ней/ для/ нас,/ чем/ цве/ток/ из/ ма/ла/хи/та,/ что/ не/ вя/нет/ ни/ког/да».

(4)  Повторяйте это упражнение про себя всякий раз, ког­да для  этого  представится  возможность.   Самое  главное — делать вдох после каждого слога. Если вы сможете проделы­вать упражнение в течение пяти минут, считайте, что вы сде­лали решительнейший шаг в сторону правильного дыхания и победы над нетерпением.

(5)  Только после того как полностью освоили предыду­щие упражнения, проделайте упражнения (3) и (4), совершая вдох уже не между слогами, а между словами.

(6)  Следующее упражнение потребует от вас вдумчивого подхода.   Поделите все произносимые предложения  на  ма­ленькие  группы   в  соответствии  с  грамматикой.   Например: «Проще (вдох) притворяться (вдох) тем,  кем (вдох) не явля­ешься (вдох),  нежели (вдох) скрывать (вдох) свою истинную (вдох) сущность (вдох), но тот (вдох), кто навострился (вдох) и в том (вдох) и в другом (вдох),  почти (вдох) постиг (вдох) науку лицемерия (вдох)».

(7)  Представьте, что вы разговариваете с людьми, исполь­зуя приведенную технику. Сначала делайте это про себя, за­тем шепотом, почти беззвучно. Потом постепенно повышайте громкость речи.

(8)   Научитесь отлаживать свой голос.  Потренируйтесь в проговаривании   каждого   слова,   используя   «крещендо»   и «декрещендо».  Важность этого упражнения невозможно пе­реоценить. Возьмитесь за те слова, которые выговариваются труднее всего, например, начинающиеся с «п». Сделайте глу­бокий вдох, расслабьте рот и мышцы горла и произнесите «п» как можно мягче, а следующий звук акцентируйте с помощью «крещендо».

(9)  Перенесите ситуацию тренинга на реальную почву: по­просите друга, обладающего терпением и желанием помочь, останавливать вас всякий раз, когда вы станете сбиваться на неправильное дыхание.

(10)  Вообразите себе ситуацию, вызывающую у вас зас­тенчивость, смущение или возбуждение и снова проделайте упражнение (7).

(11)  Потренируйтесь в искусстве молчания. Попытайтесь развить в себе качества, характеризующие хорошего «слуша­теля». Проглатывайте лучше чужие слова, а не свои. Прежде всего  запомните:   возвращение  заикания  сигнализирует об

348               Терапия сосредоточением

опасности и требует от вас сделать паузу и расслабиться. Усвойте для себя то, что в жизни существует немного ситуа­ций, в которых бывает абсолютно необходимо что-то сказать.

(12)  После того как вы научитесь хранить молчание и слу­шать, приготовьтесь заняться постижением искусства внутрен­него молчания.  Это звучит парадоксально,  но к правильной речи вы сможете прийти лишь через правильное молчание. Упражнения на концентрацию внимания на теле также очень важны;   выясните,   какие именно мышцы  вы  напрягаете (че­люстные,   горловые  или диафрагму)  не только тогда,   когда храните молчание (хроническое зажатие), но и во время са­мого процесса говорения. Целью данного упражнения будет являться выяснение того,  каким образом происходит заика­ние.  Как только вами будет достигнут полный сознательный контроль за продуцированием заикания,  избавиться от него не составит труда. Однако сколь немногочисленны те заики, которые согласятся продолжать заикаться сознательно, с це­лью покончить с враждебностью,  направленной против заи­кания, и борьбой с ним. Сколь немногие с охотой примут на себя полную ответственность за свое заикание!

(13)   После   принятия   ответственности   смысл   заикания начнет раз за  разом  всплывать на  поверхность.   Его  целью может быть выигрыш времени с тем, чтобы скрыть первичную базовую застенчивость или же, как в нижеприведенном слу­чае, попытка скрыть потаенное садистское удовольствие.

В ходе анализа выяснилось, что у одного молодого заики был ужасно заикающийся брат. Наш пациент испытывал нас­тоящие муки, когда ему приходилось выслушивать брата. По­скольку он относился к весьма нетерпеливому типу людей, то чувство неопределенного ожидания и внутреннего напряже­ния, возникавшее у него в подобных ситуациях, было намного сильнее, чем у остальных. Позднее он интроецировал заика­ние брата и это превратилось для него в «средство достиже­ния» такого положения, когда он сам мог мучить окружающих точно таким же образом, как это делал с ним его заикающий­ся брат. Вместе с тем он мог изображать невинность, пере­кладывая ответственность на предполагаемый физический недостаток.

Если вы заикаетесь, то чего вы достигаете с помощью этого симптома?

Глава 15

СОСТОЯНИЕ ТРЕВОЖНОСТИ

Среди многих симптомов сдерживания экспрессии при­ступ тревоги заслуживает особого обсуждения. Ни один дру­гой симптом не демонстрирует с такой убедительностью по­требность в адекватной разрядке укупоренной энергии, как приступ тревоги, и еще более явно делает это невроз тревож­ности (реакция в виде тревоги, вошедшая в привычку).

Вникнуть в динамику тревоги и обрести контроль над специфическими мышечными напряжениями сравнительно просто при условии, что вы будете держать в уме два мо­мента. Первый: возбуждению, лежащему в основе приступа тревоги, необходимо дать полную свободу. К счастью, если вы не любите выставлять напоказ свои чувства, вы можете в достаточной мере разрядиться в одиночку. Но вас не долж­но смущать то обстоятельство, что в течение примерно полу­часа вы будете похожи на «душевнобольного», если вы от­носитесь к тем людям, которые полагают, что любой эмоцио­нальный выплеск должен рассматриваться как самый что ни на есть явный симптом душевной болезни. Хотя выплакаться в объятьях любящего человека доставляет огромное облег­чение, вы можете поплакать и в одиночестве у себя в ком­нате. Вы можете строить рожи перед зеркалом или, впав в настоящее безумство, колотить кулаком по подушке до пол­ного изнеможения. Второй: необходимо превратить «грудной панцирь» в живой орган, соотносящийся со всем организмом в целом — перестроить дыхание.

350               Терапия сосредоточением

В то время как фрейдизм занимался изучением скрыто­го смысла полового инстинкта; Адлер — чувства неполно­ценности; Хорни — потребности в любви; Райх — мышечно­го сопротивления; а сам я — пищевого инстинкта, психоана­лиз дыхания еще должен быть создан. Поверхностное ды­хание и вздохи в состоянии депрессии и хроническое зева­ние в состоянии скуки известны почти так же хорошо, как затрудненность дыхания в состоянии тревоги. Я показал, что такое затрудненное дыхание является результатом конфлик­та между потребностью организма в кислороде и зажатос-тью грудной клетки. Мышцам, расширяющим грудную клетку, бессознательно противодействуют мышцы, ее сужающие.

Мы можем облегчить приступ тревоги еще до того, как его полностью осознаем. Необходимо лишь воздерживаться от сверхкомпенсации, от того, чтобы «сделать глубокий вдох». Этот глубокий вдох — «полная грудь» — является неправильно понятым идеалом, фетишем нашего общества. Следующая аналогия пояснит то, что я имею в виду: если вы хотите вы­мыть руки и видите, что тазик для мытья рук наполовину за­полнен грязной водой, вы не станете доливать чистую воду в грязную, но сперва выльете грязную воду, а уже затем налье­те чистую. Точно такую же разборчивость и чистоплотность вы должны проявлять и по отношению к дыханию.

В состоянии возбуждения или тревоги уровень кислоро-дообмена повышен; поэтому остаточный воздух (остающийся в легких после выдоха) содержит больше СО₂ (двуокиси уг­лерода), чем в норме. От этого испорченного воздуха надо избавиться прежде, чем содержащий кислород свежий воз­дух в достаточной мере вступит в контакт с альвеолами лег­ких. Поэтому усиленный вдох бесполезен. Отсюда очевидное следствие: сперва попробуйте выдохнуть так сильно, как только сможете. Следующий за выдохом вдох не потребует никаких усилий; он покажется долгожданным облегчением, к которому вы так стремились.

Часто встречающееся осложнение при тревоге состоит в проецировании как сжатости груди, так и кислородного голодания. Это осложнение называется «клаустрофобией». Кислородное голодание переживается как потребность быть на свежем воздухе, в открытом пространстве, «грудной пан­цирь» — как неспособность оставаться в ограниченном пространстве. Один из моих пациентов, аэромеханик, нахо­дясь в возбужденном состоянии,  не мог оставаться даже в

Состояние тревожности                351

ангаре для самолетов, хотя там  не было недостатка в кис­лороде.

Ортодоксальный психоанализ интерпретирует ограни­ченное пространство как символ матки или вагины. Подоб­ное толкование оказывается верно для некоторых случаев, но мало помогает в деле излечения клаустрофобии. В дан­ном случае нужно:

(1)  проинтерпретировать проецирование панциря;

(2)  отдать себе отчет в наличии определенного напряже­ния грудных мышц (панцирь);

(3)  избавиться от ригидности панциря (обеспечив поступ­ление кислорода в должной мере);

(4)  выразить закупоренное возбуждение.

Глава 16

ДОКТОР ДЖЕКИЛ И МИСТЕР ХАЙД

Если вам удалось прочесть все упражнения, приведенные в этой книге, вы, должно быть, находитесь в некотором заме­шательстве и не знаете, что делать дальше. Перед вами ле­жит столь грандиозная задача, что вы никак не осмеливаетесь к ней приступить.

Но не отчаивайтесь! Любой из этих примеров может по­служить в качестве отправной точки и каждый даст вам шанс достичь сосредоточения. Когда вы сможете сосредотачивать­ся при выполнении любого из этих заданий, остальные не представят для вас затруднения.

Назвав метод, обрисованный в данной книге, терапией со­средоточением, я имел в виду две вещи:

(1)   Сосредоточение  есть  наиболее эффективное  сред­ство, с помощью которого можно достичь излечения невроти­ческих и параноидальных расстройств. «Конечный выигрыш» здесь — отсутствие: снятие, уничтожение расстройства.

(2)   Само  по  себе  сосредоточение также  является   «ко­нечным  выигрышем».  Это позитивная установка,  сопряжен­ная  с  чувством  здоровья  и  процветания.   Это  симптом   par excellence здорового холизма.

Искусство сосредоточения даст вам в руки важное ору­дие личностного развития; но орудия, применяемые не по на­значению, перестают быть таковыми. Подобным же образом

Доктор Джекил и мистер Хайд              353

орудие неадекватное задаче — никакое не орудие¹. Поэто­му необходимо осознавать важность, структуру и примене­ние сосредоточения. Поскольку мы уже достаточно занима­лась первым и вторым, мне остается лишь сказать несколь­ко слов о третьем — о его применении. Исходя из наших по­знаний касательно возможностей исцеления, заключенных в самой личности, нам необходимо сосредоточить внимание на тех «средствах», с помощью которых возникают психические расстройства.

В России при выявлении слабого звена в цепи мер по переделу национально-общественного устройства вся стра­на — народ и официальные лица, газеты и радио, ученые и рабочие — концентрирует свои усилия на устранении «узко­го места». Тогда взаимная идентификация приводит к на­правлению всеобщего внимания на то, чтобы справиться с общим врагом. Тем самым слабое звено уничтожается, но не путем вытеснения и разрушения, не с помощью идеалис­тических требований, а путем анализа и реорганизации. Так­же и военном деле, где сосредоточение усилий играет ре­шающую роль; это признавалось стратегами всех времен. Степень необходимого сосредоточения, конечно, относитель­на: чем слабее сопротивление, тем меньше войск и ресур­сов требуется для атаки.

Подобным же образом и человеческий организм спосо­бен к различным степеням сосредоточения. «Слабые звенья» — такие как болезненный недуг или навязчивые мысли — тре­буют небольшого сознательного усилия для концентрации; более того, они даже сами привлекают к себе внимание. С другой стороны, существуют могущественные «факторы», ко­торые требуют от человека выхода из тьмы собственного ав­тономного существования на свет сознания.

Эти «факторы» входят в состав человеческой личности и отличаются сильнейшей консервативной тенденцией, тенден­цией, которую нам приходится принимать как данность и оп­равдывать, называя ее «силой привычки», «характером», «кон­ституцией» и т.д. «Факторы» не изменяются произвольно и их реорганизация не может быть проведена без сознательной концентрации внимания. А без подобной реорганизации не может быть осуществлена перестройка личности.

¹ Домашние ножницы, используемые для разрезания бумаги, являются орудием. Если же вы начнете применять их для того, чтобы попытаться разрезать стальной лист, они станут объектом насмешки .

354               Терапия сосредоточением

Организмические «факторы» известны под несколькими названиями: поведенческие реакции, черты характера, комп­лексы, «средства достижения». Последнее выражение (при­надлежащее Ф.М.Александеру) особенно полезно, так как не­сет в себе значение орудия. В «Конструктивном сознатель­ном контроле индивида» Александер четко выявляет потреб­ность в сенсорной оценке, сознаванию «средств достижения», их анализу и изменениям, необходимым для осуществления желательной перемены, выступающей в качестве «конечного выигрыша». В своем осуждении психоанализа Александер, однако, переступает ту черту, до которой его работа имела характер лишь вынесения приговора методам терапевтичес­кой работы с психическими «холоидами», например, навязчи-востями и комплексами. Фактически, Фрейд и Александер не­зависимо друг от друга открыли потребность в детальном анализе и полном осознании «факторов».

Оба метода сосредотачиваются на «средствах достиже­ния» — на деталях процедуры. Конечный выигрыш или цель подавляется или подвергается забвению. Методу Алексан-дера такое сосредоточение присуще изначально, в случае фрейдизма оно является побочным продуктом сосредоточе­ния на актуальной процедуре анализа. Подобная односторон­няя ориентация в конечном итоге столь же безуспешна, как и односторонняя концентрация на конечном выигрыше в пре­дыдущем случае, например, на изменении привычек вслед­ствие принятого решения, или внушении, или изменении черт характера путем применения наказаний.

Относительно психоанализа можно сделать следующее наблюдение: до тех пор пока пациент заинтересован лишь в собственном излечении и ни о чем другом не желает разго­варивать, он очень медленно идет на поправку. Ситуация ме­няется только тогда, когда он начинает интересоваться самим процессом анализа и забывает о «конечном выигрыше», ис­целении. Но несмотря на очевидное сосредоточение на ана­литической процедуре и несмотря на постоянно происходя­щие подвижки к лучшему, анализ продолжается бесконечно без какого бы то ни было фундаментального сдвига. Полнос­тью сосредотачивая внимание на процессе лечения, пациент забывает, вытесняет свое желание быть вылеченным. Посто­янный поиск причин изгоняет из памяти цель лечения: психо­анализ становится простой «игрой с пустышкой».

Александер, верно указывая на решающее значение пе­рестройки системы «средств достижения», неправильно упот-

Доктор Джекил и мистер Хайд              355

ребляет термин «забывание». Он подразумевает под этим не забывание, но временный отказ от «конечного выигрыша», культивацию способности откладывать (фрейдовское «чув­ство реальности»). Игрок в гольф, сосредотачивающийся лишь на «средствах достижения» — таких как, например, пра­вильное держание клюшки или поворот запястья, — совер­шенно забывающий о цели, с какой он предпринимает все эти усилия, либо утратит интерес к гольфу и совсем прекра­тит игру, либо позволит себе втянуться в чисто обсессивную и бессмысленную «пустышейную» деятельность.

Если вы учитесь музыке, вы, конечно же, не превратитесь в музыканта только лишь благодаря стремлению к конечной цели: стать великим мастером; в лучшем случае вы стане­те талантливым любителем. С другой стороны, если вы буде­те сосредотачиваться исключительно на «средствах дости­жения» — технике — и совершенно забудете о «конечной цели» — оценке, воспроизведении, а может, и составлении музыкальных композиций — ваше занятия станут механичес­кими и обессмыслятся. В лучшем случае вы можете превра­титься в «виртуоза», но не в артиста.

Не следует забывать о «конечном выигрыше». Это «сред­ство достижения» должно оставаться в поле зрения сознания на заднем плане, находясь в то же время в состоянии «боего­товности» и подготавливая временное выступление иных «средств достижения» на передний план. «Средства дости­жения» не должны изолироваться ни при каких условиях и совсем утрачивать свое опосредующее значение.

Когда давным-давно вы учились писать, вам приходилось уделять внимание лишь «средствам достижения», т.е. воспро­изведению на бумаге букв. Планирование, учет конечной цели входил в задачу учителя. Но теперь вы выросли, и у вас не всегда есть под боком учитель, и если вы собираетесь из­влечь пользу из приведенных в этой книге упражнений, вам следует постоянно держать в уме взаимозависимость цели и метода. Вам необходимо выяснить в деталях, «как» вы реаги­руете (структура «средств достижения») на те или иные вещи; для того чтобы осознать эти детали, вы должны их прочув­ствовать (сенсорно оценить). Если во время этого процесса вы «забудете» конечную цель, вас захватит и понесет поток идей и событий. Подобное забвение цели (бесцельная речь или деятельность) служит признаком душевного нездоровья. Теперь вы сможете разобраться в том, что разница между «за­быванием конечной цели» и «удержанием ее на заднем пла-

356               Терапия сосредоточением

не» не просто игра слов, но влечет за собой решающую смену смыслового акцента.

Конечная цель исходно совпадает с биологическим фор­мированием «фигуры-фона» (см. часть 1, главы 3 и 4). Орга­низм использует инструментарий — «средства достижения», — имеющиеся в его распоряжении, и коль скоро они становятся неадекватными, изобретает новые. Стремление младенца к его конечной цели, пище, влечет за собой использование простых «средств достижения»: плача и цепляющегося прикусывания. Взрослый, для того чтобы обеспечить свое существование, должен уметь обращаться с бесчисленными «средствами до­стижения», и зарабатывание на жизнь является всего лишь одним из них.

В большинстве случаев конечный выигрыш и «средства достижения» сливаются в единое психофизиологическое це­лое. До тех пор пока работа этого психофизиологическое це­лого удовлетворительна, организм не испытывает потребнос­ти в пересмотре отношения к процессу, который он полагает знакомым или «правильным». Но такая удовлетворительная работа может быть простой фикцией; на моей памяти тому множество примеров. Если вам не спится, вашими «средства­ми достижения» сна будут лекарства или решение во что бы то ни стало заснуть, тогда как в действительности бессонни­ца сама является «средством достижения» конечной цели: завершения незавершенных ситуаций.

Мы понимаем, что без необходимых материалов дом не построить; мы осознаем, что в своем стремлении к удовлет­ворению организм изобретает тот инструментарий, с помо­щью которого может его добиться; во всех этих случаях мы с легкостью признаем, что «средства достижения» и конечная цель представляют собой части одного целого. Но для этого правила существует по меньшей мере одно исключение, про­являющееся в тот момент, когда «средствами достижения» либо пренебрегают, либо применяют их «антибиологическим способом»: идеализм, являющийся установкой, которая с оче­видностью характеризуется сосредоточением исключительно на конечном выигрыше. Я говорю «с очевидностью», посколь­ку, переходя к более пристальному изучению индивидуальных случаев идеализма, выясняется, что сами идеалы выступают в роли средств, при помощи которых достигается удовлетво­рение потребности в любви, оценке по заслугам и восхище­нии. Даже если носитель высоких идеалов утверждает, что его стремление к совершенству проистекает единственно от

Доктор Джекил и мистер Хайд              357

любви к совершенству, он обыкновенно ошибается; он хочет «очутиться в списке праведников», либо же насытить свое тщеславие, выставляя себя в виде совершенства.

Он неспособен принять себя таким, каков он есть, по­скольку утратил «чувство самости», а с ним и побуждение к достижению биологических конечных выигрышей. Утратив осознавание своего биологического бытия, он оказался пе­ред необходимостью оправдания своего существования при помощи измышления «смысла жизни». Эти выдуманные цели, носящие имя идеалов, оторванные от биологической реаль­ности, словно висят в воздухе, ни на что не опираясь, и любая попытка осознать их заставляет человека почувствовать свою приниженность, бессилие и даже отчаяние. Те биологические цели, которые еще не подверглись вытеснению или не могут быть вытеснены в принципе, переживаются в то же время про­тивостоящими идеалам, и борьба с ними ведется до полного изнеможения. В результате — нервные срывы и импульсив­ные вспышки эмоций.

Родители, устанавливая невозможные нормы поведения, превращают жизнь своих детей в ад. Их базовое заблужде­ние состоит в их стремлении к совершенству, а не к разви­тию. Своей идеалистической, амбициозной установкой они достигают как раз противоположного первоначальным наме­рениям: они задерживают развитие, вселяют в детские души смущение и глубокое чувство неполноценности.

Существует одна книга, которая, будучи правильно поня­та, с достаточной ясностью показывает катастрофические по­следствия идеализма: история доктора Джекила и мистера Хайда. Доктор Джекил представляет собой живое воплоще­ние идеала, а не реального человека. Это бескорыстный бла­годетель человечества, остающийся лояльным, несмотря на фрустрации, и стойко сопротивляющийся мощным инстинк­там. Чтобы воплотить в жизнь свой идеал, он использует та­кое «средство достижения» как вытеснение; он вытесняет свою животную сущность, он скрывает под маской мистера Хайда шакала¹. Человек разделяется на две противополож­ности: «ангела» и «дьявола», в сторону одного из них разда­ются приветствия и восхваления, другой вызывает отвраще-

¹ Раскрывая смысл фантазии Стивенсона, Ф.Перлз отмечает фонетичес­кое сходство фамилии Хайд (Hyde) с глаголом «hide» — «прятать, скры­вать». Фамилия Джекил (Jekyll) также многое может поведать о ее носите­ле, являясь созвучной слову «jackal» — шакал {прим. перев.).

358               Терапия сосредоточением

ние и отторжение, но один не может существовать без друго­го, также как не может существовать свет без тени. Изоляци­онисту с благими намерениями не по нутру такая правда. Все-таки идеализм и религия — в своих попытках достичь не­возможного, превратить человеческие организмы в «докторов Джекилов» — создают одновременно миллионы их противо­положностей, «мистеров Хайдов». Без принятия своей биоло­гической «реальности» «идеалист» доктор Джекил и «матери­алист» мистер Хайд продолжат существовать до тех пор, пока человечество не уничтожит самое себя.

Индивид может быть излечен от пристрастия к опиуму, его даже можно вылечить от духовного опиума, идеализма. Одна­ко поймет ли в конце концов человечество, что идеал — не более чем прекрасный мираж, неспособный предоставить ре­ального верблюда и реальную воду для реального перехода через реальную пустыню?

Научное издание

Фредерик Перлз Эго, голодиагрессия

Издательство «Смысл», 103050, Москва, 50, а/я 158. Тел./факс  (095)   195-9328 e-mail:   npf_smysl@mail.ru

http://www.smysl.ru Лицензия ЛР № 064656 от 24.06.1996.

Подписано в печать 29.08.2000. Формат 84x108/32.

Бумага офсетная. Гарнитура Pragmatica. Печать офсетная. Усл.печ.л.  19,34. Тираж 5000.